И мнение Адмирала совершенно искренне разделяли многие его спутники. Микеле Кунео, который участвовал в кубинском плавании, писал, что после того, как корабли вдоль кубинского берега прошли на юг и юго-запад 60 лиг, все, видя, куда следует этот берег, пришли к выводу, что перед ними материковая земля.

Акт… Присяга… Спору нет, торжественная сходка на палубе «Ниньи» вызывает недоумение у людей XX века. Но Адмирал недаром семь лет провел в скитаниях по канцеляриям кастильского королевства, он прекрасно изучил бюрократические нравы коронных ведомств, он знал, что в глазах их высочеств бумага, скрепленная подписями свидетелей, по всей форме заверенная нотариусом, стоит в сто раз дороже словесного сообщения или простого отчета о плавании к «азиатским» берегам.

Десять тысяч мараведи штрафа, урезанные языки, плети… Все это звучит дико для современного уха, но ведь заключительный параграф акта был вписан в этот документ в 1494 году. И к чести Адмирала надо отметить, что эти страшные кары остались лишь пустыми угрозами. Микеле Кунео привел один любопытный случай: аббат Лусена, любознательный «пассажир» экспедиции, открыто заявил, что, по его разумению, Куба не материк, а остров, и Адмирал не счел возможным лишить его языка. Лусене по возвращении в Изабеллу строго-настрого приказано было не покидать Эспаньолу. Он, таким образом, отделался неким подобием «подписки о невыезде».

13 июня Адмирал отправился в обратный путь, который оказался гораздо тяжелее пути, пройденного в западном направлении, моряков совершенно изводили встречные восточные пассаты. Приходилось держаться как можно ближе к берегу, но тут досаждали бесконечные мели. До Садов Королевы флотилия плелась 25 дней, затем Адмирал направился к Ямайке, обошел ее с юга, 19 августа миновал восточную оконечность этого острова — мыс Морант, и вдоль южного, еще не обследованного берега Эспаньолы проследовал к Изабелле, куда прибыл 29 сентября. Это было невероятно тяжелое плавание, корабли постоянно давали течь, приходилось днем и ночью откачивать воду, а сил у моряков не было, припасы иссякли, и в сутки люди получали фунт заплесневелых сухарей и пинту прокисшего вина.

И тем не менее Адмирал счел своим долгом сделать изрядный крюк и обойти южные берега Ямайки и Эспаньолы.

За лето 1494 года Адмирал совершил новые выдающиеся открытия. На картах мира прорезались южные берега Кубы, открыта была Ямайка, прояснились контуры Эспаньолы.

В последние дни плавания Адмирал тяжело заболел, пять месяцев, проведенных в постоянных трудах, основательно расшатали его здоровье. В Изабелле Адмирала вынесли на берег на руках, ходить он не мог.

Печальную картину застал правитель Индий, вернувшись на Эспаньолу.

Отбывая в плавание, Адмирал поручил коменданту крепости Святого Фомы Педро Маргариту усмирить окрестных индейцев и навести на острове порядок. Маргарит истолковал распоряжение Адмирала по-своему. Собрав свое войско — 360 пехотинцев и 14 конников, он вторгся в долину Вега-Реаль и стал разорять селения, до которых еще не успел добраться Охеда. В итоге, как отмечает Фернандо Колон, «по вине Педро Маргарита возмутились почти все индейцы» (58, 179–180).

Одновременно он выступил против Совета пяти, который правил островом в отсутствие Адмирала, и предпринял некоторые шаги, чтобы сосредоточить в своих руках власть. Совет дал беспокойному арагонскому кавалеру отпор, и тогда Маргарит бросил своих соратников, пробрался в Изабеллу и на одном из кораблей, посланных советом на родину, бежал в Кастилию. Прах Эспаньолы одновременно отряхнул со своих ног и глава духовной миссии Берналь Бойль, оба дезертира прибыли в Кадис и никаким взысканиям не подверглись. Более того, они были приняты с распростертыми объятиями при дворе, и Овьедо писал, что Маргариту королевская чета доверяла как свидетелю второго плавания гораздо больше, чем Колумбу. Что же касается Бойля, то весной 1495 года он послан был в Рим с весьма ответственным дипломатическим поручением. Бойль причинил на Эспаньоле не меньше вреда, чем Маргарит, он подстрекал против Адмирала всяческих смутьянов и грозил ему отлучением от церкви за крутые меры, принятые против бездельников и тунеядцев.

После бегства Маргарита его войско превратилось в банду разбойников, вооруженные до зубов солдаты рассеялись по всему острову и стали истреблять и грабить беззащитных индейцев. Ни Совет пяти, ни прибывший на Эспаньолу из Кастилии брат Адмирала и Диего Колумба, Бартоломе, не в состоянии были унять распоясавшуюся солдатню. О «подвигах» колонистов Фернандо Колон сообщает следующее: «В результате бегства Педро Маргарита каждый стал творить с индейцами все, что взбредет в голову. У индейцев отнимали жен и так над ними измывались, что они из мести стали убивать отбившихся от отряда или одиноких воинов» (58, 180). Лас Касас к этому добавляет, что «ужасные, наводящие страх вести о суровости, жестокости, черствости, беспокойном нраве и несправедливости вновь прибывших людей, именуемых христианами, повергли в трепет всех без исключения простых людей. Еще не видя христиан, они относились к ним с омерзением» (24, 335). По словам Лас Касаса, четыре касика, в том числе и Каонабо, поднялись против пришельцев, верность кастильцам сохранил лишь Гуаканагари.

Вряд ли Адмиралу улыбалась роль усмирителя мятежной Эспаньолы, но он счел необходимым огнем и мечом подавить восстание. Это решение он принял не сразу после возвращения в Изабеллу, всю зиму он тяжело болел, и островом правил Бартоломе Колумб, которому старший брат присвоил титул наместника («аделантадо»).

24 марта 1495 года Адмирал отправился в карательный поход. Он отобрал 200 лучших пехотинцев и 20 всадников. Псари-загонщики вели на поводках 20 Канарских псов. Кроме того, Адмирала сопровождали «союзные войска», несколько сот индейцев касика Гуаканагари. Не то девять, не то десять месяцев вел Адмирал жестокую войну со всеми королями и народами, которые не желали ему подчиниться, как о том он сам сообщает в различных письмах, адресованных королям и другим особам. За это время произошли чудовищные избиения индейцев и целые области совершенно обезлюдели, особенно в королевстве Каонабо» (77, 1,390).

Каонабо был великим вождем, он изучил повадки свирепых пришельцев и, уклоняясь от схваток с крупными отрядами, нападал на небольшие разбойничьи группы; засады, ночные набеги — таковы были его тактические приемы, его бойцы внезапно нападали на христиан и внезапно исчезали, следы их терялись в лесах и горах, где у Каонабо было немало тайных убежищ. Но в конце концов Алонсо де Охеда вероломно напал на Каонабо и захватил его в плен. Адмирал отправил индейского вождя в Кастилию, и в пути судно, на котором содержался пленник, затонуло.

Итог боевым операциям 1495 года подвел Лас Касас. «Из-за побоищ, учиненных в войнах, — писал он, — из-за голода, болезней, лишений и гнета, — а все это пришлось испытать индейцам, из-за нищеты, а особенно из-за неутешной скорби, печали и тоски, ставших уделом обитателей этого острова, из всего населения, каким было оно в 1494 году, осталась в 1496 году, как полагали, одна треть» (77, I, 393).

Адмирал усмирял Эспаньолу, не ведая, что над ним сгущаются грозовые тучи. Королевскую чету положение, создавшееся на Эспаньоле, не устраивало. Разумеется, меньше всего Изабелла и Фердинанд радели о язычниках-индейцах, карательные акции Адмирала они одобряли. Но по-прежнему новооткрытые земли не приносили дохода, по-прежнему колония в Изабелле поглощала немалые средства, по-прежнему в казну поступало ничтожное количество золота.

В конце ноября 1494 года в Кастилию прибыли высокопоставленные дезертиры — Маргарит и Бойль, и королеве и королю было доложено, что Эспаньола превратилась в адмиральскую вотчину, что все посты и должности раздаются родичам и любимцам Адмирала, что сомнительные иноземцы притесняют чистокровных кастильцев, что правитель Индий делает все по своему произволу: закладывает новые поселения в гиблых местах, морит колонистов голодом и отнимает рационы у благородных рыцарей.