— Воздух!

Теперь уже хорошо стало видно, что в небесном океане плывет не пылинка, а серебристый крестик. Он быстро увеличивался, направляясь к шоссе.

— Разведчик!

— «Юнкерс»!

Восклицания девушек слились со стуком кулаков Давыдовой по кабине.

Дверка открылась. Лейтенант высунул голову и сердито спросил:

— В чем дело?

— Воздух! — лаконично доложила Давыдова. — «Юнкерс», курс девяносто.

Ляхов взглянул на небо. Вражеский разведчик, хищно накренившись, шел на них.

— Рассыпаться! В кювет! — скомандовал лейтенант.

Машины резко остановились на краю дороги. Не выпуская из рук винтовок, девушки прыгали на землю и разбегались в разные стороны.

Вражеский пилот, наверно, видел это с высоты, но гоняться за каждой не мог. Были уже не те времена, когда «юнкерсы» и «хейнкели» охотились даже за отдельным человеком на дороге. Теперь этот одинокий озверевший фашист, который залетел сюда с какого-то последнего гитлеровского аэродрома в Румынии, был рад возвратиться целым из разведывательного полета. Впрочем, заметив две машины без зенитных пулеметов, он не мог отказать себе в удовольствии расстрелять их.

Зина, спрыгнув на землю, увидела, что и вторая машина остановилась и девушки бросились в поле. Андрей, схватив чью-то винтовку, уперся в борт и прицеливался в приближающийся самолет. Она крикнула: «Андрей!» — но в это время кто-то толкнул ее и повалил в траву.

Самолет оглушительно прогрохотал моторами над головами девушек. В этом гуле утонула пулеметная очередь. Кое-кто из девушек и лейтенант Ляхов, лежа на спине, стреляли по самолету из автоматов.

Зина, приподнявшись, тревожно смотрела на Андрея. Тот все еще стоял среди дороги, у машины, и пулю за пулей посылал вдогонку уходящему самолету. На его лице было написано такое отчаяние, такая горькая боль, что Зина испугалась, подумав, что Андрей ранен. Но вот он понял бесцельность своей стрельбы, опустил винтовку и сошел с дороги.

Промчавшись над машинами, фашист набрал высоту. Вот опять в небе маленький силуэт, потом — серебристый крестик, и наконец — тоненькая черточка, которая колышется на волнах воздушного океана.

В это время над капотом переднего автомобиля заструился серый дымок. Струйка дыма быстро начала розоветь, рыжеть.

Шофер первый выбрался из кювета и побежал к машине.

— Песок! Давайте песок! — закричал он изо всех сил.

«Какой песок? Где его взять! — подумала Зина. — Надо гимнастерками накрывать». Она тоже бросилась к грузовику. Вместе с ней, стаскивая с себя одежду, спешили еще несколько девушек. Другие, горстями сгребая на дороге пыль, насыпали ее в пилотки. Но не успели солдаты подбежать к машине, как прозвучал взрыв. Это взорвался бензобак. Пламя перебросилось в кабину.

Давыдова и шофер, ухватившись с двух концов за гимнастерку, на которой высилась горка пыли, подтянули ее к автомобилю и вытряхнули на пламя. Пыль поднялась легким облачком. Они бросились опять сгребать ее на дороге. Тем временем пламя подобралось к кузову, начало лизать борта.

— Все за мной, разгружать! — скомандовал лейтенант Ляхов.

Зина, Давыдова, Зара, до крови обдирая пальцы, пытались развязать веревки, крепившие к бортам брезент. Ляхов выхватил из кармана галифе складной нож и полоснул им по прочной ткани.

Обжигая руки о горячий металлический крюк, шофер с грохотом отбросил правый борт.

— Держи! — крикнул лейтенант, вскочив в кузов и протягивая Зине телефонные аппараты.

Девушка быстренько подхватила их, на миг остановилась, не зная, куда лучше их поставить.

— Подальше от машины, — заметив ее растерянность, закричал лейтенант.

Зина перепрыгнула через кювет, поставила на землю аппараты и устремилась назад. Навстречу ей мчались девушки с тяжелым ящиком гранат.

Тем временем прибежали с Андреем солдаты из второй машины, уцелевшей во время налета.

Пламя и дым поднялись стеной. На багровом фоне диковинно выделялась длинная фигура Ляхова, который поспешно подавал девушкам катушки с кабелем.

Двое солдат с шофером продолжали засыпать пылью передок машины. Но уже загорелся кузов. Красные языки, еле заметные в море солнечного света, с шипением и треском подбирались к грузу.

Андрей отбросил левый борт и, обжигая руки, стаскивал с машины на землю тяжелые кули с мукой. Зина обежала вокруг машины, чтобы помочь ему.

Ляхов тоже старался успеть хоть что-нибудь еще выхватить из огня, как прозвучал второй взрыв — загорелась забытая в суматохе канистра с маслом. Горящее масло пламенем растеклось по кузову.

— Шабаш! Всем отойти! — Ляхов еле успел выскочить из пылающего кузова. Он не удержался на ногах и упал. Попробовал подняться, но только застонал и снова повалился на траву.

Давыдова и Зара подхватили командира взвода под руки и оттащили от дороги. Только теперь Ляхов понял, что обжег ноги. Его гордость — хромовые сапожки — потеряли блеск, покоробились. Девушки осторожно разрезали их и стянули. Давыдова дрожащими руками перещупывала мешки с продуктами. Где-то было сливочное масло, выданное для дополнительного пайка. Нашла размягченный пакет, разорвала и смазала обожженные пальцы и икры ног Ляхова. Зара вскрыла индивидуальные пакеты и начала ловко наматывать бинты, и ноги лейтенанта стали похожими на толстые обрубки.

— Что же будем делать, товарищ лейтенант? — вырвалось у Малявиной.

— Первым делом привести себя в порядок!

Девушки невольно посмотрели друг на друга. На их лицах пот, пыль и копоть. Только сейчас они вспомнили, что без гимнастерок. Зина бросила испуганный взгляд на Андрея, стыдливо обхватила себя руками и побежала искать одежду. Давыдова метнулась на дорогу, там, возле догорающего автомобиля, валялась ее измазанная гимнастерка. Другие девушки тоже торопливо одевались. Одна Малявина не спешила. Худенькое тело девушки отливало матовой белизной, только шея, где ее не закрывал воротничок гимнастерки, да кисти рук были покрыты густым загаром. Не обращая внимания на шоферов, она неторопливо разыскала в траве одежду и начала старательно вытряхивать ее.

— Быстрее! Быстрее! Мы не на прогулке! — напомнил Ляхов.

Резкий окрик командира оказал свое действие. Малявина тоже заторопилась.

Зина, отряхнув гимнастерку и одевшись, решилась подойти к офицерам.

— Товарищ лейтенант Земляченко! Вы не обожглись? У вас весь правый рукав прогорел.

Не обращая внимания на подружек, не думая, как это может быть расценено ими, она смело взяла Андрея за руку, расстегнула манжет и стала осторожно закатывать рукав.

Андрей не противился.

— Да ничего страшного, — только и сказал он. — Чуток, видно, ожег. Не беда. До свадьбы заживет… — вдруг улыбнулся он. — Вот только гимнастерку жалко…

Волнение, которое охватило Зину при виде обожженной руки Андрея, помешало ей вслушаться в его слова и, когда тот улыбаясь сказал о свадьбе, Зина растерянно взглянула на него, не понимая, как можно сейчас говорить о таких вещах. Но потом она поняла, что это ведь только пословица, и, покраснев, стала закатывать левый рукав.

Давыдова принесла масло и, несмотря на протесты Андрея, вместе с Зиной густо смазала им всю правую руку и отдельные очаги на левой. Потом девушки забинтовали раны.

Когда с этим было покончено и девушки отошли, Ляхов о чем-то посоветовался с Андреем, разглядывая вместе с ним карту, с трудом вытащенную из вздутого, покоробившегося планшета. Оставив Ляхова сидящим на траве, Земляченко с радистами быстро снял со второй машины походную рацию, поднес ее к командиру взвода и настроил на волну роты.

Доложив Лаврику о нападении «юнкерса» и пожаре и получив приказ о дальнейшем движении, Ляхов, опираясь на плечо Андрея, медленно, превозмогая боль, поднялся.

— Что смотрите? Не видели меня? — пробурчал офицер в ответ на сочувственные взгляды бойцов. Он протянул левую руку в сторону:

— В две шеренги становись!