— Хм, — не сдержал я улыбки. — Ты не поверишь, но я каждое утро так думаю. И сегодня не исключение!

— Ладно, Лешка, пошли завтракать. Скоро все и так выяснится…

— Присаживайтесь, господа, в ногах правды нет.

Верховный указал на шесть кресел по левую сторону от его стола. С правой стороны тоже стояли кресла, но всего три. И они уже были заняты.

В среднем сидел человек, которого в бункере знали все, но видели очень редко. Это был профессор Синевский, вечно пропадающий на техническом уровне, которым он и руководил. По бокам от него расположились два парня лет восемнадцати, которые, насколько я помнил, учились на техников. Но имена их вспомнить не мог. А может, и не знал.

Мы же, не сговариваясь, рассаживались по старшинству званий. Первый, ближе к Верховному, подполковник Смирнов, далее майор Овчинников, капитан Устинов, старший лейтенант Васильков, лейтенант Котов и я последний как самый младший — не по званию, а по возрасту.

Верховный, вставший из-за стола с нашим приходом, сейчас снова сел, обвел всех изучающим взглядом и, посмотрев на профессора, кивнул.

— Добрый день, друзья! — начал профессор. — Сегодня наступил день, который как я надеялся, не наступит никогда. И я вынужден признать, что мы к нему оказались совершенно не готовы. Извините, если придется вывалить на вас много ненужных подробностей, но я хотел бы начать издалека.

Как все вы, должно быть, знаете, наш бункер не что иное, как полностью автономное бомбоубежище, предназначенное для длительного проживания большого количества людей. В свое время его построил для своей семьи Александр Сокольский, очень состоятельный человек. Его тогда считали параноиком, так как никто не верил в возможность ядерной войны, но Сокольского это не остановило. Он действительно был немного не в себе, слишком уж зациклился на этой идее. Но, тем не менее, оказался прав. Сокольский нанимал лучших архитекторов и инженеров, привлекал для постройки лучшие умы своего времени и вкладывал в проект баснословные деньги.

При этом оказалось, чтобы это все работало, была вода, еда, свет и воздух, на объекте должно трудиться огромное количество людей. И он, привыкший жить в роскоши, нанимал рабочих, предоставляя им жилье в бункере вместе с их семьями. Как вы, должно быть, уже догадались — мы потомки этих рабочих. Из-за своей паранойи олигарх спас им всем жизнь. Но одного он не предусмотрел — среди населения бункера не оказалось ученых. Было много умных людей, которые прекрасно справлялись со своими обязанностями, но, к сожалению, среди них не оказалось выдающихся умов. И сейчас, спустя два столетия, это нам аукнулось…

Профессор замолчал, уставившись в одну точку.

— Мне, конечно, льстит, что я ношу звание профессора, но считаю, что его присвоили незаслуженно. Там, в пекле Последней Войны, погибли лучшие умы человечества. А я же так просто, надеюсь, неплохой специалист. Один из многих…

Один из молодых парней, увидев, как побледнел Синевский, вскочил, подбежал к столу Верховного и, налив в стоявший там стакан воды из графина, протянул его профессору.

Верховный прокашлялся и, переведя взгляд с профессора на нас, произнес:

— Если вы позволите, то я продолжу. Как уже сказал профессор, мы все потомки рабочих, заселивших этот бункер два столетия назад. А для охраны бункера были наняты профессиональные военные. Но наше убежище расположено довольно глубоко, имеет все необходимые мощности для самостоятельного жизнеобеспечения, поэтому в их услугах не возникло надобности. Постепенно количество военных сократили, передавая их опыт лишь единицам. И вот сейчас, когда население нашего бункера превышает пять тысяч человек, у нас есть всего лишь шестеро действующих Охранников. Признаться, в этом есть и моя вина. Я никогда не думал, что в нашем спокойном и безопасном обществе могут потребоваться ваши умения. Но вот этот день наступил. Профессор, вы продолжите?

Синевский, с лица которого уже сошла бледность, кивнул:

— У нас случилась ужасная беда! Надежные системы воздухоснабжения, которые не требовали серьезного ремонта почти два столетия, выходят из строя. Они уже сейчас работоспособны только на шестьдесят процентов. И к моему большому сожалению, мы не в состоянии их починить. Нам просто не хватает знаний об устройстве этой сложнейшей системы!

— Извините, профессор, — перебил Синевского подполковник Смирнов. — Но чем в данной ситуации можем помочь мы?

— Ах да, — спохватился профессор. — Я бы хотел, чтобы вот эти молодые люди (он указал на парней, сидевших рядом) получили знания, необходимые для ремонтных работ.

— Простите, но я не понимаю.

Смирнов, да и все мы удивленно смотрели на профессора.

— Я сейчас все объясню. Перед началом войны и изоляцией бункера его основатель, как я думаю не совсем законно, сумел заполучить копию одного очень ценного устройства. В нем содержатся данные о всех достижениях человечества. Но, к сожалению, мы не имеем возможности считать с него информацию. Устройство считывания начали строить в нашем убежище за несколько дней до ядерной атаки и, увы, не успели закончить. Именно поэтому, господа, вам предстоит сопроводить этих молодых ученых к единственному, по моим данным, действующему устройству считывания…

Он опять ненадолго замолчал, но теперь мне казалось, что он смотрит прямо на меня.

— На поверхность! В Москву!

Наш поход на поверхность длился уже третий день. При этом оказалось, что мы к нему совершенно не готовы! Все, чему нас учили, не могло помочь нам в выжженной пустыне, совершенно не приспособленной для жизни людей.

В первую же ночь мы потеряли троих… Командира, Володьку Котова и одного из парней Синевского. С ним я даже познакомиться не успел.

Пройдя за первый день всего шесть километров, мы остановились на ночлег у какого-то практически разрушенного здания, окруженного густой растительностью. Тогда нам оно показалось безопасным. Перекусив выданными консервами, мы, распределив время дежурства, залезли в уютные спальные мешки. Первая вахта досталась Котову, а через два часа я должен был его сменить. После сложного и непривычного перехода я практически сразу заснул. И, как мне показалось, почти мгновенно проснулся от звуков выстрелов.

Попытавшись вскочить, я, забыв про спальный мешок, запутался в нем и грохнулся на землю. Пока я вылезал из мешка, все уже закончилось. Обо всем случившемся рассказал майор Овчинников.

Оказывается, они с подполковником не легли сразу, а остались у костра вместе с часовым. Возможно, именно поэтому мы не погибли все.

Сверху из темноты на Котова упала какая-то тварь и, схватив лейтенанта за разгрузку, попыталась взлететь. Но, видимо, не рассчитала силы и, взмыв вверх метра на три, упустила свою добычу. Котов, упав на спину, потерял сознание, а летающая бестия снова спикировала к нему.

В этот момент совершенно нелогично начал действовать Смирнов. Забыв про автомат, он кинулся на тварь с ножом и получил страшнейший удар крылом, который практически оторвал ему голову. Тварь же, снова схватив лейтенанта, опять попыталась взлететь, и только на высоте пяти метров ее достала очередь из автомата Овчинникова. Выпустив Котова, летающая пакость рухнула в кусты, но практически сразу взлетела снова и, больше не делая попыток напасть, улетела. К тому времени уже все были на ногах и, ничего не понимая, смотрели на два тела, лежащие недалеко от костра. Котову не повезло. Видимо, второй раз он упал вниз головой и сломал шею. На Смирнова же вообще было страшно смотреть. Спустя полчаса выяснилось, что также пропал Семен, один из молодых ученых. Просто пропал вместе со спальным мешком. И поиски по ближайшим окрестностям ничего не дали. На рассвете мы похоронили наших товарищей, вырыв неглубокие могилы и поставив самодельные кресты.

После чего Овчинников приказал плотно поесть, потому что до вечера остановок не будет. А до меня только сейчас дошло, что накопитель информации, из-за которого и был затеян весь наш поход, мог бы находиться у Семена, и тогда весь наш поход был бы напрасным.