Когда автомобиль Верны скрылся из виду, Эбби встала и обвела взглядом горизонт.

Всякий раз, любуясь бескрайней прерией, она думала о населявших когда-то эти места индейцах. Ее мама очень любила факты, даты и историю и передала свое увлечение дочерям. Вот и сейчас Эбби задумалась о давно ушедших временах и о преступлении, о котором никто не любил вспоминать. Совсем как Верна Шелленбергер, отказавшаяся говорить с ней об убийстве Девы.

Когда-то по этим прериям, включавшим и то место, на котором в данный момент стояла она, и занимавшим территорию около сорока пяти миллионов акров, кочевали индейские племена канза и осейдж. Они делили землю с миллионными стадами бизонов. Воображение рисовало Эбби глухой стук копыт и темные ленты стад, стекающие со склонов холмов. Но индейцев вытеснили в Оклахому. Чего стоил их вынужденный исход в 1873 году! Что касается бизонов, то их всех убили. У Эбби были друзья, которые на своем ранчо разводили бизонов, и однажды она приехала к ним на экскурсию. Взглянув в свирепые глаза старого быка, она была потрясена до глубины души. В поисках семян местных трав ей случалось забредать на земли резерваций индейцев потаватоми, айова и кикапу. Она сочувствовала этим обездоленным людям, оказавшимся совершенно беспомощными перед беспощадным ходом истории. Она ничего не могла поделать с миллионами совершенных в этих местах преступлений. Но, по крайней мере, она могла помочь раскрыть одно-единственное преступление, совершенное гораздо позже.

Перед тем как покинуть кладбище, Эбби прошептала несколько слов маме и коснулась памятника на могиле Девы.

— Если ты скажешь мне, кто ты, я позабочусь о том, чтобы твое имя узнали и все остальные, — пообещала она мертвой девушке.

Закончив приводить в порядок кладбище, Эбби вернулась домой. Она осталась довольна своей работой. Ее также переполняла решимость установить личность Девы.

Несмотря на выходной день, работы у нее хватало. Цветы ожидали пересадки из грунта в горшки, клумбы нуждались в перекапывании и удобрении, своей очереди дожидалась груда заказов, и еще было необходимо решить, как она будет строить свою новую рекламную кампанию. Но сначала Эбби направилась в спальню, войдя в которую увидела сидящего на краю кровати и натягивающего носок Патрика Шелленбергера. Он был в джинсах, по без рубашки. При виде его широких плеч и рельефных бицепсов Эбби ощутила тянущее чувство внизу живота, без которого она предпочла бы обойтись.

— Где ты была? — поднимая голову, спросил Патрик.

— На кладбище.

— Тебе приятнее посетить кладбище, чем проснуться со мной?

— Не вижу никакой разницы, — улыбнулась Эбби. — Ты спал как убитый.

Патрик рассмеялся.

— Я видела твою маму, — добавила Эбби, подавая ему второй носок.

Он взял носок, но потом отшвырнул его в сторону и потянулся к ней. Эбби оседлала его колени и обхватила руками его талию. Их лица были так близко, что почти соприкасались носами.

— Где? — поинтересовался Патрик, скользя ладонью по ее груди.

— А-а… — простонала Эбби. — На кладбище.

Патрик скорчил гримасу и деланно содрогнулся.

— Кто бы мог подумать, что тебя это возбуждает.

— Патрик! Ты говоришь о своей маме!

Он наклонился, чтобы поцеловать ее, и прошептал ей в губы:

— Я знаю, как мы можем осчастливить мою маму.

— Да? И как же?

— Выходи за меня замуж.

— За тебя замуж? — Эбби так резко отклонилась назад, что чуть не упала. Патрик успел ее подхватить, и она замерла, пристально глядя ему в глаза. — Я даже не знаю, почему разрешаю тебе здесь спать! С какой стати мне выходить за тебя замуж?

— Потому что это самый лучший выход для нас обоих.

— Это самый лучший выход только для тебя, Патрик. — Она встала с его коленей. Он попытался ее задержать, но она оттолкнула его руки. Оказавшись на безопасном расстоянии от Патрика, она погрозила ему пальцем. — Я знаю, что ты задумал. Ты хочешь реабилитироваться и решил, что в твоем плане я должна стать шагом номер два.

— Не совсем, — ухмыльнулся Патрик. — Скорее уж шагом номер шесть. Только не обижайся.

— Еще чего, — закатила глаза Эбби. — Можешь поверить, я на тебя не обижаюсь.

Она развернулась и вышла из комнаты.

— Эй, ты куда? Я только что сделал тебе предложение.

Патрик вскочил, схватил рубашку, отброшенный ранее носок, сапоги-казаки и бросился за ней вдогонку.

— Эбби, я серьезно, — продолжил он, найдя ее на кухне.

— Ты точно не в себе, — не оборачиваясь, огрызнулась она.

Было еще очень рано, около половины восьмого, и солнце едва только начинало просвечивать сквозь белые хлопчатобумажные занавески. И для нее, и дня Патрика весна и лето были самой горячей порой. Для Патрика это означало необходимость каждое утро, просыпаясь у нее в доме, прыгать в машину и мчаться на ранчо. Для Эбби — необходимость преодолеть несколько ярдов, отделяющих дом от теплицы. Некоторые из ее работников отправлялись высаживать цветы и выполнять другую работу в частных дворах и садах, на городских улицах, в офисах. Один-два человека оставались в теплице и помогали Эбби продавать однолетние и многолетние растения, семена, удобрения, черенки, саженцы и самый разный садовый инвентарь.

Но сегодня был праздник, поэтому Патрик до сих пор околачивался у нее дома.

— Хорошо, давай рассуждать здраво, — тем временем говорил он. — Ты сказала, что я хочу реабилитироваться в глазах общественности, и ты, предположительно, один из шагов в этом грандиозном замысле. Если это так, то каковы другие шаги?

Эбби обернулась и изучающе взглянула ему в лицо. Патрик Шелленбергер, старший брат ее друга Рекса, проклятие ее детства, неожиданно для нее самой превратившийся в ее поклонника, бросил носок и рубашку на стул и стоял, прислонившись спиной к дверному косяку, являя миру взлохмаченную шевелюру, обнаженную мускулистую грудь и синие глаза.

— Я интересуюсь исключительно из любопытства, — добавил он, приподнимая брови, что немедленно придало ему невинный вид, которому Эбби нисколько не поверила.

— Я думаю, — ответила Эбби, — что шагом номер один стало возвращение домой и работа на ранчо, что позволило твоему отцу отойти от дел.

Когда он кивнул, согласившись с этим утверждением, она спросила:

— Так в чем же заключается шаг номер два?

— Упорный труд, — мгновенно отозвался Патрик. — Я был обязан добиться успеха.

— Вот оно что. — неохотно протянула Эбби, тем самым признавая, что он преуспел в реализации первых двух шагов. — А каков твой третий шаг?

— Я не должен пить. И должен позаботиться, чтобы все об этом узнали.

— Четвертый?

— Не угодить в полицию.

Эбби изумленно покачала головой.

— Мне трудно поверить, что я поддерживаю беседу с человеком, составившим подобный план. Неужели я так низко пала?

Патрик расхохотался, оттолкнулся от косяка и выпрямился. Внезапно комната стала как будто меньше, а Эбби инстинктивно попятилась. Патрик потянулся, с наслаждением разминая свое поджарое тело от босых пальцев ног до загорелых пальцев рук.

Джинсы его чуть скользнули вниз по бедрам, обнажив полоску светлой кожи там, куда обычно не попадали солнечные лучи.

Эбби не могла отрицать того, что у Патрика потрясающий смех, сексуальный хрипловатый голос, широкие плечи и синие глаза. Время от времени ее тело реагировало и на этот голос, и на эти руки таким образом, что становилось ясно: у него своя точка зрения на этого мужчину. Стоя сейчас передним, Эбби сосредоточилась на том, чтобы ничем не выдать своих чувств. Накануне вечером они с Патриком ужинали в Каунсил-Гроув, после чего он повез ее на свое ранчо, чтобы показать новые стойла и прочие усовершенствования. Стояла изумительная весенняя ночь, а Патрик был мил и романтичен. Под конец он кротко поинтересовался, не позволит ли она ему остаться у нее, вместо того чтобы возвращаться в спальню своего детства в родительском доме.