Попытка же сесть немного поработать провалилась и вовсе бездарным образом. Сперва отключился интернет, а потом и вовсе электричество. Такие аварии случаются в нашем доме не слишком часто, но, как правило, — в самый неподходящий момент. Согласно закону Мэрфи и всем его следствиям.

В результате всех этих катаклизмов пришлось оказаться в редакции ни свет ни заря. Приехала бы к обеду — и все дела. А вместо этого угодила под срочное задание.

Вообще всю журналистскую работу можно — по увлекательности и привлекательности — разделить на три категории. Первая — самая редкая. Когда вдруг заинтересуешься какой-то темой — будь то уровень преподавания русского языка или квартирные вопросы — бегаешь, собирая информацию, мыслишь так, что искры летят, — в общем, что называется «горишь на работе». И ничуть не жаль времени и сил — хочется сделать что-нибудь по-настоящему интересное и получаешь от процесса колоссальное удовольствие. А уж если получится — и надо сказать, подобные материалы получаются и впрямь классными — там уж купаешься в полном счастье и радости жизни. И помнятся такие материалы годами. Вторая категория — безразличная. Совещаловки, официальные брифинги и прочее в этом духе. Отрабатывается, как обязательная программа — без отвращения, но и без особого интереса. Третья категория — работа в предвыборную кампанию. Более тошнотворного занятия и представить себе нельзя. Уж лучше выгребные ямы чистить — там хоть польза есть.

Нет, врать не буду — кандидаты бывают разные. Некоторые даже вполне прилично говорят по-русски. У многих даже есть мозги. Только немного странного устройства. Иногда кажется, что те, кто рвется во власть, вообще относятся к другому биологическому виду. Только врут все одинаково. Я имею в виду количество вранья — это величина постоянная, как количество подписей, которые надо собрать, чтобы принять участие в выборах.

А стиль, конечно, у всех разный. Некоторые врут и прекрасно знают, что я знаю, что они врут. Это прагматики. Для них характерно наличие кое-какого чувства меры и потому их предвыборные обещания несут на себе определенный отпечаток правдоподобия. С этими еще как-то можно иметь дело. Другие размазывают сироп и сами свято верят в свою богоизбранность. Или, по крайней мере, очень убедительно притворяются, что верят. С этими гораздо сложнее. Как с любыми фанатиками.

Впрочем, выборы тоже бывают разные. Тихи и незаметны выборы в городскую думу. Федеральные немного шумнее, но не сильно. Больше всего крика во время выборов мэра или, как сейчас, губернатора…

— Риточка! Вы очень вовремя. Берите кого-нибудь из фотографов и поезжайте в штаб Шаманова, интервью на полполосы в следующий номер.

— Шаманов? Нам-то этот любимый ученик Кашпировского зачем понадобился? Он же вроде собирался снимать свою кандидатуру?

— Маргарита Львовна, — холодно осадил меня шеф. — Следить надо за текущими новостями. Берите фотографа и отправляйтесь.

О господи, что ж я маленький не умер!

Но хоть что-то светлое в этом болоте — из всех фотографов на месте только Ланка Великанова. Я вообще люблю с ней работать: и поговорить «об интэрэсном» можно по дороге на задание, и объяснять обычно ничего не приходится. В отличие от многих фотографов Ланка держит в голове не только картинку, но и сопутствующую информацию, от официальной до «сарафанного» шу-шу-шу. Но главное — Лана специализируется на портретных съемках. С первого взгляда кажется, что уж если кто-то классный фотограф-репортер, так с портретом он «на раз» справится. Ничего подобного! Конечно, классный фотограф — он и есть классный, и плохо все одно не сделает, не получится. Но тем не менее, если пересмотреть сотни две фотографий, даже полному профану станет ясно: репортажная и портретная съемка — как говорят в Одессе, две большие разницы. В первом случае нужно поймать движение, сюжет, конфликт, в конце концов, во втором — вообще непонятно что.

Это ведь только кажется, что лицо — оно и есть лицо. Ну, можно попросить улыбнуться или наоборот, сделать серьезную мину — что еще? Я никакой не спец в фотографии, поэтому вижу только результат и не представляю себе — как он достигается. Сколько уж раз я наблюдала за тем, как Ланка работает: ходит себе человек по стандартному кабинету, один пробный кадр сделает, другой, попросит хозяина чуть повернуться, вопросы почти бессодержательные ему задает, какой-нибудь календарь на столе передвинет, лампу переставит… А получается снимок с нужным настроением, ракурсом, мыслью. И обычный служебный кабинет вдруг оказывается совершенно индивидуальной рамкой для нужного портрета. И невыразительная чиновничья физиономия превращается в Лицо.

С Ланой мне повезло даже больше, чем я предполагала. В шамановском штабе требовался не просто профессионал, а супер-профессионал. Физиономия господина кандидата в губернаторы гораздо органичнее смотрелась бы на стенде «Их разыскивает милиция», нежели в светлом и добром или, попросту говоря, предвыборном материале. Интересно, о чем и, главное, чем думает его команда, а конкретно имиджмейкеры? Красавца из него, конечно, не сделаешь, да это и не требуется, но уж подстричь, попудрить и костюм подобрать, чтоб кандидат выглядел цивилизованным человеком, можно? Лицо на предвыборном портрете должно пробуждать хотя бы минимальное доверие. А тут… Да такому пустого спичечного коробка не доверишь, не то что судьбу области!

Конечно, у нас и некоторые федеральные политики позволяют себе выглядеть пугалами из детских страшилок. Но это же не значит, что с них надо брать пример.

Да и вся обстановка штаба не прибавляла оптимизма. Больше всего помещение походило на весьма облезлый красный уголок в колхозном клубе, деньги на ремонт которого ежегодно пропиваются киномехаником во время торжеств по случаю праздника урожая. Древние конторские столы, такие же классические стулья, изобретенные во времена инквизиции и специально сохраненные в таких вот «уголках». Бедная Лана! Что она из этого ухитрится сделать?

— Ритка! А ты откуда? — с нижней площадки, вывернув шею, на меня глядел Борька Подбельский — он ушел из «Городской Газеты» с год назад, но хороших отношений не растерял. — О, слушай, тебя мне бог послал. Подработать хочешь?

— Смотря чем заниматься и сколько…

— Ну чем-чем… зашиваюсь, помочь надо, четыре варианта листовки написать. Ты же их левой ногой сделать можешь, а?

— Ага, левой ногой, и месяц потом отмываться, а у меня как раз воду горячую отключили. Для кого листовки-то?

— Для Званцева, вестимо.

— Ого! Хорошо устроился! Прямо к нефтепроводу присосался, значит? А эскизы предвыборных щитов вам сделать не надо?

— Не… Щиты какой-то московский варяг лепит. Но платят нормально. Во всяком случае, сразу. Давай, а? Четыре листовочки? Жалко на сторону отдавать, а сам не успеваю.

— Ладно, сделаю, спасибо за посредничество, деньги лишними не бывают.

— Так, сейчас возьмешь все материалы… О черт! Погодите, Станислав Дмитриевич, я сейчас подойду! — крикнул Борька появившемуся внизу лысому типу с оттопыренными ушами. Или это сверху кажется, что оттопыренные? Подбельский повернулся ко мне. — Извини, это срочно. У тебя как со временем?

— Сейчас Ланка этого гипнотизера отщелкает, еще часок с ним поговорю, и свободна.

— Так ты к Шаманову явилась?

— А что, есть возражения?

— Да нет, какие могут быть возражения. Коллеги, значит?

— Чего-то я тебя не понимаю. В каком смысле коллеги?

— Здрассьте! Тоже мне, журналист!

— А ты не издевайся, а объясни толком! — почему-то вдруг вспылила я.

— Ох, Риточка, Риточка, я всегда говорил, что безразличие к перипетиям общественной жизни тебе когда-нибудь выйдет боком. Подходи, как освободишься, я тебе все изложу. Сейчас убегаю, нет меня.