Митч улыбнулся и замер, выжидая.

— Да, он уже вернулся, — отозвалась из-за двери мама.

Несколько часов назад отец Эбби уехал на вызов. За ужином его не было, и она не слышала, когда его машина подъехала к дому.

— Ты вообще выглядывала в окно? — продолжала мама. — На улице снег, видела?

— Правда?

Эбби обернулась к окну, и Митч сделал то же самое. Они вместе смотрели на густой снег, подсвеченный фонарями на подъездной дорожке.

— Интересно, сколько же его нападает? — снова обернулась в сторону двери Эбби.

— Достаточно для того, чтобы завтра отменили занятия.

— Ура!

Мама снова засмеялась.

— Ты как маленькая. Утром придется сварить тебе горячий шоколад и покатать на санках. Мы ложимся, милая. А ты можешь хоть всю ночь возиться с подарком, если уж тебе это так нужно.

— Спокойной ночи, мама, — рассмеялась в ответ Эбби. — Я тебя люблю!

Произнося последние слова, она смотрела прямо в глаза приятелю.

— Я тоже тебя люблю, — донесся до них удаляющийся голос ее мамы.

Митч одними губами произнес то же самое. Они не шевелились, пока не услышали, как закрылась дверь в спальню родителей. Потом Эбби принялась ерзать, побуждая Митча к действиям.

— Давай разденемся, — предложила она.

Дважды повторять ей не пришлось.

Сколько Эбби и Митч себя помнили, они всегда считали себя женихом и невестой. Им было всего восемь и десять лет, когда они начали украдкой целоваться, а в средних классах научились ласками доводить друг друга до полуобморочного состояния. С годами их поцелуи становились все изощреннее, а при каждом удобном случае они раздевались и ласкали обнаженные тела друг друга. Пальцы Митча много раз бывали внутри Эбби. Ее руки много раз доводили его до разрядки. Но у них еще ни разу не было настоящей близости.

— Я очень тебя люблю, — напомнила ему Эбби.

— И я тебя люблю.

Признание Митча прозвучало так страстно, словно он присягал на Библии.

— Останься у меня на всю ночь, — выпалила она.

— Вряд ли я это вынесу, — усмехнулся он. — Мне лучше уйти.

— Нет. — Эбби вгляделась в его прекрасные карие глаза, которые нежно смотрели на нее. — Останься. Больше ничего не надо выносить.

Митч вопросительно поднял брови.

— Не понял?

— Давай… сделаем это.

— Ты шутишь? Сегодня?

Вместо ответа она погладила его там, где ее ласки были особенно мучительны.

— О боже, Эбби! — застонав, прошептал Митч. Но тут же отстранился и посмотрел на нее. — Ты уверена?

— Да, давай покончим с этим.

Митч снова отстранился.

— Покончим?

— Ты меня неправильно понял, — заторопилась Эбби. — Я хотела сказать, что мы относимся к этому слишком серьезно. Возможно, это неправильно. Меня немного пугает то, какое значение мы этому придаем. Может, после того как сделаем это, мы поймем, что это совсем не страшно. Ведь этим занимаются миллиарды людей. Миллионы людей по всему миру делают это как раз сейчас. В Лондоне и Париже. В Сингапуре и Бангладеш. И даже здесь, в Смолл-Плейнс.

— Не может быть! — насмешливо воскликнул Митч.

— Даже здесь! — еще раз заверила его она. — Я много об этом думала.

— Это заметно.

— Так, может, мы просто…

Митч наклонился и начал нежно ее целовать.

— Я думал, мы дождемся какого-то особого дня. Тогда мы сможем подготовиться и сделать все, как надо. Со свечами и прочей фигней.

Эбби расхохоталась и тут же зажала себе рот.

— Свечи и фигня? Да ты романтик!

Митч тоже рассмеялся.

— Ты знаешь, о чем я. День Святого Валентина… Новый год… Что-нибудь в этом роде. Ужин при свечах. Мы могли бы уехать куда-нибудь, где нас никто не знает.

— И где я буду так нервничать, что все испорчу, — кивнула Эбби.

Он задумчиво сжал губы. Эбби приподнялась и запечатлела на них поцелуй.

— Гм… — наконец заговорил он. — Слишком много ожиданий? Ты это имела в виду?

— Да, слишком много ожиданий от события, которое должно быть совершенно естественным.

— Эбби, это не из-за того, что я уезжаю в университет?

— Господи Иисусе! — громким шепотом воскликнула Эбби. — Я не верю своим ушам! Мне еще надо тебя уговаривать? Я должна убеждать тебя заняться со мной сексом?

— Тс-с-с… Прости, пожалуйста! — перебил он. — Конечно, я тоже этого хочу. Просто я не ожидал… И твои родители рядом.

— У нас играет музыка. Никто ничего не услышит.

— Ну хорошо, а как быть с КР? — прошептал Митч ей на ухо.

Эбби закатила глаза.

— Я не верю своим ушам!

КР было их личной аббревиатурой для словосочетания «контроль рождаемости». Им нравилось обсуждать то, чем они не разрешали себе заниматься. Это позволяло им чувствовать себя зрелыми и сексуальными. За последнее время несколько девушек из их школы забеременели. Эбби и Митч знали, что этого ни в коем случае нельзя допустить.

В противном случае им придется иметь дело с родителями, которые или убьют их, или будут страшно разочарованы.

— Разве у тебя ничего с собой нет? — прошептала Эбби. — Например, в бумажнике?

— У меня? — оскорбленно воскликнул Митч. — Ты думаешь, я их с собой ношу?

— Я думала, что все парни их носят. Рекс так точно это делает.

— Неужели? И откуда ты это знаешь?

— Случайно заметила, когда он как-то забыл бумажник.

— В моем бумажнике ты роешься постоянно. И тебе отлично известно, что там есть, а чего нет.

— Я просто подумала, что, может, у тебя есть…

— Увы, — перебил ее Митч и улыбнулся, — Я не хочу, чтобы кто-то подумал, что ты…

Эбби снова его поцеловала.

— Спасибо.

Некоторое время они ласкали друг друга.

— Они есть у папы. Внизу. На полке в кабинете.

Ее отец был медиком, врачом обшей практики, и принимал пациентов в клинике, расположенной в пристройке к дому.

Митч снова отстранился.

— А это откуда тебе известно?

— А как ты думаешь? Ты что, никогда не заглядываешь в вещи своего папы?

— На какой они полке? — улыбнулся Митч.

— В кладовке с медикаментами. Сразу как войдешь, слева, на пятой полке снизу. В коробке с надписью…

— Дай угадаю. Гондоны?

Эбби захихикала.

— Ага! Суперсмазка, суперудовольствие, максимальная защита. — Вдруг она посерьезнела и нахмурилась. — Тебе эта идея не нравится? Может, ты не хочешь ими пользоваться?

Митч покраснел.

— Я понятия не имею, нравится мне эта идея или нет. Но звучит заманчиво.

— Мне тоже так кажется.

— Эбби…

— Митч! Да, да, да. Сейчас, сейчас, сейчас. Ты, ты, ты. И я.

— Я тебя люблю, — отозвался он. — Я в шоке. Но я тебя люблю.

Со стороны спальни родителей донесся шум воды из сливного бачка в туалете.

Они снова застыли.

— Лучше немного подождать, — прошептал Митч, и Эбби разочарованно застонала. — Давай сначала убедимся, что они спят, — предложил он. — А потом я схожу вниз. Надо только позвонить Рексу, чтобы он меня подстраховал. Вдруг предки заметят, что меня нет дома.

— Я не могу ждать! — воскликнула Эбби.

— Я помогу тебе отвлечься.

Они снова начали целоваться, по на этот раз были перевозбуждены и заметно нервничали, чего прежде никогда не было.

Крик старшего брата разбудил Рекса, и он вскочил с постели, чувствуя себя полным идиотом. Он уснул, делая домашнее задание.

«Черт побери! — думал он, пытаясь подняться. — Уже и поспать нельзя!»

— Что случилось? — крикнул он. — Который час?

— Неважно! — заорал из коридора Патрик, его старший брат. — Главное, чтобы ты поднял свою ленивую задницу и отнес ее в грузовик!

— Зачем?

— Выгляни в окно, дебил!

— Патрик! — укоризненно воскликнула мать и закашлялась.

Рекс обернулся к окну и тут же все понял. Вот черт! За окном сверкал снег. Много снега. Хлопья налипали на стекло и тут же уносились прочь, подхваченные порывами ветра. «Папа будет в ярости», — подумал Рекс. Если бы его старик мог арестовать Бога за то, что он обрушил на них эту метель, он бы немедленно это сделал. Вслед за этим он арестовал бы соседа и подвесил его на двери ближайшего хлева. Девятью месяцами раньше владелец соседнего ранчо позволил своим быкам сломать забор и ворваться на пастбище, где паслись телки Шелленбергеров. Неизбежным результатом этого вторжения стало то, что они, вместо того чтобы отелиться, как положено, в марте, собрались делать это сейчас, причем выбрали для этого самый худший момент. Несколько телят уже появились на свет, и сегодня ночью ожидалось появление еще как минимум одного или двух. Если они не подоспеют вовремя, мокрые новорожденные телята в считаные минуты замерзнут насмерть. Их матерям это тоже на пользу не пойдет.