Наконец-то оставшись наедине со своими мыслями, Сирена села на диван, и плечи ее безвольно опустились. Как ей остаться собой в этом роскошном доме? Как жить дальше в качестве сеньориты Кордес, делая вид, будто брака с Риганом никогда не было? Что ей здесь делать? Зачем она сюда приехала? Из-за Ригана? Именно он, Риган, стал смыслом ее жизни, именно он подразумевался в каждом ее слове, угадывался в каждой мысли…

Завтра, как только она проснется и оденется, Сирена поедет на холм Святого Дунстана, разыщет ван дер Риса в его конторе. Черт с ними, с этими уличными хулиганами! Она заставит его поговорить с ней, сказать, глядя ей в лицо, что он больше ее не любит, что она не нужна ему. Да, Сирена должна услышать это из уст самого Ригана. Тогда, только тогда она поверит этому… Но пока встречи не произошло, еще можно мечтать и надеяться, что они оба просто не поняли друг друга и что ошибка исправима.

Хотя Сирена чувствовала себя крайне усталой, она не могла сомкнуть глаз и немного отдохнуть. При мысли о скорой встрече с Риганом у нее начинало тоскливо сосать под ложечкой и кружилась голова. В ту минуту, когда испанка увидела офис ван дер Риса, она поняла, что обязательно туда поедет.

Сеньорита Кордес устало откинулась на спинку дивана. Мысли ее были полны Риганом. И даже когда ее наконец одолел сон, в воспаленной дремотной дымке ей виделся высокий мускулистый мужчина с волосами цвета спелой пшеницы…

В течение считанных часов фрау Хольц взяла в доме под контроль все то, что в принципе могло составить ее владения. Твердым голосом она отдавала прислуге приказания и властно размахивала руками, чтобы все знали и видели, насколько серьезны ее намерения.

— Горе тем, — добавила суровая домоправительница, — кто окажется нерадивым или, что еще хуже, будет пренебрегать своими обязанностями!

Закончив тираду, немка потребовала поднос с легким завтраком для Сирены и понесла его вверх по лестнице. Увидев, что госпожа все еще спит, фрау Хольц на цыпочках вышла из комнаты и, присев на стул возле двери, апатично, как-то незаметно для себя, съела весь завтрак и отнесла поднос обратно на кухню. Экономка решила, что этот дом, вернее люди в нем, ей не нравятся. И где, черт возьми, Якоб?

Когда с корабля прибыл багаж, вместе с ним явился в числе сопровождающих и кок, что весьма удивило фрау Хольц. Она спросила Якоба, как тот отважился покинуть свой драгоценный камбуз, и старик довольно небрежно, почти рассеянно ответил, что не мог доверить кому-либо поклажу капитаны, а поэтому отправился, так сказать, вместе с обозом, желая лично удостовериться в том, что все будет доставлено в целости и сохранности. И хотя фрау Хольц проворчала, что ей совершенно не нужно, чтобы Якоб околачивался вокруг дома и путался под ногами, она тем не менее была рада увидеться с другом. Как раз теперь время для этого настало. Ну куда он мог запропаститься? Возможно, ей удастся завлечь его поиграть в шашки, хотя Якоб знает, что она жульничает, и наверняка не побоится рассказать об этом ее подчиненным… Фрау Хольц тряхнула поседевшей головой и решила, что лучше будет остановить свой выбор на картах.

Она отыскала Якоба в оранжерее, являющейся своеобразным продолжением кухни. Кок бессмысленно бродил между грядок с садовым совком в руках, и на его сморщенной старческой физиономии были написаны явная растерянность и замешательство.

— Фрау Хольц, — сказал он сурово, — нет ничего такого, чего я не знаю о море, о кораблях и в особенности о камбузе. Однако о цветах мне ровным счетом ничего не известно, кроме того, что они красивые на вид и иногда хорошо пахнут. Вот, — проговорил Якоб и протянул немке изящный цветок, — я думал только о тебе, когда срезал его. Думаю, что это английская роза.

Едва коснувшись пальцами усеянного шипами стебля, фрау Хольц испустила негромкий вскрик.

— Ах ты кусок старой морской соли! — прошипела она.

— Я же предупреждал, что это растение напоминает мне тебя, — беззубо осклабился Якоб. — Такое же острое и колючее, как твой язычок, и все-таки столь же прекрасное, как ты сама!

Фрау Хольц залилась густым румянцем.

— Ах, шел бы ты прочь, старый дурак! — воскликнула она, махнув фартуком так, словно отгоняла от себя назойливую муху. — Конечно, кроме как попусту болтаться в оранжерее, тебе здесь делать нечего! Неужели ты не видишь, что уже начинает темнеть?! Я думала, например, что мы сможем поиграть в карты или просто поболтать о чем-нибудь. Боюсь, однако, что здесь не очень-то этим займешься, — с несчастным видом добавила экономка.

Якоб проникся сочувствием к этой женщине с суровым лицом.

— Ты можешь побеседовать со мной в любое время, когда только захочешь. Но пока мы еще не убрались отсюда, скажи, как ты думаешь, что я собирался делать в этой стеклянной клетке?

Фрау Хольц обвела оранжерею опытным взглядом и в глубокой задумчивости прижала руку к губам.

— Послушай, Якоб, — призналась старушка, — мне, в общем, все равно, что ты собирался делать с цветами. Уверена, что и госпоже, и всем остальным тоже наплевать на это. Делай что хочешь, никто не ощутит разницы. Только вот зачем тебе со всем этим возиться?

— Я просто хотел быть вам полезным, — пожал плечами Якоб, — а еще… мне нравятся цветы. Захотел испытать, на что я гожусь в качестве садовника, или как их там называют…

— Оставайся лучше самим собой, — сказала экономка. — Пойдем в дом и поиграем в карты, а если захочешь, можешь съесть кусочек пирога.

Как только Сирена проснулась утром, весь дом сразу пришел в движение. Она вновь и вновь требовала принести горячей воды для купания. Пегги ухаживала за своей новой хозяйкой чуть ли не в качестве персональной служанки. Бедная девочка вся дрожала, когда Сирена приказывала погладить ей одно платье, потом другое — и все это лишь для того, чтобы переменить решение в третий раз. Наконец, усевшись в ванну, она попросила Пегги принести ей флакончик духов, который, кстати говоря, предстояло еще добыть в недрах нераспакованного до сих пор багажа. Девочка подала хозяйке гладкую бутылочку, наполненную янтарного цвета жидкостью, и Сирена не задумываясь выплеснула ее в ванну. Мгновенно узнав запах, она с яростью ударила по воде рукой так, что во все стороны веером полетели брызги.

— Я что-то сделала не так, госпожа? — со страхом осведомилась Пегги.

— Нет, все нормально, откуда же ты могла знать… А теперь иди, дай мне тут поплескаться одной. Я позову тебя, когда понадобишься.

Голос Сирены был очень суров, и Пегги, не тратя времени даром, убралась из комнаты, чтобы не стать жертвой высочайшего гнева.

Сеньорита Кордес втиснулась поглубже в ванну, и горячая вода постепенно сняла ее напряжение. Сирене было стыдно, что она так грубо обошлась с Пегги. Девочка не могла знать, почему ее госпожа ненавидит запах тех духов, которые неумышленно выплеснула себе в воду. Насыщенный мускусный аромат, головокружительно чувственный, ударил ей в ноздри. Она не пользовалась этими духами со времен своей брачной ночи. Брачная ночь! Сирена поморщилась, вспоминая свое тогдашнее смущение. День казался изматывающе бесконечным. Она вышла замуж за Ригана не по любви. Это замужество было лишь частью ее плана относительно того, как отомстить за смерть Исабель. Риган в то время все еще казался ей ответственным за предательство, легшее пятном на нее саму и семейство Кордес в целом.

В течение всего свадебного дня Риган не отходил от Сирены. Он был чрезвычайно внимателен, любезно представлял ее тем из гостей, с которыми она раньше не встречалась, и вообще являл собой чистейший образец восторженного, счастливого жениха.

Нервы Сирены натянулись как струны. Все празднество прошло для нее точно во сне. Все вокруг казалось нереальным, не имеющим значения. Пища была безвкусной, вино выдохшимся, разговоры бессмысленными.

Чуть позднее, закрывшись в своей комнате, Сирена приготовилась лечь в постель. Окна, выходящие в сад, были открыты, и теплый ночной бриз доносил сладкие ароматы цветов. Девушка ускользнула от последних, вечно мешкающих свадебных гостей, желая побыть в одиночестве. Взбежав по лестнице, она оглянулась, чтобы посмотреть на Ригана. Тот сразу же обернулся, словно бы ее взгляд был чем-то вроде прикосновения руки или губ, и глаза их встретились. Выдержав долгую паузу, Сирена опустила голову и продолжила свое восхождение, в то время как Риган тоже отвел от нее взгляд и сумел кое-как закончить беседу с подвыпившим и не слишком торопящимся уходить гостем.