– Доктор также говорит, – ворчливо объяснил врач, – что еще неизвестно, не воспалится ли рана, не подцепил ли он в этой чертовой дыре чуму, не упадет ли завтра кирпич ему на голову.

– Жизнь каждый день хватает нас за горло, – произнес Киприан. – Если вы закончили здесь с раной, доктор, посмотрите еще у входа в монастырь. Там лежит один человек, ангел-хранитель которого в последний момент подставил свою руку, когда в его тело попала стрела арбалета. Этот мужчина – доминиканец, но спасение его жизни может стать хорошим поступком.

Агнесс посмотрела на него. Она чувствовала себя настолько уставшей и настолько счастливой, как еще никогда в своей жизни. Голова Андрея лежала на ее коленях, она положила руку на повязку и чувствовала его спокойное медленное дыхание. У нее был брат. Она не имела ни малейшего представления, как это – иметь брата или сестру, но у нее было такое ощущение, что она быстро к этому привыкнет. Девушка всегда думала, что она одна в целом мире, – одиночество, в котором любовь Киприана никогда не могла бы ничего изменить. Теперь эти мысли остались лишь в воспоминаниях. Киприан улыбнулся, и от этой улыбки у нее пошли мурашки по коже. Она еще никогда не была такой уставшей и такой счастливой и никогда не любила его так сильно, как в этот момент.

– Вообще-то у тебя появился не только брат, – сказал Киприан.

– Но…

– Ты одновременно стала и тетей.

– Что? У Андрея есть ребенок?

– Ну да, – сказал он. – На самом деле это немного сложнее.

– Как его зовут? Как он выглядит?

– Когда мы вернемся в Прагу, ты все узнаешь у своей матери. Я уверен, что она за это время довела до безумия уже с десяток кормилиц и успела сожрать как минимум одного дракона, который рискнул слишком приблизиться к малышу.

– Моя мать? Терезия Вигант?

– Я же сказал, что все это сложно.

– Расскажи мне эту историю.

– Агнесс, дорогая, – вздохнул он, но улыбка на его лице не изменилась, – ты просто посмотри в зеркало, и увидишь эту историю перед собой.

Она недоуменно уставилась на него, а он наклонился и поцеловал ее. И в это мгновение в мире не было ничего, чего она хотела бы больше этого поцелуя.

Вообще-то я сначала собирался рассказать историю императора Рудольфа фон Габсбурга, алхимика на троне кайзера, собирателя произведений искусства и невротика в самом сердце немецкого рейха, чья полная неспособность править страной подготовила почву для невыразимых бед Тридцатилетней войны. Библия дьявола должна была стать лишь побочной линией развития сюжета.

Тот, кто достаточно долгое время посвящает писательству, рано или поздно понимает, что истории лучше писателя знают, как именно их следует рассказывать. В этом отношении они обладают той же силой, что и библия дьявола, изображенная в моем романе, – они копят силы, чтобы появиться среди людей. Мое повествование по данной причине пережило изменение, трансмутацию, если угодно, что хотя и позволило мне показать непосредственную связь истории с алхимией, однако привело к тому, что центральная фигура главного алхимика, кайзера Рудольфа, превратилась в некую – хотя и не совсем ничего не значащую – виньетку.

Сохранился целый ряд реальных исторических деятелей, постепенно начавших играть в моем рассказе достаточно значимую роль.

Разумеется, наиболее важным среди них является Мельхиор Хлесль, кардинал, епископ Нового города Вены и главный заправила. Не в последнюю очередь благодаря его усилиям в 1612 году кайзер Рудольф лишился трона, и его место занял эрцгерцог Маттиас. К сожалению, Маттиас оказался точно так же не на своем месте, как и его старший брат, но, думаю, мы можем согласиться с тем, что в этом вины Мельхиора Хлесля нет. В драме Франца Грильпарцера «Раздор между братьями в доме Габсбургов» епископу явно отведена роль Мефистофеля; я же взял на себя смелость сделать его положительным персонажем. В то время как история его жизни, обращение в католичество его семьи и борьба против двора кайзера Рудольфа исторически обоснованны, в том, что касается его злоключений во время поисков библии дьявола, я, разумеется, позволил себе значительные вольности, чтобы сделать сюжет более захватывающим.

Кардиналы де Гаэте и Мадруццо существовали на самом деле, но в действительности они не планировали никакого заговора – во всяком случае, насколько мне удалось установить – и, уж конечно, не убивали двух Пап, прежде всего по той причине, что подлинный кардинал де Гаэте к тому времени, когда происходит действие романа, был уже несколько лет как мертв. Эрнандо де Гевара, чье худое лицо и чрезвычайно по-современному изящные круглые очки были изображены в 1600 году Эль Греко (данная картина выставлена в музее «Метрополитен» в Нью-Йорке, и я понятия не имею, можно ли ее выкупить), также не брал на душу убийства двух Пап, однако некоторое время работал ассистентом Великого инквизитора кардинала де Кирога, а позднее получил его должность. Насколько мне удалось выяснить, его на самом деле звали Эрнандо, а вовсе не Фернандо, хотя именно последним вариантом имени подписана картина Эль Греко. В свою очередь, кардинал де Кирога, Великий инквизитор, не принимал участия ни в каких описанных в книге конклавах по той простой причине, что количество еретиков в Испании никак не желало уменьшаться.

При описании аутодафе в Толедо я опирался на труды историка Жаклин Дозуа. Политическую ситуацию, приведшую к тому, что помощник архиепископа Лоайса (еще одна историческая личность вместе со своими дочерьми) предал своего патрона, я при описании соответствующей сцены несколько упростил, потому что она слишком уж запутана. Отмечу здесь лишь то, что еще один брат императора Рудольфа, а именно Альбрехт фон Габсбург, в свое время занимал должность архиепископа Толедо и умудрился не присутствовать ни на одном из душераздирающих зрелищ сжигания еретиков.

Если же вы считаете, что я полностью выдумал волнующую ситуацию со смертью трех Пап подряд в течение нескольких месяцев, то вынужден вас огорчить: эта фатальная «текучка кадров» на Святом престоле соответствует исторической реальности (разница лишь в причинах – см. выше). И если вы задаетесь вопросом, по какой чрезвычайной причине капитан швейцарских алебардистов и его заместитель непременно должны быть отцом и сыном, то опять-таки хочу вас заверить в том, что таковы исторические факты. Если бы только можно было выдумать все те истории, которые жизнь пишет прямо у нас под носом!

При дворе императора Рудольфа бросается в глаза стоящая близко к нему и его исторически оправданному неврозу неразлучная пара – барон Розмберка и верховный судья Лобкович. По отношению к обоим я позволил себе значительные вольности. Впрочем, хочу признаться, что в реальности они были большими профессионалами. Также я не могу поручиться, что Джованни Ското действительно соблазнил жену верховного судьи, хотя она в таком случае, возможно, была бы единственной женщиной в Праге, с которой ему не удалось переспать. На этом месте я также могу приподнять завесу над тайной, куда исчез мастер Ското, после того как господа Ди и Келли сделали невозможной его дальнейшую жизнь в Праге, – он обосновался при дворе герцога Иоанна фон Кобура, где некоторое время спустя соблазнил герцогиню и стал причиной трагических событий.

Вот Хранителей я действительно выдумал, за исключением аббата Мартина Корытко, чрезвычайно неоднозначного монаха из Браунау (Брумова). Говорят, его терпимость по отношению к протестантам привела к постройке церкви Святого Вацлава у Нижних ворот Браунау, из-за запланированного сноса которой в 1618 году в Праге выбрасывали людей из окон, что и привело к началу Тридцатилетней войны. Личности, которая таким образом несла ответственность за начало ужасной войны, я просто не мог не уделить подобающего ей места в своем романе.

Доктор Гваринони, лейб-медик императора Рудольфа, тоже реально существовал. Честно говоря, из всех придворных кайзера я выдумал лишь карлика, с таким безразличием приветствовавшего Андрея во время его первой встречи с императором. Возможно, у него и был карлик, ведь исторические источники умалчивают о большом количестве чрезвычайно интересных личностей!