– Они, судейские чинуши, не могли этого сделать!
– Однако сделали, и Чарли хочет поблагодарить от всего сердца этого С. Л. Дивероу, кем бы он там ни был. А свое понимание ситуации он изложил примерно так: «Я с радостью предложил бы этому идиоту стаканчик, но не думаю, чтобы он прожил долго».
– Генерал, – послышался спокойный голос Сайруса Эм, чьи последующие слова были похожи на внезапные раскаты приглушенного расстоянием грома, – мы что, забыли о солдате века?
Хаук побледнел, глаза его забегали, ни на чем не задерживаясь, что свидетельствовало о бушевавшей в его душе буре из противоречивых чувств.
– Иисусе и Цезарь иже с ним! – пробормотал он глухо, плюхаясь в кресло напротив Пинкуса. – О боже, что же мне делать?
– Это ловушка, сэр, я глубоко убежден в этом, – продолжал огромный чернокожий наемник.
– А что, если вы ошибаетесь?
– Во всей истории Комитета по Нобелевским премиям вы не найдете ни одного факта, который давал бы вам основание усомниться в моей правоте.
– Во всей истории? Христа ради, парень, не будьте столь наивны! За последние сорок лет в истории не было ничего, что могло бы натолкнуть нас на мысль о том, что однажды Берлинскую стену снесут, а Восточный блок распадется. Но, как видим мы, все и везде меняется.
– И все же есть вещи, которые не меняются. Например, тот же Стокгольм с его Нобелевским комитетом.
– Проклятье, полковник! Я отдал армии всю свою жизнь, а эти дерьмовые политиканы в кружевных подштанниках взяли да и смяли меня! Понимаете ли вы, что значила бы эта награда для меня и всех тех, кто служил под моим началом в трех войнах?
– Минуточку, генерал! – Сайрус посмотрел на Дивероу. – Могу я задать вам вопрос, Сэм?.. Надеюсь, вы позволите мне называть вас так? Ведь, как мне кажется, мы уже перешагнули через систему отношений между наемным охранником и его нанимателем.
– Да, обращение «маса»[143] не подойдет ни с какой стороны. Конечно, зовите меня по имени, а как же еще?
– Мне вот что хотелось бы знать: связана ли как-то эта ловушка, в существовании коей я ничуть не сомневаюсь, с Верховным судом, о котором вы все время шумите? Я понимаю ваши опасения, но сами посудите: вы нуждаетесь в моей помощи, я же не могу оказать ее вам на высоком профессиональном уровне, пока не получу дополнительной информации. Будучи химиком, я всегда требовал от своих подчиненных точных данных относительно компонентов изготовляемого нами вещества. И, выступая в роли «пса войны», я тоже должен знать если уж не все, то хотя бы основные компоненты – время, порядок событий и так далее, – чтобы иметь возможность действовать сообразно обстоятельствам.
Дивероу сперва повернулся к Арону, тут же кивнувшему ему в знак согласия, потом взглянул на Дженнифер. Та раздумывала какое-то время, но затем также кивнула, хотя и неохотно. Наконец Сэм подошел к Элинор, сидевшей на диване.
– Мама, вы бы с миссис Лафферти только порадовали меня, если бы нашли себе какое-нибудь занятие на кухне.
– Позвони Коре, – бросила Сэму гранд-мама из Уэстона, штат Массачусетс, не двигаясь с места.
– Эй, пойдемте же, девушка в маскарадном костюме! – крикнула Эрин Лафферти. – Мне надо разделаться с этой миской салата, а вы сможете тем временем приготовить чай! Догадайтесь, что я здесь нашла, миссис Величие Номер Один! «Хеннесси»! Превосходный, выдержанный коньяк: ему никак не меньше двадцати пяти лет!
– Она разговаривала с нашей бессовестной кузиной, – заметила Элинор, мгновенно поднимаясь. – Время чая уже давно прошло, ведь верно? Так что пойдемте, Арон, приготовим чай.
– Это же я, Эрин, миссис…
– Ах да! Но вы совсем не похожи на еврейку. А вам нравится чай из ромашки?
– Нет, мне больше по душе «Хеннесси».
– Ну вылитая Кора! Вы давно ее знаете?
– Она католичка, а я принадлежу к другой церкви. Однако мы встречаемся все же – в комитете, созданном нами, чтобы попытаться свести этих идиотов вместе…
– Мы обсудим все это за чаем, Эррол, и, возможно, я присоединюсь к вашему комитету. Что же касается моей веры, то я, конечно же, из англиканцев.
– Кора не смогла бы правильно написать это слово! – Обе дамы рука об руку прошествовали наконец в кухню.
– Дези-Один и Дези-Два, – обратился к латиноамериканцам Сэм, – перестаньте смотреть так! Все, что обещал вам генерал Мак, непременно сбудется, можете мне поверить! Я познал и хорошее, и плохое, вас же ожидает только хорошее.
– Privado, – пояснил Хаук. – Confidencial, usted comprendez?[144]
– Понятно, в путь мы отправиться с этот romano gitano[145]. Он ненормальный, что и для тебя не секрет, не так ли? Кружиться время от время и постоянно улыбаться. Но на улице он вполне подходящий компания. Усек, к чему я клонить? Вместе мы много чего сможем сделать.
– Запомните, мои капитаны, – воскликнул Маккензи, – отныне вы в полном моем распоряжении! Никаких улиц, никаких потасовок, никакого воровства и никаких враждебных действий по отношению к мирному населению! Неужели вы этого еще, черт возьми, не усвоили?
– Да, мы не усвоить, ты прав, генерал, – молвил Дези-Один сокрушенно. – Иногда мы просто забывать об этом, хотя и не хотеть так. Теперь мы джентльмен и офицер, поэтому мы должны думать по-другому. Я согласный с тобой… В путь мы отправиться с сумасшедший gitano.
Дези-Один и Дези-Два вышли в прихожую, отделанную кафелем, а оттуда – на улицу.
– О чем шла речь? – спросил Сайрус, глядя на опустевшую переднюю. – То, что говорилось по-испански, мне ясно, но я не понял, что за распоряжения вы им отдавали и почему зовете их капитанами. В какой они армии?
– В армии Соединенных Штатов, полковник… О, прошу прощения, вам ведь не нравится, когда вас называют полковником… Считайте, что я обучаю их: не будь этого, мы могли бы натворить черт знает что!
– Что есть, то и есть, генерал, – отозвался наемник, покачивая головой. – Но все это меня не касается. В данный момент меня больше интересует другое – то, о чем мы только что говорили. Итак, может кто-нибудь объяснить мне все толком?
Присутствующие обменялись взглядами. Дженнифер Редуинг, дочь племени уопотами, подняв руку, настояла на том, чтобы ей дали слово. Она описала все, что знала сама об исковом заявлении племени уопотами, представленном Верховному суду, потом без тени сомнения обрисовала страшную картину гибели, якобы ожидавшей в ближайшем будущем ее племя как неизбежное следствие судебного заседания независимо от решения, принятого на нем.
– Стоит только Верховному суду приступить к рассмотрению иска, как федеральное правительство в полном составе все сделает для того, чтобы выставить моих соплеменников предателями и париями и, вынеся в отношении наших земель суровый приговор, уничтожит резервацию как таковую, а ее обитателей расселит по всей стране. Вашингтон просто вынужден будет пойти на это, дабы сохранить за командованием стратегической авиации всю занимаемую им территорию, что является задачей первостепенной важности. Не последнюю роль сыграет в необъявленной войне против нас и многочисленная армия поставщиков военно-промышленной продукции, которые так же, как и сам Пентагон, возжаждут нашей крови!.. Кроме того, на наше племя обрушатся полчища авантюристов от политики, которые попытаются растлить каждого, кто появится в их поле зрения, в надежде урвать вполне легально кусок пирога пожирнее, что теоретически вполне реально, хотя на практике едва ли осуществимо. Найдутся и такие, кто займется за наш счет саморекламой. Боже мой, даже представить себе невозможно, сколько прибудет в наши края разномастных, диких и необузданных банд в погоне за долларом! Во всяком случае, больше, чем цветовых оттенков в рыбьей чешуе! А кончится все тем, что от нас ничего не останется. Мы полностью деградируем, поскольку люди алчные, изолгавшиеся и вообще опустившиеся вконец неизбежно проигрывают битву и сбрасываются со счетов. А это не то, чего желала бы я братьям и сестрам своим, которых я так нежно люблю… Ну вот, я и сказала все, что хотела, а вы, полагаю, выслушали меня, генерал Чингисхан из глиняной миски!
