Примерно такие же трансформации происходили в юности с графом Анри де Сен-Симоном и с тосканским аристократом, потомком Микеланджело, Филиппо Буонарроти.

Правда, девять десятых из числа подобных «вновь родившихся» затем отшатнутся от революции, а многие из них при Робеспьере угодят на гильотину.

Мале, как и Буонарроти, не отшатнулся. Напротив, он стал заядлым якобинцем, верным режиму II года. Он участвовал в революционных войнах, выполнял ответственные миссии Комитета общественного спасения, и поэтому термидор стал для него национальной трагедией. Он воспрянул духом только после демократического переворота 18 фрюктидора. Жил он тогда в Безансоне и объединял вокруг себя всех местных якобинцев и патриотов; в числе их находились его старые соратники, будущие филадельфы Корнель и Лемар. Общими усилиями они нажали на правых, организовали революционный трибунал и приступили к расправе с роялистами. Граждане Безансона, ценя революционный дух и энергию Мале, избрали его своим депутатом в Совет пятисот. Куда там! Потепление было временным. Термидорианцы кассировали выборы представителей левых группировок. Как ни сопротивлялся Мале, ему и его соратникам под возрастающим нажимом Директории пришлось покинуть Безансон. Вскоре он оказался в действующей армии.

Во время итальянской кампании генерал-якобинец показал себя инициативным и бесстрашным командиром. За боевые заслуги верховное командование произвело его в дивизионные генералы. Однако Бонапарт, придя к власти и хорошо зная прошлое Мале, не утвердил его в этом звании, оставив генералом бригады.

Бонапарт…

Если он до какой-то степени разобрался в Мале, то Мале понял его еще раньше и, оставаясь стойким республиканцем, возненавидел до глубины души. Недаром ходили упорные слухи, что, будучи начальником Дижонского лагеря, Мале, войдя в сговор с оппозиционным генералом Брюном, собирался арестовать Бонапарта во время инспектировки войск и не сделал этого только потому, что Первый Консул в Дижон не поехал…

Вскоре между ними произошла личная встреча. Произнеся несколько ничего не значащих слов, Первый Консул вдруг зорко взглянул на генерала.

— Когда-то я служил с одним капитаном артиллерии по имени Мале… Нет, это были не вы. Вероятно, ваш брат…

Бонапарт помолчал, затем прибавил:

— Он был по убеждениям роялист. А вы, как я догадываюсь, республиканец…

Первый Консул ждал ответа. Если бы генерал Мале стремился к карьере при новом режиме, он должен был бы отрицать свой республиканизм, тем более что понимал — весь разговор о «брате» был примитивным камуфляжем.

Но строптивец не стал ничего отрицать. Он промолчал и лишь чуть кивнул головой, что можно было понять как полное согласие с репликой Первого Консула.

Наполеон был разочарован, но не сдался. Он ценил талантливых людей и, даже чувствуя противостояние, не сразу делал для себя окончательный вывод.

Хотя Мале проголосовал против пожизненного консульства, и Наполеон знал об этом, он произвел упрямца в командоры ордена Почетного легиона. Ответом явилось весьма холодное письмо Мале, в котором он обещал «быть достойным общества, основанного на любви к свободе и равенству».

…К свободе и равенству — это в 1802 году! Такое обещание звучало как прямая угроза усиливающемуся авторитарному режиму!

Но подлинную оплеуху властителю неуемный Мале закатил два года спустя. Он счел уместным письменно «поздравить» императора, отправив послание, составленное в следующих словах:

«Гражданин Первый Консул, мы присоединяем наши чувства к тем французам, которые желают видеть нашу родину счастливой и свободной. Если наследственная империя есть единственное убежище от бед — будьте императором, но употребляйте весь авторитет, который дает вам высшая администрация, чтобы новая форма власти основывалась на способе действий, избавившем нас от бездарности и тирании ваших наследников. Иначе в один день мы потеряем часть нашей свободы и наши дети будут упрекать нас за то, что мы ею пожертвовали».

За подобную дерзость другой бы заплатил немедленной потерей свободы. Однако и на этот раз Наполеон оставил дело без последствий. Он словно дразнил и раззадоривал пылкого республиканца, провоцируя его на новые шаги.

И тогда последовала ангулемская история.

В этот день господин Фуше прибыл с докладом очень рано.

Согнувшись перед императором в угодливом поклоне, он положил на стол объемистую папку.

— Что это? — спросил Наполеон.

— Сир, здесь мною подобраны материалы Ангулемского дела.

— Ангулемского дела? — Наполеон прикинулся непонимающим.

— Да, ваше величество. Речь идет о генерале Мале.

— Ах, о генерале Мале…

Наполеон лениво перебирал бумаги. В общем, он знал все это. Рапорты префекта Боннэра об анархистских сборищах, о пении революционных песен… Ничего конкретного, ничего весомого… И заключительный вопль префекта: «Даю слово чести, что генерал Мале является одним из главных противников правительства…» Каково? Вместо того чтобы заставить своих людей работать и собрать материалы, дает «слово чести»! Кому оно нужно, это слово!..

Фуше терпеливо ждал. И, как обычно, угадал мысли Хозяина.

— Ваше величество, материалов для обвинения недостаточно.

— Вы так думаете, Фуше?

— Мне так кажется, сир.

— Мне уже давно многое кажется. Но когда только кажется, это плохо. В свое время бедняга Реаль слишком поторопился с Моро. И что же? Мы сели в лужу. А посему повременим.

Всем своим видом Фуше изобразил полное согласие.

— Повременим, Фуше. Надо проникнуть в их планы, и не на допросах в тюрьме, как было с Моро. Надо выявить сообщников, чтобы прихватить всех разом. Подождем. А вы пока встряхните ваших людей. Больно уж они нерасторопны…

Неизвестно, каким бы оказалось продолжение этого разговора, но тут произошли события, которые сами собой определили дальнейший ход «дела Мале».

Период «умиротворения» неожиданно оборвался.

Впрочем, так ли уж неожиданно?

Да и был ли вообще подобный период?

Ибо Амьенский мир давно уже превратился в фикцию — Франция и Англия ф о р м а л ь н о находились в состоянии войны с мая 1803 года.

Но до самой осени 1805 года военных действий не велось.

По меткому выражению историка, это была «война льва с китом»: Англия не могла ущемить противника на суше, Франция не могла осилить его на море.

Наполеон это понимал.

В течение почти двух лет вынашивал он план морского десанта на берега Британии, резонно полагая, что только так может дотянуться до противника. В течение почти двух лет возводил он свой печально знаменитый Булонский лагерь, который остроумный Моро некогда окрестил «школой купальщиков».

Но «искупаться» французам так и не довелось.

Булонский лагерь, стоивший колоссальных средств, так и не понадобился.

Пока французские генералы и адмиралы собирали войска и укрепляли флот, сэр Уильям Питт, вновь ставший английским премьером, щедро бросая фунты стерлингов, сумел сколотить новую коалицию, в состав которой наряду с Англией вошли Россия, Австрия и Неаполитанское королевство. Французскому императору в сентябре 1805 года пришлось срочно перестраивать свои войска и менять направление их движения с запада на восток — вместо Лондона на Вену. Начиналась предсказанная Буонарроти цепь войн, которые теперь (почти без перерыва) будут продолжаться до конца царствования.

Тогда-то все генералы и офицеры, до этого болтавшиеся по городам и гарнизонам, были призваны в действующую армию.

В числе других оказался мобилизованным и генерал Мале. Он присоединился к итальянской армии маршала Массена и действовал со своими частями в районе Вероны.

Но вот что интересно. Его адъютантом во время итальянской кампании стал не кто иной, как некий полковник Уде…