Идя по верхней площадке, испанка скоро наткнулась на спальню хозяина. Она сразу догадалась, что комната должна принадлежать Ригану, — по запаху лавровишневой воды и слабому, но едкому аромату его тонких сигар. Торопливо, чтобы не переменить решения, Сирена сбросила с себя одежду и сорвала покрывало с кровати. Нагая, вся дрожа от страха и в то же время сладкого ожидания, она скользнула под одеяло и затаилась, моля Бога, чтобы Риган пришел поскорее.

Время тянулось, однако, до одури медленно, со скоростью улитки. Несколько раз Сиреной овладевало сильнейшее искушение встать, набросить на себя одежду и выбежать вон из этого дома, на улицу, где ее дожидается экипаж. Она пыталась унять бешеный стук сердца и убеждала себя, что поступает правильно. «Я видела по его глазам, как он по мне изголодался, — вспоминала Сирена. — Он хочет меня точно так же, как и я его хочу. Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе. Когда Риган почувствует, как горячи мои объятия, он поймет, как сильно я его люблю, осознает, какое расстояние я проделала только для того, чтобы вернуть нашу любовь, — он не сможет мне отказать!»

Сирена скорее почувствовала, чем услышала, что ван дер Рис вошел в дом. Он с силой захлопнул за собой дверь и стал подниматься по лестнице. Сеньорита Кордес молча поблагодарила Якоба за его умение открывать чужие замки. Очевидно, Риган ничего не заподозрил. Внезапно ее охватила паника: что, если он вернулся домой не один? Что, если он привел с собой Камиллу? Сирена ни на мгновение не могла допустить мысли, что ван дер Рис, прежде чем переспать со своей девчонкой, станет дожидаться родительского благословения, официальной брачной церемонии, давать перед лицом священника обет верности. Желание Ригана уложить женщину к себе в постель всегда было настолько велико, что он не мог ждать на то каких-то особых санкций.

Вся напрягшись под одеялом, Сирена крепко зажмурила глаза, молясь, чтобы ван дер Рис не привел ее с собой, эту Камиллу. Риган уже вошел в комнату. Исполненная благодарности, Сирена поняла, что он один. Мысленно готовясь к тому моменту, когда ее присутствие будет обнаружено, Сирена затаила дыхание.

Не побеспокоившись даже о том, чтобы зажечь лампу, Риган снял с себя одежду, и та с легким шелестом упала на пол, или в кресло, или еще куда-то… Когда же ван дер Рис сбросил ботинки, сердце у нее забилось с невероятной силой. Интересно, что он сделает, когда, скользнув под одеяло, обнаружит подле себя горячее женское тело? Боже всемогущий! И что только заставило ее сделать это?! Впрочем, как бы там ни было, теперь поздно менять решение. Риган сидел на краю постели, и Сирена уже чувствовала тепло его тела и слабый аромат выкуренной сигары.

Едва нога Ригана коснулась чей-то обнаженной плоти, он испустил пронзительный крик, перевернулся в прыжке и набросился на нежданного гостя, крепко сжав его коленями и безжалостно распластав на ложе.

— Кто здесь, черт побери! — заорал ван дер Рис, железной хваткой вцепившись в плечи Сирены.

— Я всегда говорила, что ты животное, — медовым голоском пропела она, стараясь скрыть охватившую ее дрожь. — И была права.

— Что ты здесь делаешь? — взорвался Риган, наконец узнав этот голос и напрягая зрение, чтобы разглядеть лицо.

— Глупый ты, глупый, — прошептала она, освобождаясь от его несколько ослабевшей хватки и обвивая руками шею любимого.

Ван дер Рис узнал ее тело, распростертое на белой простыне. Все столь долгое время скрываемые желания, вся страсть наконец-то вырвались наружу, когда он лег рядом с ней и заключил ее в свои объятия. Ощущение близости Сирены, ощущение этой шелковистой кожи заставили его со стоном закрыть глаза и вспомнить прежние их утехи. Да, она принадлежала ему и только ему! Как только мог он думать иначе? Легкий стон вырвался из ее груди, когда он прижался к ней, — стон боли и вожделения. Когда же губы отыскали в темноте знакомый горячий рот, то послышался сдавленный шепот: «Я тоже тебя люблю! Никогда не отпускай меня! Люби меня, Риган, люби меня!»

Голова Сирены закружилась, едва тело ожило под его ласками. Он был нежен и нетороплив, целовал ее медленно, тягуче, со вкусом. Все чувства в ней пришли в движение, и она вытянулась перед ним, стараясь слиться с возлюбленным в одно существо.

Риган ласкал ее с бесконечной нежностью, в то же время сдерживая растущее в нем самом возбуждение. Сирена вновь сделалась его языческой богиней. Осторожно касаясь женского тела кончиками пальцев, он смог вызвать в воображении облик любимой: тонкая талия, кожа цвета слоновой кости, упругие бедра… Он запечатлел долгий, горячий поцелуй на ее очаровательной груди, и Сирена, тяжело дыша в приливе страсти, отдала Ригану всю себя.

Сотни раз его губы касались этого дивного тела, но, чтобы утолить желание, требовалось еще больше. Множество милых подробностей, которые едва ли замечались раньше, поразили его теперь своим совершенством. И все же он медлил, медлил, наслаждаясь млечным теплом ее груди, коралловые соски которой манили его и как бы упрашивали быть посмелее.

Тело Сирены более чем ясно говорило о том, чего ей хочется. Женщина мучительно сжалась, словно бы сойдя с ума от безумного желания отдаться. И Риган возобновил ласки.

Сирена смахнула со лба Ригана непослушную прядь волос и легонько поцеловала его в губы. Вытянувшись ему навстречу, она повиновалась древнему как мир ритму в своем желании непременно достигнуть вершины наслаждения.

Обняв Ригана за плечи, Сирена повалила его на спину и прижала к постели. Дыхание мужчины стало прерывистым. Когда же она склонилась над ним, плотно прижавшись к его груди, то услышала, что он испустил едва различимый стон. Тело Ригана слегка поблескивало от пота, золотое руно на груди и животе приятно дразнило ее. Женщина наслаждалась, почти набожно касаясь руками любимого тела. Она поцеловала ван дер Риса прямо во впадинку у горла.

Риган, обвив руками шею Сирены, прижал ее еще ближе. Их ноги переплелись, Сирена выгнулась, чтобы полностью вобрать в себя его страсть. Ван дер Рис уткнулся лицом в пышные груди, потом опять отпрянул. Касания были нежными, как шелк. Она всем своим существом сосредоточилась на том, чтобы доставить Ригану удовольствие, и вместе с тем сама получала удовольствие ничуть не меньшее. Руки Ригана удерживали Сирену от падения в темную бездну, где жизнь не имела для нее смысла, а сердце обречено было терзаться в муках одиночества.

Сирена чувствовала на себе его взгляд, полный любви. И сама тоже любила Ригана страстно, радостно, без ложного стыда. И в тот момент, когда она его одолела, оба закричали от наслаждения. Потом Сирена прошептала: «Ты любишь меня, Риган. Я знала, что сумею тебя заставить вновь меня полюбить!»

Она лежала подле ван дер Риса, положив ему голову на плечо. Мир и спокойствие читались на ее лице. Но стоило ей коснуться рукой косматой мужской груди, она почувствовала, что Риган напрягся и словно бы окоченел. Он как бы отступился от только что испытанного счастья.

— Что случилось, дорогой? Что-то не так? Неужели ты не рад, что мы успели вновь обрести друг друга, прежде чем смогли зайти слишком далеко в своей нелепой ненависти и пока не стало еще слишком поздно?!

— Нет, уже в самом деле поздно! — сказал Риган, сползая с кровати и отправляясь на поиски своей одежды.

Озадаченная и даже уязвленная в самое сердце, Сирена села, умоляя его — одним лишь взглядом — обернуться и посмотреть на жену, сказать, что именно она сделала не так. Даже когда никакого ответа не последовало, она продолжала настаивать:

— Скажи мне, Риган, что я сделала не так? Чем я тебя расстроила?

Риган молчал. Слышались только скрип кресла и дребезжанье неподатливой лампы. Наконец комната озарилась теплым, чуть желтоватым светом, и Сирена смогла взглянуть в холодные глубины столь знакомых ей агатово-голубых глаз. На лице ван дер Риса была написана решимость. Губы растянулись в злобной усмешке.

— Скажи мне, что я такого сделала?! — потребовала Сирена, одной лишь гордостью удерживаемая от того, чтобы сейчас же не поделиться с ним своими обидой и болью.