Патрик перестал потягиваться, встряхнулся и сунул большие пальцы за шлевки на поясе джинсов. Глядя на нее в упор, он продолжил:

— Шаг номер пять: обмануть всеобщие ожидания и не связаться с какой-нибудь девицей.

— Не пить, не попадать в полицию, не встречаться с какой-нибудь девицей, — начала загибать пальцы Эбби. — Вот это да! Перед таким молодцом ни одна женщина не устоит! — Она напустила на себя чопорный вид. — Мне не нравится слово «девица».

— Почему? — совершенно искренне растерялся Патрик.

— Почему? — Она так гневно воззрилась на него, что он не выдержал и улыбнулся. — Если ты сам этого не понимаешь, объяснять бесполезно. Просто прекрати его употреблять, вот и все. Тебе необходимо научиться быть вежливым.

— Но ведь с тобой я вежлив.

— Да, но только потому, что тебе кое-что от меня нужно.

— А вот тут ты права.

Патрик расплылся в похотливой улыбке, стремительно шагнул вперед, сгреб Эбби в охапку и попятился, увлекая ее за собой.

— Отпусти меня! Патрик! Мне надо покормить птиц!

Ее ждали не только дела, но и полная веранда ручных птиц.

Вместо того чтобы выпустить Эбби из объятий, Патрик прижал ее к себе еще крепче и наклонился, чтобы поцеловать.

— Вот видишь, Эбби, — шептал он, целуя ее брови, кончик носа и постепенно опускаясь к губам, — нам хорошо вместе. Мы подходим друг другу. Мы нужны друг другу. Ты мне нужна, потому что с тобой я буду выглядеть респектабельно. А я тебе нужен, потому что… если честно… — Патрик фыркнул прямо ей в губы, — …с твоим прошлым ты никому больше не нужна.

— С моим прошлым? — Эбби резко отстранилась. — С каким еще прошлым? Что ты имеешь в виду?

Он пожал плечами и снова напустил на себя невинный вид.

— Твоя первая любовь от тебя сбежала, да так больше и не вернулась. Если ты с кем-нибудь встречаешься, это никогда не длится дольше нескольких месяцев. Ты не можешь найти другого мужчину…

— Кто бы говорил о прошлом!

Эбби уперлась ладонями Патрику в грудь, оттолкнула его и направилась к выходу.

— Вот именно! — крикнул он ей вслед. — Именно об этом я и говорю! Мы созданы друг для друга. Эй, Эбби, у тебя не найдется чистого полотенца? Я хочу принять душ.

— В бельевом шкафу, — отозвалась она. — Там же, где и всегда. И ты бы знал об этом, если бы не был так ленив и брал полотенца сам. — И неожиданно для себя Эбби вдруг выпалила: — Патрик, а что ты чувствовал в ту ночь, когда вы нашли мертвую девушку?

Он моргнул, нахмурился и направился в душ, небрежно бросив через плечо:

— Рекс рассказал тебе, что я тогда был дома? Никто не должен был этого знать. А как, по-твоему, что я мог чувствовать? Хреново мне было, вот что я тебе скажу. Надеюсь, это было в первый и в последний раз.

Эбби, открыв рот, смотрела на то место, где несколько мгновений назад стоял Патрик.

Она ожидала, что он спросит, откуда взялась эта безумная идея, и совершенно не ожидала, что он подтвердит ее догадку! Ее вопрос был чистой воды блефом. Эбби задала его только потому, что ее сбило с толку то, что она услышала утром на кладбище. Особенно с учетом того, что ей в память врезались слова Рекса, произнесенные в тот день, когда они нашли Надин Ньюкист. Хотя, если быть точной, ей запомнилось, что он как будто хотел что-то сказать, но сдержался. «Папа и… Мой папа тоже там был».

Она не знала, почему ей это запомнилось, но оно всплыло из-за того, что Верна… Что Верна? Оговорилась? Проговорилась? Солгала?

И все же Эбби не ожидала, что Патрик подтвердит: произнеся слово «мальчики», Верна не оговорилась. И теперь Эбби совершенно не представляла, как ей быть с полученной информацией. Почему все считают, что девушку нашли только Рекс и Натан, в то время как с ними был и Патрик? И почему Верна ей солгала?

Эбби понимала, что сама она очень слабо помнит те события.

Она тогда ни на что не обращала внимания. И даже много позже уходила от любых разговоров на эту тему, поскольку они неизбежно возрождали в памяти горестные воспоминания.

Быть может, такая каша в голове только у нее, а все остальные гораздо отчетливее представляют себе картину того трагического времени?

Это многое бы объясняло, и все же…

Ей было не по себе, хотя она сама не понимала причин своего беспокойства.

Эбби казалось, что туман, окружавший ее на кладбище, последовал за ней домой. Она покачала головой и подошла к кофейнику, чтобы заварить свежий кофе для Патрика.

Она встречалась с Патриком уже три месяца. Ему потребовалось почти столько же, чтобы убедить ее куда-нибудь с ним сходить. Ей казалось, что если бы в городе был хоть один свободный и презентабельный мужчина, то она ни за что не согласилась бы иметь дело с Патриком. Их связь не одобрял даже его брат. Патрик не нравился ее подругам. Но что ей оставалось делать? Переехать в большой город, где мужчин гораздо больше, чем в Смолл-Плейнс? Сидеть всю жизнь дома?

Зато Патрик умел ее рассмешить.

Внезапно Эбби бросилась в спальню и распахнула дверь ванной комнаты.

— Патрик! Ты сказал, что хочешь на мне жениться. Ты меня любишь?

— Полюблю! — завопил он, перекрикивая шум льющейся воды.

«Вот!» — подумала она. Вот такие мелочи и заставляли ее улыбаться и качать головой, прощая ему все остальное. По крайней мере, он был по-своему честен. Или, возможно, было бы правильнее сказать «прямолинеен». Возмутительно прямолинеен. И еще он был очень хорош собой, опять-таки — на свой грубоватый манер. И в постели хорош. Этого тоже нельзя было сбрасывать со счетов. А иногда с ним было просто весело, и они дурачились и хохотали, как подростки. Но выйти замуж за Патрика Шелленбергера, имеющего репутацию бешеного и непредсказуемого человека… Эбби сомневалась, что ему удастся измениться коренным образом.

Если она решится на такую глупость, Рекс ее убьет. Неужели у нее совсем не осталось выбора?

— Почему ты хочешь реабилитироваться в глазах общественности, Патрик? — снова крикнула она. — Зачем тебе это?

Вместо ответа Патрик начал во весь голос распевать какую-то песенку.

Когда он вернулся в кухню, от него пахло шампунем и чистотой, несмотря на то что пришлось надеть вчерашнюю одежду.

— Насчет того, что в ту ночь я был дома… — заговорил он, принимая из рук Эбби чашку кофе. — Ну, тогда, когда мы нашли девушку… Ты давно об этом знаешь?

— Не помню, — уклонилась от ответа Эбби и пожала плечами.

— Кто еще об этом знает?

— Понятия не имею.

— Не надо об этом распространяться, ладно?

— Почему об этом никто не должен знать?

Он обаятельно улыбнулся.

— Потому что ваш покорный слуга тогда только что вылетел из Канзасского университета. Поэтому я и был дома.

— Я не знала, что ты вылетал из университета.

— Вот именно. — Он снова улыбнулся. — Родителям было за меня стыдно. Отец меня чуть не убил. Да я и сам был от себя не в восторге. Все должны были думать, что я бросил университет, потому что мне там не понравилось.

— Ну ладно, за меня можешь быть спокоен, — кивнула Эбби. — На моих устах печать молчания.

Он прижался ртом к ее губам.

— Вот теперь это действительно так, — прошептал он и, отстранившись, уселся на кухонный стул, чтобы закончить одеваться.

Он дотянулся до одного из своих сапог и начал его натягивать.

— Черт побери!

Эбби развернулась к нему от столика у раковины, на котором резала фрукты.

— Что случилось?

Патрик размахивал правым сапогом.

— Они снова это сделали! Твои чертовы птицы опять нагадили сюда! — На его лице была такая ярость, что Эбби показалось: он вот-вот свернет кому-то шею. Или ей, или птицам. — Ты только посмотри на это!

Он развернул сапог так, чтобы Эбби увидела стекающую по подкладке белую струйку. Было ясно, что кто-то сел на голенище и опорожнился.

— Ох, Патрик, мне очень жаль! — с трудом сдерживая смех, воскликнула Эбби.