Сомневаюсь, что столько "лестных" слов я слышала от Криста, так что доктор Вайгрус смело возглавил мой список жертвоприношений Тёмному. Эйшен Розлвэй невозмутимо продолжала свой допрос.

— Как вас зовут? — Спросила она.

— Я в состоянии ответить на все ваше вопросы, — повторила я. — Кроме данного. По одной банальной причине — не так давно меня сразил жесточайший приступ амнезии.

— А как же вас называть?

— Вестницей, — подумав, ответила я. Хотя, покопавшись в своей скудной памяти, не смогла вспомнить, чтобы кто-нибудь меня так называл. Крист ко мне так не обращался, а кроме него и некому было!..

— Ве-е-е-есна! — Громко орал кто-то (с ударением на первом слоге) из коридора. — Ве-е-е-есна!!! — Шум приближающихся шагов, дверь в комнату плавно отдвигается, и я вижу… запыхавшуюся Надежду. — А, вот ты где!

— Меня зовут Вестница! — Угрюмо отвечаю ей я, вставая с постели. — Не Вес, не Веста и уж тем более не Весна. Ты б меня еще Осенью назвала.

Девушка просто эксклюзивно скорчила свою извиняющуюся физиономию, доведённую до автоматизма. Заметив, что на меня это не действует, она просто пожала плечами и присела рядом.

— Я ж ради тебя стараюсь, — наигранно обиделась она. — Тем более это даже не имя. А вот Весна — красиво и оригинально. Кстати о птичках, как тебе наши хоромы?

Причем тут птички и что общего они имеют между моим именем и нашим местом обитания, я не поняла, однако переспрашивать не рискнула. То, чему Надя так опрометчиво польстила, назвав хоромами, я бы назвала несколько иначе. Разве можно назвать хоромами то место, где у тебя начинает развиваться клаустрофобия? Вот и я бы не рискнула. Помещение, где теперь мы с Надеждой жили, состояло из двух параллельно стоящих кроватей и тумбочки между ними — прямо напротив двери. Ещё — висящая сверху полочка, стенной шкаф да одинокое креслице в углу. И вся эта мебель в отвратительно слепящих белых тонах. Возможно, по комплекту остальные предметы и предусматривались, но впихнуть их было просто некуда.

— Очень даже ничего, — ответила я. — Особенно если рассматривать это место относительно стеклянной колбы…

— А с виду и не скажешь, что ты оптимист, — философски заметила она, подвернув под себя одну ногу. Надя наклонила голову так, что её распущенные волосы не давали заглянуть ей в лицо. Я и она до сих пор были в тех самых белых костюмчиках, так что почти сливались с обстановкой, но Землянке одежда шла больше чем мне.

… Нависло тяжёлое молчание.

— Мент родился, — вдруг улыбнулась Надежда, поднимая голову.

Я не поняла:

— Кто родился?

— Проехали, — беззаботно махнула она рукой. — Я вот зачем тебя искала. У нас завтра подъём в шесть утра, потом завтрак, после обеда общая перекличка, а дальше… дальше я не помню. Лекционных занятий и тренировок не будет, пока не приедет большая часть курсантов.

… Вчера, посовещавшись, доктор решил не сообщать в Империю о нашем с Надеждой появлении, боясь, может быть, что его объекты исследования имперские учёные просто отберут, а сюда направят комиссию. В прошлый раз, когда здесь выловили вполне полноценного (пригодного для опытов) иномирца, на МИА-3 слетелось столько учёных и служб безопасности, что обучение курсантов пришлось прервать. Так что было решено скрыть наше появление до поры до времени и выдать нас за курсантов, пришедших в Академию.

Каждый из троих заговорщиков видел в этом свою выгоду.

Доктор Вайгрус мог нас спокойно исследовать, в будущем надеясь написать на материалах о нас диссертацию.

Эйшен Розлвэй — преподаватель инопланетных диалектов, надеялась умножить свой запас землянских слов, узнать получше быт и культуру Земли.

Капитан — заместитель директора Академии, а по совместительству один из учителей боевых искусств, похоже, просто не желал привлекать к МИА-3 внимания спецслужб.

Наше же с Надеждой мнение никого не интересовало.

Проблема с языком была почти решена. Нам выдали даймеры — зелёные браслеты. В обычной, так сказать, жизни они служили чем-то вроде документа для идентификации личности, пропуска в свою комнату, или картой местности, чтоб не потеряться; имели и ещё ряд функций. Наши даймеры отличались лишь тем, что кроме стандартных функций в нем находился "ускоренный курс изучения имперского языка". Его следовало включать на ночь, дабы во сне он внедрялся в мозг и туда закидывал нужную информацию.

Я поинтересовалась, зачем же нужны специалисты вроде Эйшен, если существует такая замечательная программа? На что мне ответили, что: во-первых, программа не идеальна, так как включает в себя лишь правила лексики, грамматики и краткий общеупотребляемый запас слов. Тем более она годится лишь для изучения имперского языка. Для изучения иных языков требуются другие программы. Впрочем, меня всё это не шибко интересовало. Я не стала разочаровывать имперцев в своей принадлежности к другой расе, нежели землянской, а даймер на ночь отключала. Мало ли, вдруг он будет плохо взаимодействовать с ЭМИТУП?

Затем в течение двух недель нам советовали поменьше разговаривать, пока даймер окончательно не загрузит нас всей программой.

— Весна, — позвала меня Надя, расстилая свою кровать.

— Вестница, — поправила я, ища в шкафу ночную пижаму. Нам выдали все необходимые вещи и, после тщательного обследования, вернули старые.

— Да без разницы. А что это у тебя на левой руке? Аллергия что ли?

Я посмотрел в указанном направлении. И вправду, какие-то красные пятна на запястье. Не долго думая, я сняла даймер с правой руки и застегнула его на левой. Вот так, вдруг доктор прикопается, а еще одного укола я не переживу.

Чтоб нас впихнуть в доблестные ряды курсантов, нам прививок поставили штук десять. Я восприняла эту пытку с честью, закрыв глаза и сжав зубы, стараясь думая о хорошем. Надежда оказалась не такой стойкой: её крики во время прививок разносились по всей Академии!..

— А, Тёмный его знает, — пожала я плечами, натягивая светло-зелёную пижаму. — Обожглась или отлежала. Кстати, ты заметила, что у них тут всё синих, зелёных и белых тонов, только разных оттенков?

— Угу. Это у них вроде цвета имперского герба. Зелёная ящерица в синем космосе. Как-то так.

Я рухнула в постель, чётко на имперском сказала "команда: выключить свет", и зарылась в одеяло. Завтра нас ждал трудный день. Во время летних каникул в Академии находились лишь исследовательская группа и несколько преподавателей. Нриэс, Клейм и Змей из курсантов приехали раньше всех. В тот памятный день, осчастлививший Академию нашим появлением, ученики до такой степени достали Капитана, что он согласился взять их на еженедельную вылазку в Запретную Зону.

— Надь, — непонятно, с чего, позвала я её.

— А? — Сонно пробормотала она.

— Да не волнуйся. Если с Земли можно попасть сюда, значит, есть и обратный способ. Ведь так?

— Именно. Просто исследовательская группа об этом способе ничего не знает!

— Да, и такое случается.

— Спокойной ночи, Вестница.

… А ведь мне никто никогда не желал "спокойной ночи", мне вообще никакой ночи не желали.

Неизвестно откуда, в памяти вспыли слова:

"Приятных сновидений, да сохранит их в тайне Светлый".

Сон снился странный, точнее он был на порядок страннее предыдущего. Пещера. Лучи солнца, с трудом проникающие внутрь весело играли бликами, освещая сталагмиты и сталактиты. По пещере, отталкиваясь от стен, струилась грустная мелодия флейты, никак не вязавшаяся с игривым подземным ручейком, извивавшимся между камнями. Всё же это придавало открывшейся картине некую сказочность.

Разносившийся эхом мотив принадлежал одинокому человеку сидящему на одном из камней. Мелодия была сколь красивой, столь и печальной. В ней слышались такие грустные нотки обреченности и скорби о чём-то или о ком-то, что слушать было так же невыносимо и болезненно, как и перестать их слышать. Вроде замкнутого круга: слушать невозможно, но и перестать нереально, всё равно, как перестать дышать. Удивительные звуки словно подхватывали душу, бережно держа её в ладонях, открывали простор для полёта, возвышали к небесам — и тут же с размаху вдавливали её в грешную землю. Потом вновь нежно поднимали, сдували пылинки и снова отпускали в полёт…