В те времена, когда его войска размещались в аббатстве Дам де Монмартр, он вступил в мимолетную связь с 17-летней аббатисой Клод де Бовилье, при этом обещая жениться на ней. Потом он ее бросает и мчится в аббатство де Лонгшан, чтобы лишить девственности прелестную монахиню, о красоте которой был наслышан: Катрин де Верден было тогда всего лишь 14 лет. Желая затем избавиться от нее, он сделал ее аббатисой и отослал в Сен-Луи-де-Верг нон, а сам возвратился к Клод де Бовилье. Но она тоже быстро получила отставку, когда появилась Габриэль д'Эстре.
Как бы там ни было, даже с учетом того, что дело происходило во времена грубые, аномалии поведения Генриха IV в сексуальной области шокировали многих людей, которые, не будучи ни протестантами-пуританами, ни католиками-ортодоксами, тем не менее считали, что король обязан знать меру во всех своих поступках.
К этим презирающим его людям следует добавить его политических и религиозных врагов. В свои 57 лет он страстно влюбился в 14-летнюю Шарлотту де Монморанси, невесту Франсуа де Бассомпьера. Он заставил жениха отказаться от помолвки, чтобы выдать его невесту замуж за принца де Конде, в котором он рассчитывал обрести покладистого мужа королевской пассии. Когда он дошел до того, что попытался совместить свою старческую страсть с военными приготовлениями к походу против Австрии вплоть до стремления разжечь войну во всей Европе, чтобы заполучить свою возлюбленную, которая бежала в Брюссель вместе со своим супругом, тогда лишь немногие придворные смогли принимать его всерьез. Ему хранил верность лишь простой народ, который по-прежнему называл его "наш Генрих", не ведая, что он готов спалить Европу, чтобы, помимо всего прочего, затащить к себе в постель 14-летнюю красотку.
А его приближенные давно изучили этого сластолюбца. Они знали, что, если в голове Беарнца возникло желание овладеть женским телом, ничто больше не существовало для него и ни его интересы, ни чувство долга не заставили бы его отказаться от своей страсти. Судите сами.
20 октября 1587 г. Генрих, тогда еще просто Наваррский, разбил в Кутра близ Либурна войска Лиги. Вместо того чтобы, по неписаным законам, закрепить успех, он отпустил свое войско на отдых, а сам устремился в Нерак, чтобы похвастаться перед своей любовницей Корисандой де Грамон, графиней де Гиш, урожденной Дианой д'Одуэн, "которую он безумно желал", трофеями и знаменами, захваченными у католиков. Возмущенный этим поступком, Сюлли заметит, что "все плоды, обещанные этой великой и значительной победой, разлетелись в прах…" (см.: Сюлли.Мемуары).
И действительно, легкомыслие Генриха Наваррского привело к тому, что его немецкие и швейцарские наемники через неделю были полностью разгромлены герцогом де Гизом в битве при Вимори близ Монтаржи.
Не прошло и месяца, как в ноябре 1587 г. новое поражение настигло его в Оно близ Шартра. На сей раз немецкие всадники и швейцарские копейщики разбрелись кто куда за пределы королевства.
Что же делал Генрих Наваррский в это тревожное время? Он в Нераке наслаждается ласками Корисанды де Грамон, обещая ей свадьбу и корону. Но, во всяком случае, когда он подстроил своей супруге Маргарите де Валуа, сестре Генриха III, «каверзу» (по его выражению), последняя, живущая также в Нераке, где у нее в постели ночевал весь двор, заподозрила неладное, и задуманное убийство так и осталось в проекте (см.: Письмо Генриха Наваррского Корисанде де Грамон от 18 мая 1589 года).
Всю свою жизнь он шел на поводу у своих любовниц, которым достаточно было не пустить его к себе в постель, чтобы добиться всего, что они желали. Так, в момент подготовки к операции первостепенной важности по завоеванию Нормандии Генрих Наваррский оставил на произвол судьбы свою армию и удалился на месяц в Кэвр близ Суассона, влекомый неотразимыми прелестями красавицы Габриэли.
Затем, желая доставить ей удовольствие, он отказался от Нормандии, несмотря на настойчивые возражения своих военных советников, и приказал двигаться к Пикардии и осадить Нуайон. Когда этот осажденный город, понеся множество жертв, был взят, Генрих Наваррский по желанию все той же Габриэли назначил губернатором Нуайона ее отца Антуана д'Эстре, сын которого стал там епископом. Таким образом, красавице удалось пристроить все свое семейство.
Случаи подобного отказа от первейшего долга ради удовлетворения своих сексуальных позывов еще не раз бывали в жизни Генриха IV. Более того, иногда он внезапно покидал заседание Королевского совета, чтобы «расслабиться» в объятиях какой-нибудь быстро сговорчивой красотки. А Совет тем временем терпеливо ждал возвращения любвеобильного венценосца.
Жизнь Беарнца полна этих бесчисленных любовных историй, начиная от обычного изнасилования деревенской девушки, если эта простолюдинка вдруг оказывалась недостаточно понятливой (в Наварре в то время все еще существовало право первой брачной ночи, подкрепленное королевским указом в начале XVII в.), и кончая денежной сделкой, если речь шла о девушке из благородной семьи. Не было числа его незаконным детям, и (за редким исключением) он никогда не заботился о них.
Даже если какая-нибудь женщина, ставшая матерью его ребенка (когда-то опозоренная им и изгнанная из своей семьи из-за внебрачной беременности бедняжки), оказывалась затем в нужде, Генрих Наваррский даже и слышать о ней ничего не хотел. Так, например, Эстер Имбер, дочь Жака Имбера, бальи из Они, в 1592 г. умерла в нищете, а он и не удосужился ее принять, выслушать, оказать хоть какую-то помощь своей бывшей возлюбленной и ее ребенку от него, то есть своему собственному потомку королевских кровей.
Поступая так, он нарушал традиции дворянства и королевских домов, согласно которым было не принято отказываться от своих побочных детей.
Во время торжественного въезда Габриэли д'Эстре в Париж там находилась Корисанда де Грамон. Однако король нанес ей столько оскорблений, что она предпочла вернуться в свой замок Ажетмо, близ По. А ведь прежде она часто оплачивала из своих средств содержание наемников Беарнца.
Ему было незнакомо понятие королевской чести. Любовницы бесстыдно изменяли ему, Габриэль д'Эстре, например, с герцогом де Бельгардом, а иногда с одним или двумя его простыми охранниками в течение одной ночи (см.: Письмо Бончиани великому герцогу Тосканскому Фердинанду Медичи).
Это нисколько не смущало его, возможно, даже разжигало его аппетит! Это предположение в определенной мере подтверждается, например, следующим эпизодом их интимной связи. Как-то раз Габриэль лежала в постели с Бельгардом (легко догадаться, чем они там были заняты), и тут их поспешно предупредили о приближении короля. Бельгард, голый, залез под высокую кровать, украшенную, как уже говорилось, колоннами и балдахином. Генрих IV вошел, поздоровался с лежащей на ложе красавицей, быстро разделся и лег подле нее. Насытившись ее любовью, он позвал Арфюру, наперсницу и первую камеристку герцогини де Бофор, и попросил ее принести сладостей. Потом, смакуя их, Генрих IV вдруг посмотрел Габриэли прямо в глаза, затем положил часть своего десерта на тарелку и протянул ее главному конюшему под кровать, сказав ему: "Ешьте! Никого нельзя обделять!"
И оставив их, пунцовых от стыда, Генрих IV удалился, хохоча во все горло.
Далеко не впервые он специально приходил таким образом на смену другим своим соперникам и при этом никогда не сердился на них. Можно предположить, что подобные ситуации напоминали ему прежние групповые изнасилования, в которых он участвовал со случайными приятелями, поймав какую-нибудь несчастную девушку, и которые, вероятно, действовали на него сексуально возбуждающе. Современное светское сводничество, практикуемое на развлекательных оргиях, помогает нам лучше понять эти странности, так как впоследствии король оставался столь же равнодушным, внезапно узнавая о неверности Генриетты д'Антрэг, нагло изменявшей ему с принцем де Жуанвилем из семейства Гизов. А между тем ради нее Генрих IV истратил огромные суммы, предназначенные на содержание своих солдат, воюющих с испанцами. Лишенные довольствия, эти полки подняли мятеж, и все это приводило в отчаяние преданного Сюлли, бессильного что-либо изменить. Из-за самодурства Беарнца Франция потеряла Кале, потом Амьен, и потребовалась шестимесячная осада для того, чтобы Амьен вновь стал французским.
