Младший сержант передвинула модель вправо и повернула ее носом на север.

— Докладывайте, Чайка!

— «Хейнкель», курс триста шестьдесят… — продолжить Зине не пришлось. От наблюдательной площадки долетел голос Алиевой:

— Товарищ младший сержант! Машина по курсу триста шестьдесят! Кажется, командирский «козел».

Девушки вскочили на ноги. Машина спряталась за откос, но шум мотора был слышен отчетливо. На всякий случай начали надевать гимнастерки. Давыдова побежала в хату. Оружие, одежда, вещи — все на местах, в полуразрушенном помещении — чистота.

Тем временем командирская машина скользнула в лощинку и начала вскарабкиваться на бугор. Не доехав до проволочной изгороди, она остановилась. Давыдова мигом очутилась рядом с автомобилем:

— Товарищ капитан! Личный состав поста ноль девять выполняет боевое задание по воздушному наблюдению. Дежурит рядовая Алиева. В воздухе спокойно. Нарушений нет. Докладывает начальник поста младший сержант Давыдова.

— Нет нарушений? Докладываете неточно.

Он сделал паузу, наблюдая за лицом Давыдовой, на котором отразилось беспокойство.

— Не везде замаскирован как следует шлейф. Ясно?

Давыдова растерялась.

— Буря сорвала листья, — наконец нашла она оправдание. — Это только вы сумели рассмотреть, товарищ капитан.

— Думаете, противник будет менее внимательным, чем я? После грозы выходили на линию?

— Нет, товарищ капитан.

— Ну вот. Исчезла у вас вчера связь — вы починили на быструю руку, и все. Под Морозовской из-за такой поспешности… — Он вдруг оборвал себя. — Чем занимаются люди?

— Тренируются на моделях самолетов.

При появлении капитана девушки подтянулись, встали «смирно».

— Здравствуйте, товарищи! — поздоровался с ними Моховцев.

— Здравия желаем, товарищ капитан!

— Как живете?

— Хорошо.

— А служите, товарищи, не совсем хорошо.

Девушки молчали.

— Кто выходил на линию во время грозы? — обратился он к Давыдовой.

— Ефрейтор Чайка и рядовая Алиева.

— Почему же вы, Чайка, небрежно исправили линию?

Зина вытянулась еще больше. Тоненькая, как молодая березка, она стояла немая, неподвижная, и только кудряшки, что выбились из-под пилотки, шевелились под ветром на ее лбу.

— Только и всего, что соединили оборванные концы… Оставили кабель на земле. О маскировке шлейфа совсем не подумали, — продолжал капитан. — Нехорошо! Ведь вы, Чайка, пришли из батальона, должны быть образцовым воином. Ясно?

— Так точно!

— А что у вас с ногой?

— Да ничего… разбила коленку, товарищ капитан. — Она спокойно посмотрела на командира.

— Садитесь! — смягчился Моховцев и тяжело опустился на траву возле Зины. — Ранка большая? Йодом сразу залили? — спросил он.

— Сразу, товарищ капитан.

— Может, отвезти вас в батальон, показать врачу?

— Да нет, товарищ капитан… Уже не болит.

— Ну, смотрите… Не думайте, что капитан придирается к вам, солдатам, — обратился он уже ко всем. — То, что записано в уставах и инструкциях, добыто дорогой ценой, ценой крови. Ясно? Помню, во время отступления под Морозовской, на Дону, прокладывали шлейф. Шли, шли, дошли до грунтовки, остановились… Что надо в таких случаях, скажите, Чайка?

Зина хотела подняться, но капитан движением руки остановил ее.

— Если есть по сторонам высокие деревья, можно линию подвесить на сучьях.

— А если нет деревьев?

— Тогда сделать канавку поперек дороги, положить в нее кабель, засыпать землей.

— И все?

— По-моему, все.

— А по инструкции? Да вы сидите, сидите. — Капитан прищурил глаз. — А? Так вот, ефрейтор Стеценко выкопал неглубокую канавку, положил кабель и присыпал его землей. Поглубже выкопать и утрамбовать землю, как того требует инструкция, он поленился. А ночью шли танки, разбросали гусеницами мягкую землю, перетерли провод. Связь исчезла. А тут ворвались немцы… Так и погиб наш пост, лишенный связи с ротой… Ясно?.. Ну, идемте в дом. Чем богат он у вас?

Командир осмотрел противогазы, лопатки, похвалил за хорошо вычищенные винтовки, приказал гуще прикрыть ветками потолок.

— Обедали? — спросил он, выходя во двор.

— Еще нет, — ответила Давыдова. — Может, и вы с нами, товарищ капитан?

— А не объем?

— У нас говорят: где пятеро едят, и шестому юшки хватит, — пошутила Зина.

Она знала, что с батальонного поста ее отправили по приказу капитана, после беседы с замполитом догадывалась почему, но, не считая себя виноватой, восприняла это как простое перемещение по службе.

— Правду говоря, я не большой любитель юшки, но попробую.

— Чайка, Малявина, вынесите стол, — приказала Давыдова.

Капитан прошел с Давыдовой к котловану, проверил расстановку указателей и возвратился к хате.

Стол оказался обыкновенным расшатанным ящиком. Малявина протерла его чистой тряпкой, принесла белое полотенце и постелила перед капитаном. Потом аккуратно нарезала хлеб и столбиком сложила ломтики.

— Столовый прибор у меня свой, — предупредил Моховцев, вынимая из кармана складной нож в комбинации с вилкой и ложкой.

К импровизированному столу Зина принесла дымящийся котелок, из которого вкусно пахло. — Украинский борщ?

— Эге, — откликнулась девушка.

— Это вы так вкусно готовите? — спросил капитан, попробовав борщ.

Зина порозовела, опустила глаза.

— Меню по дежурной, — улыбнулась Давыдова.

— Яснее!

— Разрешите, товарищ капитан… — вмешалась Малявина. — У нас полный интернационал на посту. Когда готовит обед Алиева, обязательно будет суп-харчо или шашлык. Если хозяйничает, как вот сегодня, Чайка, едим борщ, жаркое, иногда галушки, а когда кухарит младший сержант, лакомимся настоящими сибирскими пельменями…

Пока Малявина оживленно разговаривала с капитаном, Зина налила борщ шоферу, который сел на бревно против командира.

— Ложка есть?

— Не такой, конечно, агрегат, как у капитана. — Солдат наклонился и достал из-за голенища обыкновенную алюминиевую ложку. — Но это оружие у меня всегда исправно! — пошутил он.

— А вы почему не садитесь? — спросил Моховцев у девушек.

— Сначала гости, а потом хозяева, — скромно ответила Давыдова.

— Это вы нам отдали юшку, а себе оставляете погуще? — добродушно говорил капитан, посматривая на Зину.

Моховцев ел мало. Наверно, хотел только снять пробу с солдатского котла.

Обедая, он время от времени останавливал свой взгляд на Зине, которая, налив гостям полные миски, отошла к порогу хаты.

Странно менялись глубокие глаза Моховцева, когда он смотрел на Зину. В них появлялась грусть и вместе с тем вспыхивали, как язычки огня в затухающем костре, теплые огоньки. Но ненадолго — сразу же огоньки гасли, и Моховцев становился мрачным. В душе капитана, видимо, происходила какая-то борьба.

Солдаты ничего не замечали. Только Зина встревоженным сердцем угадывала, что происходит с капитаном. Это ее волновало и пугало.

Она обрадовалась, заметив, что шофер быстро расправился с борщом. Бросилась к печи и вскоре возвратилась с котелком каши.

Моховцев отказался от второго блюда.

— Сыт, сыт. Благодарю. — Он резко поднялся. — Не намокли вчера продукты?

— Нет, спасли.

— До приезда старшины хватит?

— Еще и останется, товарищ капитан.

— А что с остатками делать будете? — прищурясь, спросил Моховцев.

— Поедим, товарищ капитан, — в тон ему ответила Малявина.

Капитан усмехнулся и неторопливой походкой направился к машине. Шофер был уже на своем месте. Приглушенно гудел мотор. Давыдова шла на полшага сзади капитана.

Но вот он неожиданно остановился, обернулся. Остановилась и Давыдова. Девушки выстроились возле хаты, провожая командира глазами.

Моховцев несколько секунд о чем-то размышлял. Потом негромко позвал:

— Чайка!

Зина подбежала и стала навытяжку перед командиром. Как раз в это самое время у Давыдовой нашлось дело к шоферу, и она оказалась возле автомобиля.