Уже позволив себе немало шальных выходок в качестве Морской Сирены, эта женщина затаилась тогда на время и стала ждать дня, когда сможет отплатить Блэкхарту за все, что он сделал с ее дядей и сестрой. И такой день настал, как она и ожидала.

Теперь же Сирена грозится разрушить то, что он, Риган, строит с таким трудом. «В этот раз не удастся, дорогая!» — проскрежетал зубами ван дер Рис. Уж как-нибудь он найдет способ защититься от нее. Он изыщет пути увеличения доходов без опоры на деньги, отнятые у Сирены. Что-нибудь помимо разворачивающегося дела…

Вновь и вновь Риган прокручивал в мозгу различные варианты скорого обогащения, но всякий раз возвращался к одной и той же точке: Камилла Лэнгдом, дочь сэра Стефана Лэнгдома, богатого землевладельца и финансиста!

Действительно, с тех пор как Риган приехал в Лондон, он довольно часто виделся с Камиллой. Не то чтобы он специально разыскивал ее, но так получалось, что она бывала на всех тех званых обедах и вечеринках, куда приглашали его. Мало-помалу она привязалась к нему. И с недавних пор, куда бы ни отправлялся Риган в гости, само собой разумелось, что Камилла явится вместе с ним.

На губах голландца появилась вымученная улыбка. Он мог бы наткнуться на что-нибудь и похуже, чем хорошенькая, молоденькая, белокожая наследница богатенького папаши. Разве не так? И он уже сказал Сирене о своем намерении жениться. Ну, возможно, это заявление несколько преждевременно, хотя Риган инстинктивно догадывался, что сэр Стефан не станет возражать против подобного брака. Что же касается Камиллы, то ван дер Рис мог поклясться, что она питает к нему самые горячие чувства. А кроме того, заделаться добропорядочным семьянином — значит найти едва ли не самый надежный способ защиты от соблазна вновь броситься в объятия Сирены… Да, едва ли не самый надежный…

Сирена упала на сидение экипажа, рыдания сотрясали ее тело. Якоб убаюкивающе поглаживал бедняжку своей тощей и жилистой рукой, в то же время давая ей выплакаться. Он мысленно проклинал голландца и желал ему скорой и мучительной смерти. Несчастная капитана! Ну за что ей так страдать?! Если пребывание на суше сулит одни беды и расстройства, если только слезы земля может предложить старым матросам, то лучше снова вернуться в море. Впрочем, Якоб знал, что Сирена никуда не поедет, пока голландец будет оставаться в этой чертовой дыре, известной под именем Лондона. Кок решил срочно переговорить с Яном и вообще с командой. Может быть, они придумают, как развеять тоску их капитана. «Нет, любовь — это для дураков», — заключил Якоб. Как же он был прав, сделав своей любовью с детства только море и корабли! Они не разбивают сердца. И если ему, беззубому старикашке, случится когда-нибудь упасть за борт, он пойдет прямо ко дну, не противясь неизбежному. Волны морские станут ему могилой, и он навеки уснет в объятиях своей единственной привязанности…

Бледный солнечный свет полосами пробивался сквозь пепельные тучи, когда экипаж остановился, наконец, у крыльца нового дома Сирены. Закрывшись в своей комнате, бедняжка почувствовала себя зверьком, пойманным в ловушку, и начала затравленно озираться по сторонам. Что она такое натворила! Какую чушь она молола Ригану! Куда девались все ее благие намерения?! Кто тянул ее за язык, когда она грозилась разорить ван дер Риса? «Ах, это все потому, — расплакалась Сирена беззвучно, — что он причинил мне боль! Он отверг меня. Он собирается жениться на другой. Нет, я должна была сделать именно то, что сделала. Я не могла допустить, чтобы он увидел, как глубоко удалось ему меня ранить! Нет, ни в коем случае нельзя было этого допустить…»

От гнева у нее разгорелись щеки и в сердце вошла тупая игла боли. Риган все сам разрушил. Теперь, как и прежде, именно ей предстояло сделать что-нибудь…

— Выбросить меня, как какую-нибудь вонючую сигару? Жениться еще на ком-то? У-у, я разорю тебя, как уже было однажды! Я заставлю тебя ответить за все, что ты со мной сделал! Ты мой муж! — продолжала кричать Сирена. — Мой!! Мой!!!

Дом-башня барона и баронессы Синклер на Пэлл-Мэлл, неподалеку от Чаринг-Кросс, внушительно возвышался над соседними зданиями. Густой туман, опустившийся на Лондон, поглотил почти весь город, но лишь немного затемнил безупречно ухоженный сад Синклеров, заставлявший пешеходов останавливаться и любоваться его симметрией и строгой планировкой. Тем, кто часто прогуливался по Пэлл-Мэлл, казалось, что в саду барона все цветет и благоухает круглый год, вопреки природе. Мало кто знал, что эта заслуга принадлежит прежде всего самой баронессе Хелен Синклер, которая в настоящий момент нетерпеливо стучит каблучками по паркету в библиотеке, порой пронзая своего супруга, барона Чарльза, холодным, стальным взглядом.

— Я надеялась, что Тайлер все же придет поздравить нас с возвращением в Лондон после отдыха в деревне.

— Возможно, мальчика задержали какие-нибудь дела в офисе, и он, увлекшись, забыл, что час уже поздний… Кроме того, из-за такой непогоды могло нарушиться движение на улицах.

Баронесса наморщила свой длинный аристократический нос и нахмурилась.

— Когда ты наконец прекратишь выгораживать Тайлера? Он уже не мальчик, а вполне взрослый мужчина, настоящий жених. Ты слишком долго был к нему снисходителен, — покритиковала мужа Хелен. — Сколько раз мне говорить тебе, что с ним надо обращаться построже, что ему нужна сильная рука!

— Дорогая, — вздохнул барон, — ты непоследовательна. С одной стороны, ты утверждаешь, что Тайлер уже не мальчик, а с другой — что с ним надо быть построже и твердой рукой управлять его поступками. Мне кажется, Хелен, что каждый молодой человек должен перебеситься, прежде чем стать степенным семьянином. В конце концов, перебесившись, он будет более послушным и покладистым мужем. Я себе в свое время тоже позволял немного повольничать, но неужели я не стал для тебя хорошим мужем? — плутовски подмигнул барон Чарльз, надеясь рассеять угрюмость своей супруги.

— Да, ты всегда был просто великолепен! — честно призналась баронеса. — Но, дорогой, повольничать немного, перебеситься — это, конечно, хорошо, однако человек слабый, неуравновешенный, развлекаясь таким образом, может стать и совсем бешеным, одержимым! Полагаю, что Тайлера надо остановить. Мы должны вмешаться и образумить парня, как это сделали однажды, когда он был без памяти влюблен в Камиллу Лэнгдом. Ты просто обязан признать, Чарльз, что если бы мы вовремя не вмешались, то Тайлер женился бы на этой пигалице! Вот и теперь мне кажется, что его репутация может пострадать, и тогда как сложится его жизнь?..

— Полно, полно, Хелен, я не думаю, что репутации Тайлера что-нибудь повредит в ближайшее время. Тебе также следует признать, что он куда более предприимчив, чем все эти смешные хлыщи, околачивающиеся в залах Уайтхолла в надежде быть приглашенными к королевскому двору. Тайлер — уважаемый деловой человек, каким и я был в свое время.

— Да, правда, — нехотя уступила Хелен, — но, следует признать, это произошло лишь потому, что мы потребовали от него организовать свою жизнь и начать готовиться к адвокатуре. Точно так же и твой отец настоял в свое время на этом. Согласиться с твоей стороны было мудрым решением, за которое я до сих пор благодарю Господа. Что, впрочем, не извиняет поведение Тайлера. Ты не должен забывать, в каком ужасе мы находились, когда он бесновался и кричал, что желает во что бы то ни стало жениться на этой маленькой интриганке Камилле.

— Ну, тогда он еще был незрелым мальчишкой. Легко понять его чувства к этой юной леди. Она была и до сих пор остается очень и очень привлекательной женщиной.

— И очень глупой, — едко добавила баронесса. — Надо же, она смела думать, что я введу ее в дом вместе с этим так ни в чем и не преуспевшим Стефаном Лэнгдомом!

— Но, дорогая, бедность Камиллы — это не ее вина, — беззлобно заметил сэр Чарльз.

— Я так и знала, что ты напомнишь об том, — фыркнула Хелен. — Ведь Камилла и Стефан — твои родственники. И не говори, пожалуйста, что ты не оплачиваешь их счета!.. Не понимаю, почему бы тебе не отправить их куда-нибудь с глаз долой, чтобы они наконец перестали быть причиной наших постоянных затруднений, а иногда и неприятностей!