— Значит, они вместе в этом деле?

— Да, международные средства массовой информации, недвижимость и производство кинофильмов. По крайней мере, этим они прикрываются. А мы пока выясняем, чем они заняты на самом деле.

— Мне кажется, — задумчиво сказала Кейт, — это объясняет, почему эти два поселка так похожи. А я уж думала, что это всего лишь совпадение.

— У этого дерьма один источник.

— В буквальном смысле, если говорить о «Парке ночных горшков».

— Похоже, братьям никогда не удавалось просчитать последствия, — предположил Даррен. — Отличительная черта их бизнеса состоит в том, что он плохо продуман. Все было нормально, пока они занимались газетами, кино и контрабандой наркотиков и оружия.

— Что?! — воскликнула Кейт.

— Конечно, а вот с недвижимостью все вышло по-другому. Слэк-Палисэйдс и «Туалетные сады» разорили компанию. Теперь Хардстоуну и Сен-Пьеру срочно требуются деньги, чтобы удержаться на плаву. Они просто в отчаянии и к тому же догадываются, что некоторые люди начинают складывать из кусочков всю картину. И расследование взяток плановому бюро — это лишь начало.

«Некоторые люди»… Кейт представила разгромленный офис Крайтона и тяжело вздохнула. Снятая с телефона трубка, открытый ящик и бумаги, выброшенные на пол. И отсутствие папки с наклейкой «Осторожно — радиация». Она вспомнила и о том, что произошло с Фреей Огден.

— А ты не думаешь, что исчезновение Крайтона как-то с этим связано? Что Хардстоун и Сен-Пьер узнали о существовании досье и…

Даррен поднял брови.

— Вполне возможно, — мрачно сказал он, — что кто-нибудь из них почуял, откуда ветер дует.

Кейт откинулась на подушки. Бедный Крайтон! Где он сейчас? Может быть, он спокойно разбирал бумаги, попыхивая сигаретой и шмыгая носом, когда в офис вошел кто-то огромный и страшный? Она представила себе редактора — связанного и с кляпом во рту, — которого скрутили безжалостный Сен-Пьер и его не менее противный брат.

— Как бы там ни было, — радостно сказал Даррен, — им есть что скрывать. Сен-Пьер так увяз в контрабанде, что и подумать страшно. В это невозможно поверить! Сама подумай — неизвестный самолет садится в Ницце каждую среду днем. И…

— О Боже, только не это! — пробормотала Кейт. — Не рассказывай мне. Крайтон тоже хотел выяснить, что там. А теперь сам куда-то пропал.

— Да! — Не обратив внимания на ее последние слова, Даррен восторженно забарабанил кулаками по коленям. — Обстановка определенно начинает накаляться. Как сообщают мои источники, братья задумали нечто серьезное и очень рискованное, чтобы раздобыть денег и спасти компанию.

— Что?

— Не знаю, но собираюсь выяснить.

Кейт обеспокоенно посмотрела на друга:

— Даррен, эти люди очень опасны. Особенно Марти Сен-Пьер. Он отвратительный жестокий придурок. Поверь мне, я видела его. И не забывай, что случилось с Фреей.

— О, Кейт, перестань! — пренебрежительно фыркнул Даррен. — Это же лучший материал в моей жизни.

— Он может стать для тебя последним. — Кейт снова пришлось сесть. — Даррен, пожалуйста, — серьезно сказала она, — держись подальше от него. От них обоих. Если не хочешь, чтобы с тобой случилось то же, что и с Крайтоном. Они опасны, а доведенные до отчаяния, могут представлять смертельную угрозу. Каждого, кто встанет у них на пути, они прихлопнут как муху.

— Она права, — раздался низкий голос от двери.

— Одиль? — Кейт вглядывалась в темноту за плечом Даррена.

Старуха подошла ближе, ее высокие каблуки тихо ступали по деревянному полу, мягкий свет, проникавший сквозь шторы, серебрил морщины.

— Ты права, — сообщила она. — Эти люди опасны, и пришло время остановить их. Пока не случилось беды.

— Кто это? — Даррен перевел взгляд с перекошенного лица графини на Кейт.

— Хозяйка этого дома, — пробормотала Кейт.

— И что она знает о Хардстоуне и Сен-Пьере? — зашептал он в ответ.

— Понятия не имею, — так же тихо ответила Кейт. — Спроси у нее сам.

— Я знаю достаточно, — заговорила на английском Одиль, — чтобы предположить, на что они способны. И сейчас речь идет как раз о рискованном и серьезном деле. — Ее блестящий глаз уставился на Даррена. Поджав губы, она удивленно рассматривала его голубые губы, килограммы браслетов, «иглы» на голове и узкие белые джинсы, все в цепях и заклепках.

Младший репортер выпучил глаза:

— Вы правда так думаете?

Одиль кивнула. Она склонилась над Кейт, и над подушкой разнесся пряный аромат ее дорогих духов.

— Моя дорогая, я хочу кое-что тебе показать. Вам обоим, — добавила она, взглянув на Даррена, и с улыбкой снова обратилась к девушке: — Ты в состоянии совершить небольшую прогулку?

Чувствуя слабость, Кейт спустила ноги с кровати и с облегчением заметила, что кто-то — хорошо бы это была Селия — оказался очень предусмотрительным и надел на нее пижаму, хотя и не очень красивую — фланелевую, в красно-синюю полоску, которая оказалась не по размеру. «Можно даже не гадать, чья она», — подумала Кейт, заметив удивленный взгляд Одиль.

— Тогда пойдем… — Стуча каблуками, графиня вышла из комнаты, Кейт — за ней, а Даррен, звеня браслетами, следом.

Они миновали лестничную площадку, выложенную черной и коричневой плиткой, и оказались в спальне графини. Здесь, таким же привычным движением, как и раньше, Одиль отодвинула один из книжных шкафов, за которым была ее гардеробная.

Даррен присвистнул, когда его взгляду открылись ряды нарядов в прозрачных чехлах.

— Все винтажное, — выдохнул он и принялся взволнованно разглядывать ярлыки.

— Я и не знала, что ты разбираешься в моде, — пробормотала Кейт.

— Это входило в мой экзамен по истории искусства.

— Я не сомневалась, что тебя это заинтересует, — перебила их Одиль. — Это видно по твоей одежде. У тебя очень редкое чувство стиля, — любезно добавила она.

Даррен выглядел польщенным.

— И какой период ты изучал? — Графиня достала еще одну сигарету.

— Современное искусство, — ответил Даррен. — Творчество многих из тех, чьи картины висят у вас в холле. Лорансен, Лихтенштейн — эта коллекция должна стоить больших денег.

Одиль кивнула, прищурившись от дыма:

— Да, так и есть. Но, честно говоря, они лишь отвлекают внимание. Как и эта коллекция винтажных платьев. Это хорошо известный прием, чтобы обмануть воров. Ты выставляешь напоказ что-то менее ценное, чтобы…

— Отвлечь внимание отчего-то действительно ценного? — предположила Кейт, чувствуя, что ее сердце от волнения колотится все сильнее.

Одиль кивнула.

— Только в этом случае, — тихо произнесла она, — трюк, похоже, не сработал.

Графиня направилась в другой конец комнаты и сняла со стены свою фотографию. Под ней оказался небольшой пульт управления, мигающий красными и зелеными лампочками. Она нажала на кнопку, и стена отъехала в сторону, открыв их взгляду еще одну комнату — без окон, с деревянным полом и простым белым потолком. Там не было ничего, кроме картин. Около десяти больших холстов занимали все стены, от пола до потолка. Огромные, яркие, самобытные — ошибиться было невозможно.

— О мой Бог! — Кейт сразу же узнала художника.

Даррен взглянул на хозяйку:

— Это же Пикассо, да?

Одиль кивнула и выпустила большое облако дыма.

— Но я хотел спросить… как… как вы… — Даррен растерянно замолчал.

— Откуда у меня столько? Естественно, он сам подарил их мне. А некоторые я купила… Он не очень любил отдавать, только не он! — Графиня улыбнулась, и ее здоровый глаз подернулся мечтательной дымкой. — Он был моим другом. Я позировала ему. Эта, эта и вот эта, — показала она, и ее кольца сверкнули в свете ламп, закрепленных над каждой картиной, — мои портреты.

Кейт с Дарреном принялись рассматривать картины, на которые она показала. На одной была изображена темноволосая женщина в профиль: два больших глаза с сине-зелеными ресницами, красные губы и черные брови — все это уместилось на одной половине ее лица. На другой темноволосая темноглазая женщина превратилась в цветок — ее лицо было словно раскрывшийся бутон, а тело — стебель. Несмотря на абстракцию, в обеих женщинах можно было узнать Одиль.