— Ты уже все знаешь? — начала смущенно Иоанна.
— Кроме всего этого проклятое сатанинское дитя сказало правду: оно незаконное произведение моей жены и старого плута Барнима! Они опозорили мой щит и мое имя! Убедилась ли ты, наконец, в моем несчастии?
Иоанна молчала и с тяжелым вздохом прошла по комнате.
— Ты всегда для меня — любимый брат. Чем несчастнее, тем дороже ты для меня!
— Но я теперь бесчестный человек я не могу быть более опекуном твоих детей!
— Неужели ты думаешь, что я тебя освобожу от обязанности, которую ты принял для успокоения мужа и меня? Ты исполнял ее, как честный человек. — Она обвила своими руками его шею. — Теперь ты еще нужнее мне и неужели я должна теперь лишиться твоей помощи! Ты не можешь и не должен оставлять меня и детей, если хочешь сохранить чистую совесть! Буссо там заперт внизу, он должен быть рыцарем. Не дядей, а строгим начальником ты будешь ему!
— Буссо — рыцарь? Пятнадцатилетний? Ты безумна сестра!
— Да, я была безумной. Сидония повлияла на многих моих детей, она сделала Буссо своим рабом и вовлекла в безнравственную связь. Пусть он служит слугой, пока ты не найдешь его снова достойным чести и имени Веделя!
— И это она сделала? Каким образом?
Иоанна нагнулась к уху брата и рассказала все.
— Да, да, я верю! Девка посвящена во все хитрости и наслаждения, как и мать ее! Что же ты не прислала ее ко мне? Я вышиб бы душу из этого мерзкого тела!
Он не докончил, — сжатый кулак и мрачный взгляд досказали остальное.
— Этого-то я и боялась, — возразила сестра. — Пришлось бы мне тогда оплакивать моего брата! Нет, Ганс, не единственный сын моего отца, а Бог будет судьей в этом деле.
— Верно, верно, — я погиб бы из-за нее.
— Неужели ты потерял всякую надежду, что она еще может исправиться?
— Исправиться? Она скорее может испортиться, если сам император предлагает ей помощь и хочет окружить ее роскошью! Она видит примеры безнравственности в Штеттине, да кроме того, в самой сущности ее лежит разврат. Заговори с ней о нравственности, об истинной любви и верности — она так же мало поймет, как и в греческом языке. Но когда-нибудь позор покроет ее, а вместе с ней и мое имя! О Боже, зачем я взял такую жену!! Однако к делу! — Он вытер слезы. — Я возьму Буссо, и ты снова получишь его честным человеком и храбрым солдатом.
Иоанна пожала руку брата.
— Когда ты думаешь ехать?
— Сейчас, только немного перекушу.
— Гассо и Гертруда теперь согласились на брак по своему желанию. Не хочешь ли ты посмотреть на детей?
— После свадьбы. Что мне теперь за радость видеть их? Собери все для мальчика и дай ему верного слугу с собой. Я ведь не всегда могу следить за ним, надо слугу, который удержал бы, если он вздумает удрать.
— Пусть едет сын Юмница.
— Ну, приготовь же все.
Прощание с Буссо было печально. Никто из сестер не мог видеться с ним, и только из верхних окон могли они проститься с братом. После такого разрешения, девушки побежали в сад, нарвали цветов и веток и приготовили венки и букеты для прощания. Все они собрались у окон. Прислуге тоже запрещено было прощаться. Перед главной дверью стояли четыре лошади, около них были слуга Борка и сын Юмница. В зале, кроме матери и капитана, был только один Гассо.
— Желаю тебе счастья, племянник, — сказал Борк. — Ты начнешь спокойную, радостную и благородную жизнь. Мне же, бедному, не удалась она. Прими совет от своего дяди, никогда не напивайся, обращайся с людьми хорошо, береги свою жену, как ангела, заботься о своей чести, о детях! Так! — он обнял Гассо. — Я приеду в день твоей свадьбы. Теперь к Буссо.
Несчастный вышел через несколько минут с братом, бледный, печальный и сильно похудевший.
Иоанна обратилась строго к брату:
— Здесь я передаю герцогскому капитану господину фон Борку этого испорченного мальчика, который когда-то был моим сыном и звался Буссо фон Ведель. Он должен служить последним, он увидит меня в отеческом доме только тогда, когда смоет позор, перестанет делать глупости и сделается храбрым рыцарем.
Она хотела уйти.
— Неужели у тебя, матушка, нет более ни одного слова для меня? — остановил ее Буссо.
— Могу ли я почтить твой отъезд, когда первый твой шаг в жизни был позорным! А как бы я хотела!
— Милая, милая матушка!!
— Да, твоя милая, но еще и гневная мать! Смой свой грех, мальчик, и тогда я снова обниму тебя! Бог поможет тебе.
Ее голос прервался, и она скрылась на лестнице.
— Буссо фон Ведель, ты все еще слуга. Если ты не откажешься от похоти и от моей дочери, — Борк показал пистолет, — то тебя убьет твой начальник! Будь я подлец, если не выполню своего слова! На лошадей!
Они сели на лошадей, и цветы посыпались на отъезжающих. Венок, брошенный Буссо самой матерью, упал на голову, а потом на плечо и тут повис.
— Сохрани вас всех, Боже! — воскликнул грустно мальчик, обращаясь к окнам.
— Подними голову, племянник! Твоя мать бросила тебе венок чести, заслужи его!
— Клянусь телом, носившим меня, и смертью отца.
Они поехали. Мрачные ворота затворились за ними. Мать и сестры сошли с башни и видели, как четверо проезжали по дороге около леса, в последний раз замахали они платками Биато, сторож, вывесил старое ведельское знамя, и его рожок прогремел в долине: Бог — наша твердая крепость!
Начались веселые дни, еще раз Иоанна видела себя счастливой матерью. Поздней осенью приехал канцлер с супругой, и Гассо с Гертрудой были обвенчаны. Число гостей было огромное, по завещанию, всякое известное дворянское померанское семейство должно было присутствовать на свадьбе Веделя. Приехал также Иоганн Борк с Буссо. Мягкий характер молодого человека одержал победу. Он был усерден на службе и по своему желанию снова начал посещать латинскую школу в Штатгарте. Здоровье и силы мальчика возвратились, но он был невероятно тих и серьезен. В Кремцове начались пиршества, целый день танцевали пели и играли. После венчания в Кремцове, совершенного достойным отцом Матфеем, был устроен выезд новобрачных в наследственное имение Фюрстензее и Блюмберг. Впереди детей выехала Иоанна в почетные ворота новобрачных. Она была в золотом платье, обшитом красным и черным бархатом, это же платье когда-то украшало ее в день собственной свадьбы. Всего приятнее для новобрачных было, когда кончилось торжество и гости с матерью и сестрами уехали обратно, оставив их наслаждаться счастьем.
Вскоре после свадьбы Гассо некоторые события привлекли внимание Иоанны.
Приехавший канцлер совершенно убедил ее в дурных намерениях обер-гофмейстерши фон Борк. Та вовсе и не думала посылать свою дочь в Кремцов исправиться, но честолюбивая мать надеялась, что Сидония, ее достойная ученица, сильно привяжет к себе Буссо, и потому Иоанна вынуждена будет женить своего старшего сына на Сидонии и сделать ее владетельницей Кремцова.
Кроме того, Сидония должна была посеять взаимную и непримиримую вражду между детьми Эйкштедта и таким образом расстроить брак Гассо с Гертрудой и Леопольда с Анной Главной причиной этого коварного желания было наследство Маргарита думала, что если Леопольд и Гассо не женятся то тогда все поместья Курта перейдут к Буссо и Сидонии. Как мать она тоже думала запустить свои когти в эти богатые владения. Если бы Сидония действовала точно по приказанию матери, то со своим дьявольским искусством она могла бы осуществить эти планы. Но в том-то и дело, что дочка вовсе не хотела плясать под дудку матери. Кроме того, Сидония была еще не столь целеустремленна чтобы неутомимо преследовать свои цели. Прием, оказанный в Кремцове возбудил в ней невыразимую ненависть ко всему дому. Иоанна со своими детьми показалась ей глупой и невежественной и она хотела только одного, показать свое превосходство над этим семейством и посеять вечную вражду между его членами. В Штеттине она еще не могла пустить в ход свои хитрости, — здесь же, среди наивных людей ее коварству открывалось свободное поле действий. Поступки ее были следствием всего испорченного воспитания. Здесь, в деревне она задумала воплотить в жизнь и свои таланты и наставления матушки. Дьявольски хладнокровный характер такой несвойственный молодым людям, помогал ее делу. Впрочем за столь удачный исход она должна была благодарить свою вторую наставницу Нину. Но искусство, с которым велось все дело, показывало, что Сидония со временем превзойдет обеих воспитательниц.
