— В таком случае Риган не догадывается, что я здесь… Или хотя бы, что я уехала с Явы.

Карие глаза Тайлера слегка сузились, когда он заметил, что вокруг очаровательных губ Сирены залегли печальные морщинки. Возможно ли, чтобы она все еще любила голландца? Эстеван Арройя и словом не обмолвился, что это так. Должно быть, там и в самом деле имело место нечто исключительное, какая-нибудь роковая несовместимость, например, чтобы могли вот так расстаться два таких привлекательных, столь сильно влюбленных в жизнь человека. Несомненно, Сирена была одной из самых прекрасных женщин, которых ему, Тайлеру, доводилось когда-либо видеть. Молодой человек чувствовал, что она сдерживает обиду, не дает ей выхода. Впрочем, в глазах Ригана было то же измученное выражение, что и у Сирены. Интересно, если она по-прежнему его любит, как на нее подействуют сплетни о том, что голландец вступил в связь с очаровательной белокожей Камиллой?..

— Милые леди, — сказал Тайлер, — становится уже поздно, и туман, кажется, сделался еще гуще, чем был, если только такое возможно. Вы просто обязаны согласиться на то, чтобы я проводил вас до вашего нового жилища. На улицах сейчас небезопасно. По пути сюда вы наверняка должны были заметить необычайное количество всякого сброда. Со времени учреждения у нас исправительных домов мы никогда еще не переживали подобного нашествия на город разного рода негодяев. С этим делом можно было бы справиться быстрее, если бы не проклятый туман, продержавшийся всю прошлую неделю. Специальный судебный комитет пытается затолкать мерзавцев в Брайдуэлл, один из этих самых исправительных домов, но они постоянно ускользают из наших рук, забиваясь в самые недра города. Сегодня в полдень я услышал, что «Серые монахи» — приют для детей нищих — наполнен до отказа. Эти бродяги приходят туда целыми семьями, но, едва расположившись на ночлег, бросают своих отпрысков и потихоньку смываются. Я просто содрогаюсь при мысли о том, каковы условия жизни у находящихся в «Святом Варфоломее»!

— В «Святом Варфоломее»? — переспросила фрау Хольц, чувствуя, что Лондон не нравится ей уже гораздо больше, чем минуту назад.

— Да, это что-то вроде богадельни, — объяснил Тайлер. — Нищие часто приносят с собой болезни, и недавно тут было много шума, связанного с эпидемией холеры. Конечно, подобные заведения со стороны могут выглядеть жестокими, но тем не менее люди там одеты, накормлены, им оказывается необходимая медицинская помощь. И все же, повторюсь, в данный момент на улицах небезопасно.

Фрау Хольц вспомнила толпы мерзких лондонских подростков и их странную враждебность, когда экипаж трогался с места.

— Мы были бы очень вам признательны за компанию! — воскликнула она и, косясь на Сирену, добавила: — Правда, госпожа?

— Да-да, спасибо, сэр Синклер, — отозвалась испанка. — Я также благодарна вам за все, что вы для меня уже успели сделать.

Она поднялась на ноги и заглянула в глаза Тайлеру, почувствовав себя в полной мере женщиной впервые с тех пор, как покинула Батавию, — женщиной, которой мог восхищаться высокий, темноволосый, привлекательный мужчина.

— Должны ли мы быть столь официальны друг с другом? Пожалуйста, зовите меня просто Тайлером. Я пока не привык к своему новому титулу. У меня еще для этого достаточно времени, прежде чем отец отойдет в мир иной, а я, в свою очередь, сделаюсь бароном Синклером.

Сирена рассмеялась, услышав и от фрау Хольц — в первый раз за последние несколько месяцев — возглас неподдельного веселья.

— Ну что ж, тогда и вы должны звать меня просто Сиреной. Мое официальное имя слишком трудно для языка.

— И это мне прекрасно известно, поскольку я сотни раз переписывал его, готовя краткое изложение вашего дела. Вот смотрите, — сказал он, потянувшись к столу и взяв с него лист молочно-белого пергамента. — Ваше имя, как здесь значится, — Сирена Елена Рамос Кордес. Вы уже больше не госпожа ван дер Рис, вы — свободная женщина!

Эти слова оказались для Сирены настоящим ударом. Колени у нее подогнулись, лицо стало белым как полотно. Тайлер подбежал к ней, чтобы поддержать ее и не дать упасть.

Назло себе самой Сирена улыбнулась. Ей понравился этот сильный и, судя по всему, страстный мужчина. Что же это была за присказка, которую так любила повторять фрау Хольц?.. Ах да! Синица в руке лучше, чем журавль в небе! Что ж, эта синичка достойна того, чтобы оказаться в ее руке: вполне оперившаяся, гордо распушившая хвост… Сирена умышленно склонилась еще ближе к Тайлеру, томно смежила веки и, прежде чем выскользнуть из его объятий, виртуозно изобразила нервную дрожь и скорчила страдальческую гримаску. Вновь открыв глаза, на сей раз влажно поблескивавшие и зеленые, точно омытая дождем трава, Сирена довольно долго не отводила от Синклера своего призывного взгляда.

«Черт возьми, — трогательно всхлипнула фрау Хольц, вновь коснувшись своих влажных глаз. — Этот Тайлер Синклер и впрямь хорош собой, уж в этом ему не откажешь!» Даже с того места, где она сидела, можно было разглядеть, как прекрасно воспитан и обходителен этот молодой человек. Госпожа могла сделать и куда худший выбор…

Когда нанятый экипаж загрохотал по извилистой подъездной аллее и наконец остановился перед массивным, из белого камня, зданием, Сирена была разочарована тем, что густой туман помешал ей составить впечатление о новом жилище. Уже в пяти футах невозможно было хоть что-то толком рассмотреть. Тайлер Синклер подал ей руку, когда она выходила из экипажа, затем помог высадиться дородной и несколько неуклюжей фрау Хольц и по мощенной булыжником дорожке проводил обеих дам к широкой двойной двери, щегольски поблескивающей во мгле своей медной отделкой и толстым дверным кольцом. Высыпавшие на крыльцо слуги впустили гостей внутрь. Сирена едва сдержала улыбку, когда Тайлер игриво потрепал по щеке совсем еще молоденькую девушку, открывшую им дверь, отчего бедняжка зарделась и пробормотала приветствие, сильно заикаясь от волнения.

— Позаботься, Пегги, — сказал Синклер, — чтобы леди чувствовали себя здесь комфортно. Это сеньорита Кордес, а это ее экономка — фрау Хольц.

Пегги сделала реверанс, буквально съежившись под пристальным взглядом суровой немки.

Тайлер проводил Сирену в гостиную, расположенную направо от просторного фойе.

— Ну, что вы об этом думаете? Удачен мой выбор или нет?

— Более чем удачен! — искренне призналась Сирена. — Дом просторный и по-настоящему роскошный. Даже в Кадисе у меня никогда не было ничего подобного. А какая мебель! Великолепно! Кругом бархат, парча, все совершенно в моем вкусе!

— Моя мать будет рада услышать, что вы одобрили ее выбор, — счастливо улыбнулся Тайлер. — Из-за этого дома она несколько недель находилась в состоянии сильнейшего волнения. Однако если здесь найдется что-нибудь такое, что вам не понравится, то вы так прямо и говорите, ничуть не боясь обидеть ее.

— Если и весь дом выглядит так же, как эта гостиная, баронессе нечего волноваться. Скажите своей матери, что я очень довольна и, наверное, сама бы не смогла сделать ничего лучше. Пожалуйста, передайте ей, что при первой же возможности я навещу ее, чтобы лично выразить свою признательность.

— Она будет просто счастлива! — сказал Тайлер, едва отважась прервать свою собеседницу — настолько он был очарован ее легким испанским акцентом и взглядом дивных изумрудно-зеленых глаз.

Когда Тайлер наконец удалился, пообещав быть у нее послезавтра к ужину, Сирена обратилась к фрау Хольц с распоряжениями:

— Прежде чем мы наконец завершим нашу поездку, договоритесь с лакеем, чтобы он доставил багаж с корабля и рассказал команде, где нас можно найти. У меня нет желания снова трястись через весь город в экипаже, тем более если на улицах и впрямь, как сказал Тайлер, творятся бесчинства.

Оставив экономку выполнять поручение, Сирена поднялась по лестнице, решив осмотреть свою комнату. Проинспектировав несколько роскошно обставленных спален, испанка нашла в левом крыле второго этажа просторное помещение, представляющее собой нечто среднее между опочивальней и гостиной, которое, судя по всему, именно ей и предназначалось. Комната, заботливо украшенная всякими милыми безделушками, выглядела уютно и женственно и располагала к отдыху.