— Помоги, Аллах, помоги твоему почитателю! Это измена, мы обречены на смерть! Они убьют нас, господин и ограбят! — закричал Шабати.

— Что с тобой, дурак? О чем ты хнычешь!

— Видите ли вы в отдалении огни эти? Это шайка арабов, нет — целое племя! Тс! Около десяти тысяч расположены лагерем вокруг костров. Если мы попадем в их руки — мы пропали. Помоги, Аллах!

Странные мысли возникли в голове Леопольда, и им овладел страх. Неужели Сансиасса Газы выдал их в руки разбойников, чтобы разделить с ними добычу!

— Твой страх нам не поможет! Что делать в этом случае?

— Ничего нельзя делать, господин. Мы уже не можем уйти от них. Поверь мне, несколько сотен этих головорезов уже успели нас окружить и высматривают теперь, обратимся ли мы в бегство. Я не ожидаю ничего хорошего, пока шейх их не предложит нам своего гостеприимства у входа в его палатку!

— Неужели, Шабати, нет никакого средства расположить их в нашу пользу и внушить им уважение?

— Свет моих очей, солнце-путеводитель, будь прославлен! Алла иль Алла, Бог есть Бог! Да, господин, есть такое средство, и оно в твоих руках!

— Что же это такое?

— Когда в пустыне встретится враг, которого нельзя одолеть, то его ублажают сказками и песнями. О, запой, господин! Я привязал лютню к седлу твоего верблюда на случай, если ты захочешь усладить свое сердце и утешить друзей твоих в пустыне. Пой безыскусно, бессвязно и дико, как поют арабы!

— Но как же, скажи мне?

— Ты должен петь, как говоришь, только возвышенным слогом, но без рифм, коротко и отрывисто. В конце каждой строчки возьми несколько аккордов, как бы аккомпанируя себе. Вот так, например:

«Я солнце западной страны, сын золотой женщины! Я несу знамя великого Мелика севера, выступающего на войну с тьмою коней».

— Довольно, я теперь знаю! Вели всем остановиться, мы должны переговорить с товарищами, чтобы никто из них не сделал ничего, что могло бы нам повредить. Объяви им об опасности и придуманном нами способе, чтобы избежать ее.

Караван остановился, как было приказано. Шабати и Леопольд сообщили об опасности и о том, что притворная гордость и спокойствие — единственные средства спасения. Все с ним согласились, предупредительнее всех был Фогленг, причиной тому был страх. Он боялся, чтобы арабы прежде всего не напали на него и не убили его, так как на его дромадере находилось все добро путешественников. Решено было держаться вместе, и в таком порядке двинулись они в путь. Леопольд ехал впереди, Шабати отвязал лютню, вынул ее из кожаного футляра и подал Леопольду. Рыцарь провел по ней пальцами и взял несколько шумных аккордов. Тишина кругом была столь полной, ночной воздух так прозрачен, что звуки уносились далеко и раздавались точно в церкви.

Скоро рыцарь заметил множество темных точек, приближавшихся быстро с разных сторон, и он нарочно брал только отдельные аккорды, пока не разглядел, что это такое. То были всадники, окружившие караван на приличном расстоянии. Тогда Леопольд начал петь, и чувство, внушавшее ему слова, было так сильно и утешительно, что заставило его забыть об опасности, и, только окончив песню, он увидел то, что Шабати уже давно заметил.

Лагерь арабов был уже близок. Черные шалаши тянулись бесконечным рядом, между ними дымились костры. Когда иноземцы подъехали к шалашам, толпа всадников окружила их. Наконец друзья наши въехали на открытое место, где возвышалась большая палатка. Им приказали слезть с верблюдов и ожидать шейха, т. е. предводителя этих воинственных кочевников. Между тем как они исполняли это приказание, Шабати велел Леопольду взять в руки лютню и повторить свою песню как только он ему сделает знак. Через несколько минут явился шейх, пожилой, но еще бодрый мужчина, в длинном белом одеянии и опоясанный красной шалью, за которую был заткнут его ятаган, богато разукрашенный драгоценными камнями. На голове у него был красный тюрбан с орлиными перьями, в руке жезл. Его сопровождали десять или двенадцать вооруженных мужей, одетых в бурки, то были старейшины племени, которые составляли совет. Они расположились кругом, в середину его ввели путешественников, между тем как остальной народ, мужчины и женщины, теснились вне круга и с любопытством глядели на иноземцев. Пока все это происходило, Леопольд имел возможность и время осмотреться и набраться решимости. Когда вожди племени важно заняли свои места, Шабати выступил на середину, скрестил на груди руки и, низко поклонившись шейху, объяснил в длинной речи, что певец-иноземец — друг его господина, Рамлинского бея, зятя иерусалимского паши, что он храбрый и сильный эмир севера, сын солнца, он приехал с генгиром вместо меча, чтобы посетить замечательные местности, особенно же храбрых арабских воинов. Теперь он из Иерусалима отправляется на Синай, а оттуда, по Красному морю, — в Египет, чтобы затем рассказать своим соотечественникам, какие чудеса сотворил Аллах и в какие хорошие руки он отдал свои творения. Окончив речь, Шабати низко поклонился.

Раздались одобрительные восклицания. Шейх поднялся с места и сказал:

— Если иноземный эмир приходит с такими мирными намерениями и такой надеждой на Бога, тогда пусть он сам расскажет нам в своей песне, кто он такой и с какой целью путешествует!

Шабати сделал знак, и Леопольд повторил свою песню, с той только разницей, что в конце каждой фразы переводчик повторял его слова подобно глашатаю. Пение нашего героя произвело удивительное впечатление. Шейх встал, подошел к Леопольду, обнял его и торжественно предложил быть его гостем.

— Храбрый и искусный брат мой! Сыны пустыни приветствуют тебя! Народ мой будет служить тебе по дружбе, не требуя платежа. Будь моим гостем вместе с твоими товарищами, и да поразит меня ангел смерти в детях и внуках, если мы тебя не проведем безопасно до святой горы Амозиса (Моисея), на которой был дан вечный закон всем народам!

Арабы угостили путешественников всем, что только было у них лучшего. После ужина Леопольд опять взял свою лютню и вновь привел всех в восторг. Легли спать очень поздно, в голове рыцаря теснилось множество мыслей: простота и радушие арабов напомнили ему о нравах патриархальных времен, ему казалось, что он отдыхает в шатрах Авраама и Иакова.

На другой день шейх дружески простился с гостями и дал им сорок арабов под начальством собственного сына, чтобы проводить их до Синая. Во время пути не случилось ничего особенного.

Приехав в Каир, наши друзья вместе с другими путешественниками остановились у места сбора пошлины. Пока рассматривали товары купцов, торопившихся на базар, Леопольд и Шабати стояли несколько поодаль, возле своих верблюдов. Вдруг Шабати указал Леопольду на почтенного еврея с белою, как снег, бородой, он сидел среди своих чиновников и отдавал приказания.

— Старик этот — начальник еврейских сборщиков и, верно, один из их ученых раввинов, потому что здесь все занимаются этим выгодным ремеслом. Если нам удастся приобрести его расположение, тогда мы можем быть спокойны.

Леопольд сообщил переводчику, что у него есть рекомендательные письма штеттинских евреев.

— Если они написаны по-еврейски, тогда они нам может быть, помогут. Дай мне их. Я передам их старцу от твоего имени.

Леопольд дал ему письма — и Шабати отправился с ними к старику еврею. Переводчик был малый сведущий, перед шейхом пустыни он произнес длинную речь, тут же он понимал, что это ни к чему, поэтому молча стал перед иудеем, скрестив на груди руки.

Старик медленно повернул к нему голову.

— Что такое?

— Господин мой поручил мне передать тебе эти бумаги. — Он подал их еврею.

Последний развернул бумаги, заглянул в них и с удивлением приложил руку ко лбу, потом прочел наскоро до конца оба послания и свернул их опять.

— Кто ты такой?

— Я Шабати, переводчик из Триполи.

— Приведи ко мне твоего хозяина и его спутников вместе с верблюдами!

Шабати поспешил исполнить его приказание, и немецкие путешественники явились перед старцем с Леопольдом во главе.