– Не знаю даже, что и сказать. У меня такое чувство, что я один из вас!
– Так оно и есть, пилигрим, – заверил вице-президента Герцог и снова поднял свой стакан. – Тебя ведь тоже обделали.
* * *
Дженнифер Редуинг при активном содействии преисполненной энтузиазма Эрин Лафферти и с посильной помощью обоих Дези сотворила интернациональное жаркое. Поскольку особого устройства печь со стальным корпусом имела четыре отдельные секции с автономными терморегуляторами, удалось потрафить вкусам всех присутствующих.
Перед тем как приступить к готовке, жена Пэдди Лафферти обзвонила известных в Марблхеде поставщиков кошерных продуктов и попросила их прислать в «альпийский домик» самую лучшую лососину и свежайших цыплят, а затем связалась с ребятами из Линна и заказала у них филей, конечно, наивысшего качества.
– Не знаю, что и сделать для тебя: ты такая красивая! – произнесла восторженно Эрин, глядя широко раскрытыми глазами на Дженнифер, когда они остались в кухне одни. – Может, раздобыть буйволиного мяса?
– Нет, милая Эрин, – рассмеялась Дженнифер, чистя крупную картошку из Айдахо, которую они нашли в погребе. – Я предпочту несколько жареных ломтей лососины.
– О, так ты любишь свою индейскую рыбу, которая водится в ваших бурных, как черт знает что, реках?
– И снова нет, Эрин. Просто мне больше нравится пища с низким содержанием холестерина. Считается, что от нее нам будет только польза.
– Я уже пробовала кормить ею Пэдди, и знаешь, что заявил он мне?.. То, что при личной встрече с господом богом спросит его: зачем он населил землю пригодными для еды существами, если ему не хотелось, чтобы дети его с красной кровью в жилах ели филей?
– У вашего мужа всегда и на все есть ответ?
– Он считает, что да. Впрочем, с филеем тут целая история. Два года назад благодаря мистеру Пинкусу нам удалось посетить Ирландию, те места, откуда мы родом. Пэдди, упав на колени, поцеловал Камень Бларни[141], когда снова поднялся на ноги, сказал мне: «Я слышал голос, женушка. Что касается филея, то я тут исключение, святая правда!»
– И вы поверили ему?
– Послушай, девочка, – нежно, не без хитринки улыбнулась Эрин Лафферти, – он мой парень, и притом единственный, которого хотела я в своей жизни. Так неужели же после тридцати пяти лет совместной жизни я стану сомневаться в его видениях?
– Тогда давайте ему его филей.
– Я это и делаю, Дженни, но вырезаю весь жир, хотя он всякий раз и вопит во всю глотку, будто мясник нас обманывает или что я не знаю, как готовить филей.
– И как же вы поступаете в таком случае?
– Обычно даю ему лишний стаканчик виски, а иногда – и пару оплеух: это отвлекает его мысли от желудка.
– Вы замечательная женщина, Эрин!
– Брось ерундить, девочка! – молвила со смехом жена Пэдди Лафферти, готовя для салата латук[142]. – Когда у тебя появится свой мужчина, ты научишься кое-чему. Во-первых, как сделать так, чтобы он всегда был сильным и здоровым, и, во-вторых, как поддерживать в нем огонь. Вот и вся премудрость.
– Я завидую вам, Эрин. – Редуинг изучала красивое, несмотря на чрезмерную полноту, лицо миссис Лафферти. – У вас есть кое-что, чего, боюсь, мне никогда не обрести.
– Почему ты так думаешь, девочка? – перестала рубить латук Эрин.
– Не знаю… Возможно, потому, что я захочу быть сильнее того мужчины, который пожелал бы меня в этом качестве, – я говорю о браке… Я не смогу никому подчиниться.
– Я так полагаю: ты не хочешь, чтобы парень, который женится на тебе, подмял тебя под себя, – понятно, не в грязном смысле.
– Мне ясно, что вы имеете в виду. Я действительно не могу приспосабливаться.
– Я не уверена, что знаю, что подразумеваешь ты под этим твоим «приспосабливаться», но, думаю, это означает, что, приспосабливаясь, человек как бы признает свою принадлежность к низшему классу или вообще безродность. Ты это хотела сказать?
– Да, именно это.
– Неужто нет ничего иного? Взять хотя бы нас с Пэдди, с которым я хотела бы провести всю свою жизнь до конца. Я говорю ему: ешь свой филей, – и при этом тайком от него срезаю весь жир. Он получает свои бифштексы и перестает жаловаться, но жира там нет, сколько бы он его ни искал, даже если вгрызается в самую кость. Понимаешь, к чему я клоню? Дай горилле пососать любимую косточку, и она забудет обо всем остальном, ибо она – счастлива!
– Выходит, мы, женщины, можем манипулировать своими мужчинами, этими представителями сильного пола?
– А что же остается нам делать на протяжении долгих лет?.. До тех пор, пока не появились вы, крикуны, все шло отлично: говори своей половине все, что угодно, но поступай по-своему.
– Замечательно, – произнесла задумчиво дочь уопотами. Внезапно из огромной гостиной, помещавшейся за кухней, послышались крики то ли боли, то ли восторга, а то и того и другого вместе, – понять точно было невозможно. Дженнифер уронила картофелину на пол, а Эрин, швырнув машинально головку латука в светильник, разбила длинную неоновую трубку, так что осколки стекла посыпались в миску с салатом.
Появившийся тут же Дези-Один распахнул дверь с такой силой, что одна из створок, откатившись назад, ударила его в лицо и сместила при этом временно установленные дантистом протезы.
– Вы! – завопил он… – Вы все выходить и смотреть на телевизион! Этот сумасшедший, этот псих вести себя, как бешеный бык!
Женщины ринулись к двери и, вбежав в гостиную, воззрились в изумлении на телеэкран, занятый шестью, по-видимому, очень важными, гостями города Бостон, облаченными в приличествующие столь торжественному случаю строгие костюмы. Кто-то из них выделялся коротко подстриженной бородой, другие, наоборот, были чисто выбриты или же красовались нафабренными усами, и у всех у них голову венчала черная мягкая фетровая шляпа. Их приветствовал мэр города интеллектуалов, который явно не очень-то справлялся с возложенной на него обязанностью выступить от имени всех горожан:
– Итак, прибывшие из Швеции посланцы Комитета по Нобелевским премиям! Мы приветствуем вас, господа, у нас в Бостоне и выражаем вам свою глубоко прочувствованную сердечную благодарность за то, что вы выбрали Гарвардский университет для проведения вашего семинара по международным отношениям, и за то, что вы ищете солдата века, а именно некоего генерала Маккензи Хаукинза, который, как вы считаете, находится где-то там, на наших западных рубежах, и который, возможно, увидит или услышит эту передачу… Боже, да кто же написал этакое дерьмо?
– Сейчас мы дадим пояснения! – вмешался ведущий, пытаясь спасти положение. – Делегация знаменитого Комитета по Нобелевским премиям прибыла в Бостон для участия в организованном Гарвардским университетом симпозиуме по проблемам международных отношений. Однако член упомянутой делегации сэр Ларс Олафер по прибытии сюда заявил несколько минут назад, что второй его целью является установление местопребывания генерала Маккензи Хаукинза, дважды лауреата почетной медали конгресса, признанного Нобелевским комитетом солдатом века… Вскоре кортеж машин мэра отправится в отель «Времена года», где шведская делегация разместится во время симпозиума в Гарварде… Простите, пожалуйста… Звонит президент Гарвардского университета… Как так – какой симпозиум? Откуда, черт возьми, мне знать? Ведь это вы возглавляете университет, а не я… Простите, ребятки, связь с Кембриджем временно прервалась… Так, из-за мелкой неисправности… А теперь продолжим программу. Повторяем самую популярную на сегодняшний день передачу «Следите за своими вкладами»…
– Опять кто-то выпустил карликов! – раздался в телевизоре чей-то вопль.
Маккензи Хаукинз, вскочив со стула, заревел:
– Черт возьми, солдат века! Вы все слышали?.. Конечно, рано или поздно это должно было произойти, и все же то чувство гордости, которое переполняет меня, не испытывал еще ни один боевой офицер из существовавших когда-либо на свете! И позвольте сказать вам, мальчики и девочки, я намерен разделить эту великую честь с каждым пехотинцем, служившим под моим началом, потому что подлинные герои – это они, и я хочу, чтобы весь мир узнал об этом!