Позвали людей, и Иоанну уложили в постель, затем послали нарочных за доктором в Штатгарт, к Борку и к дочерям Иоанны.

Лето и зима прошли очень печально. Гассо и Гертруда, дочери и зятья приезжали по очереди, чтобы ухаживать за Иоанной и рассеять ее мрачное настроение.

Эйкштедт написал Иоанне и Леопольду письмо, в котором просил: забыть прежние несогласия из-за старинной дружбы и родства. Далее он прибавлял, что жена его и дочь обнимут Иоанну с прежней любовью и хотят выразить ей это лично, как только им можно будет приехать в Блумберг. Это письмо возымело очень благотворное влияние, оно подняло упавший дух Иоанны, возбудив в ней новую надежду. Ответ ее был самый дружеский. Считая Сидонию виновницей смерти Буссо и ссоры с семейством Эйкштедтов, она надеялась теперь, что женитьба Леопольда на Анне уничтожит проклятие.

Бернд фон Бонин, муж Бенигны, отправляясь в Штеттин по своим делам, взялся передать фрейлине Сидонии письмо Леопольда, в котором последний сообщал ей о проклятии, брошенном ей Буссо перед своей кончиной. Но Ведели очень ошибались, думая, что известие это потрясет закостенелую совесть красноволосой красавицы.

Прочитав письмо Леопольда, она сказала смеясь:

— Ну, по крайней мере, один из бесполезных сельских дворянчиков умер из-за меня как смелый воин, вам же, оставшимся глупцам из дорогой родни, уже, наверное, так не посчастливится!

Прошел траурный год, и весна со своим зеленым знаменем опять вступила в страну. Казалось, будто Иоанне все-таки суждено было совершенно выздороветь и увидеть с радостью осуществление мечты всей ее жизни.

Госпожа Эйкштедт приехала с Анной в Блумберг. Послали тотчас же в Кремцов известие о намерении обеих дам приехать туда дня через два, вместе с Гассо и Гертрудою, вероятно было, что гости останутся довольно долго. Иоанна с надеждой стала ждать гостей.

Был великолепнейший день, когда кавалькада отправилась из Блумберга в Кремцов.

Госпожа Эмма и дочери ее были очень нарядны, и кто видел Анну пять лет тому назад, должен был сознаться, что она так похорошела, что должна была обворожить всякого, кто на нее взглянет. Когда они достигли высоты, на которой стоял веттерский дуб, старый Бятко приветствовал их с кремцовской башни игрою на рожке, а в замке начали готовиться к торжественной встрече. Хотя Иоанна все еще была в трауре, но лицо ее сияло, и радостная надежда покрыла румянцем ее бледные щеки. Леопольд же в первый раз нарядился в блестящий рыцарский костюм, который очень шел к его благородному, свежему и веселому лицу, окаймленному красивой бородкой, придававшей ему вид еще более мужественный — так, что немногие в Померании могли бы сравниться с ним.

Когда рог затрубил, отворили двери зала. Рыцарь сел на своего лучшего коня, голова, шея и грудь которого также были покрыты броней, между тем как на его спине красовался черный бархатный чепрак, на котором был вышит герб Веделей. И Леопольд поскакал навстречу гостям. Иоанна прошептала с сияющими глазами:

— Милосердный Боже, дай, чтобы это удалось наконец!

Потом она села у окна, между тем как прислуга, со смотрителем во главе, была расставлена в зале в праздничных нарядах.

Леопольд выехал из реплинских ворот и видел, как гости его спускались с высоты. Несмотря на расстояние, которое их разделяло, он тотчас узнал Анну и чувствовал, что кровь бросилась ему в лицо.

«Ну, ну успокойся, друг мой! — сказал он сам себе. — Неужели рыцарь также получит отказ, как некогда получил молодой мальчик?»

С Анной фон Эйкштедт, неизвестно почему, случилось то же самое, как только она его завидела. Яркая краска покрыла лицо ее, и она ощутила нечто вроде испуга. Неужели это был глупенький Леопольд прежних времен? Как он переменился! Какая благородная осанка и как он похорошел! Она не в состоянии была победить свое смущение, когда он к ней подъехал.

— Добро пожаловать в Кремцов! — воскликнул весело рыцарь. — От имени матушки приветствую вас, госпожа канцлерша. — С этими словами подъехал он к ней и поцеловал руку, которую она ему протянула. — Здравствуйте, Гассо, Гертруда, а вы, барышня, — прибавил он с улыбкою, — позвольте мне уверить вас в моем истинном почтении, — говоря это, он ловко повернул лошадь, так что очутился возле Анны.

«Черт возьми, — подумал он, — она прелестна! Берегись, дружище, глаза у нее бедовые».

В своем замешательстве Анна едва могла произнести несколько вежливых фраз в ответ на его любезное обращение, это смущение доказало Леопольду, что он произвел на нее впечатление и он поклялся, что если Амур судил ему испытать вновь мучения любви, он уже ни за что не хочет быть побежденным.

— Должен предупредить вас, любезные мои гости, что вы, хотя найдете в Кремцове прежнюю дружбу, но увидите также большие перемены.

— Моя дорогая Иоанна все еще не совсем здорова! — заметила жена канцлера.

— Я желал бы, чтобы она была совсем здорова. Однако постигшее ее в прошлом году горе было слишком тяжелое, к тому же так как матушка живет одна со мною и уже не окружена, как прежде, молодою веселою толпою, то она чувствует себя очень одиноко.

— Гассо рассказал нам, — прошептала Анна, — что вы из любви к ней отказались от военных радостей?

— Это было моей обязанностью и думаю, что я не совсем дурной сын. Однако сегодня, дорогие мои гости, матушка выглядит моложе десятью ходами и так весела, что должен желать, чтобы вы остались в Кремцове как можно дольше. Постараюсь из благодарности быть любезным, что мне не очень трудно будет с вами, барышня, если только вы будете так добры и не отвернетесь от любезного человека, намерения которого честны, хотя и у него есть свои недостатки.

Говоря это, он протянул Анне руку, будто предлагая ей примирение.

Она улыбнулась и робко положила свою маленькую ручку в его руку, покрытую железной перчаткой.

— Будьте уверены, господин рыцарь, что я приму от вас все так же искренне, как вы это мне предлагаете!

— Замечательно. И поскольку трудности первого приветствия остались за спиной, возвратимся сейчас же к нашему прежнему тону, который наш милый Кремцов уже так давно не слышал.

— Это мы непременно сделаем, — сказал Гассо, — и я благодарю тебя, Леопольд, что ты сумел сейчас же найти его.

— А, вы, кажется, знаете толк в тонах, — заметила, улыбаясь, канцлерша. — Вы, говорят, отличный певец.

— Неплохой, не стану скромничать. Когда я служил под начальством графа Фольрада, я певал иногда, также в Венгрии при звоне стаканов, когда главное дело не в искусстве, а в веселости. Со времени же моего приезда сюда, само собой разумеется, я бросил песни.

— Это понятно, — заметила Анна, становясь все доверчивее. — Но если, как вы говорите, мы своим присутствием принесли радость в ваш дом, то не будет ли это достаточною причиной, чтобы заставить вас спеть?

— Для этого довольно будет одного вашего желания, барышня, но я должен вам сказать, что не делаю ничего даром.

— Как мне понимать это? — спросила она с легким трепетом и запинаясь.

— Ну что же, вы должны будете из благодарности, сказать мне, нравится ли вам или нет моя песнь. Вам, конечно, приходилось слышать лучших певцов и лучшие стихи, чем те, которыми восхищаются на войне, и потому вы должны быть снисходительны. Главное дело ведь в содержании, если же оно вам не нравится, вы мне скажите, равно как и причину.

— Я также обращаю основное внимание на содержание. Но, господин рыцарь, не рассердитесь, если я буду слишком откровенна?

— Как можно сердиться на это! Но может случиться, что мы не сойдемся во мнениях и тогда мы дружески поспорим немножко, это будет еще веселее, не так ли?

Все громко засмеялись и поскакали вдоль деревни к порталу замка.

Леопольд первый соскочил с коня и помог слезть канцлерше, которая тотчас обняла Иоанну и долго держала в объятиях.

— Ты, Гассо, — сказал Леопольд, — прислуживай своей жене, я же воспользуюсь тем, что у меня нет жены, и буду кавалером этой дамы. Вы позволите?