«Неужели же так теперь и отдаться на волю фашистов, чтобы везли в Германию?! — думал Баграмов. — Сумел же Бурнин бежать! Договориться с Сашкой, с Балашовым, с Рогинским. Рискнуть! Может быть, и не будет совсем никаких партизан, а мы будем ждать, как манны небесной! Как будто нас кто-то обязан за ручку из лагеря вывести!..»

Сквозь тяжелое дыхание усталых людей, когда уже все спали, Емельяну вдруг почудился треск пулеметов, потом еще — ближе и ближе. Сначала это казалось сном или полусонным воспоминанием фронта, потом пулеметная перестрелка усилилась до бесспорной явности.

«Бой идет! Приближается к городу! Бой!» Едва успела мелькнуть эта мысль у Баграмова, как скрипнула дверь санитарской комнаты. Пробравшись меж коек, Волжак легонько толкнул Емельяна:

— Иваныч, вставай! Начинается!

Емельян вскочил.

— Слушай, слушай! — шепнул Волжак.

— Да слышу я, слышу!

Баграмов открыл глаза и только теперь увидел, что полный мрак царит всюду.

— Тревога? Что-то я не слыхал, — живо спросил он.

— Ни ракет, ни сирены не было, — пояснил Волжак. — Машина подъехала к воротам. Что-то орали, орали, потом все потухло, а тут и пошли стукотать пулеметы! Сашка с Володей уже полчаса, как прилипли к окошку.

Баграмов кинулся к тому же окну. В лагере не было видно ни прожекторов на караульных вышках, ни искры…

Еще далекая, но отчетливая в ночной тишине пулеметная перестрелка перемежалась редкими ударами винтовочных выстрелов. Вправо от лагеря, километрах в трех, взлетали время от времени белые и зеленые ракеты.

— Слышится, будто все ближе да ближе! — шепнул Волжак.

— Давай поднимать ребят.

Нарастающий треск пулеметов изредка заглушался собачьим лаем со стороны деревни, но все-таки можно было расслышать, что пулеметов не меньше пяти-шести.

— Три-четыре версты, не дальше, — внезапно шепнул, определяя по звуку, Юзик.

— К городу рвутся, — отозвался Баграмов.

В той же стороне еще ближе ударили минометы. Одна за другой разорвались семь-восемь мин. Отблески взрывов сверкнули на горизонте. И оттуда же снова взлетели две зеленые ракеты.

Баграмов, Волжак, Сашка, Юзик, капитан Володя жадно слушали эти звуки, как перекличку каких-то невнятных голосов, словно, если прислушаться более чутким ухом, вот-вот разберешь и слова…

Стоять так в бездействии у окошка было уже не под силу,

Баграмов вошел в темную громаду казарменного сумрака. Окликнул дежурных:

— Не спите?

— Да что вы! Какой уж тут сон! — отозвался кто-то… Не спали ночные дежурные, проснулись и дневные санитары, вскочили с кроватей больные, вышли из своих помещений врачи, фельдшера. Все напряженно толпились возле открытых окон, всматриваясь в желтое, быстро растущее зарево, вслушиваясь в нарастающий стук пулеметов, следя за разрывами мин…

Мимо лагеря в ту же сторону промчались мотоциклисты.

— По местам, господа, по местам! Неприятности будут от немцев. Спать! Все по койкам! — услыхал Баграмов за своею спиной перепуганный, но настойчивый голос Коптева.

— Господин старший врач, вы бы шли да спокойненько спали. Партизаны придут — мы тогда вас разбудим, — посоветовал кто-то из темноты огромного помещения.

— Чтобы повесить! — поддержал другой голос.

Зрение приспособилось к ночи. Баграмов видел толпу персонала и больных, толпу, которая теснилась по коридору. Одни сжимали в руках коромысла для носки бачков с кухни, другие — ножки кроватей и табуреток, поручни от носилок, Баграмов припас острый сапожный нож. В коридоре стоял приглушенный гул голосов.

Вдруг с другой стороны по шоссе, под самыми окнами, пробежали несколько человек в тяжелой солдатской обуви. И неожиданно близко ударили отдельные выстрелы. Мимо отворенных окон свистнули пули.

Бой во мраке вспыхнул внезапно у самого лагеря.

«Перехитрили фашистов! Туда отвлекли куда-то, а сюда и ударили!» — разгадывал Баграмов партизанский маневр. Он задрожал от волнения. У него пересох рот. Шумно рвалось дыхание, как окаянное, с болью стучало сердце, мешая слышать доносившиеся сквозь выстрелы крики.

«Может быть, они зовут нас!» — мелькнуло в уме.

За лагерем шла перестрелка, пули свистели вдоль зданий с той и другой стороны. Баграмов нетерпеливо высунулся из окна, вглядываясь в непроницаемый мрак. Кто-то оттаскивал его за подол гимнастерки.

— Куда ты?! Убьют!

Теперь мимо лагеря по шоссе шла молчаливая перебежка бросками. Перебегавшие падали на дорогу или рядом в канаву, стреляли из автоматов и снова перебегали. «Кто? Немцы или свои? Хоть бы слово команды услышать!»

— Володя! — хрипло позвал Баграмов.

— Товарищи! Братцы! За лагерь дерутся! Все на выход! — выкрикнул в этот миг капитан в коридоре. — За мной, вниз!

— На волю, товарищи! — узнал затем Емельян голос Саши, дрогнувший от волнения.

— Выходить на лестницу молча! — внятно для всех приказал капитан у выхода.

Справа от лазарета, метрах в трехстах, с десяток голосов явственно закричали «ура», раз за разом ударили четыре разрыва гранат, брызнув огненными снопами, истерически затрещали пистолетные и автоматные выстрелы, доносились выкрики немецкой команды.

Баграмов протиснулся в дверь в тяжело дышавшей толпе. Рядом с ним на лестничной площадке оказался Саша. Он возбужденно схватил Емельяна за локоть. По другую сторону был Волжак.

Плотной массой они теснились по лестнице, слыша и здесь непрерывный шум боя — взрывы, стук пулеметов… Вооруженные дубинками и ножами, они шли против автоматчиков, против гранат, мин, винтовок.

— Стой! — первым сбежав с лестницы, энергично, без всякого заикания приказал капитан. — Всем стоять. Высылаем разведку.

— Я пойду! — в нетерпении вызвался Саша.

— Пойдем я, Рогинский и доктор Яша, — ответил капитан. — Никому без приказа не выходить. Емельян Иваныч и Саша, вы поведете людей к воротам по моей команде: «Вперед!» Хирургия выйдет за нами.

— Держи, — сказал Саша, передавая что-то капитану.

Емельян разглядел, что это был откуда-то взявшийся наган.

Володя, Юзик и молодой врач Яша Мочалин выскользнули во двор.

На лестнице и на нижней площадке вся толпа замерла в ожидании, напряженно вслушиваясь в треск перестрелки. Из второго и первого этажей пленные тоже начали выходить на лестницу. С новыми взрывами гранат — одной, другой, третьей — донеслись какие-то более отдаленные крики.

Баграмов выглянул за дверь, готовый к броску, ожидая команды Володи.

Мимо лагеря на бешеной скорости прокатили мотоциклисты, мелькнули тяжелые грузовики, близко остановились. Послышались у ворот лагеря командные выкрики немцев.

Разрывы гранат еще и еще раз сверкнули уже далеко за картофельным полем, возле деревни, не менее полукилометра от лагеря. Оттуда же застучал пулемет. Раздались минометные выстрелы и разрывы мин, которые падали за картофельным полем и дальше — уже за деревней… Пули ударили в здание лазарета. Зазвенело выбитое стекло. По асфальту совсем у двери брызнули осколки кирпичной стены. Емельян отшатнулся.

Приглушенная ругань и стон донеслись снаружи. В десятке шагов от дверей Емельян в сумерках разглядел человека.

— Володя! — негромко окликнул он.

— Он ранен. Мне одному не поднять! — откликнулся врач. — Партизаны отбиты, отходят, — глухо добавил он. — Слышите, налетело из города сколько солдат!..

Саша выскочил, пригибаясь, на помощь врачу.

«Опоздали!» — ударило как камнем по голове Баграмова.

— Товарищи, все назад, по местам! — как можно спокойнее скомандовал он.

— Не может быть!.. За мной! Все вперед! — истерически выкрикнул Балашов, порываясь за дверь.

Емельян изо всех своих сил оттолкнул его назад, к лестнице.

— По местам! — громче повторил Емельян. — Бегом по местам!

Сашка-шофер на руках с капитаном вбежал в дверь. За ним проскользнул Яша Мочалин.

Толпа уже поднималась по лестнице, топоча, молчаливо тискаясь в давке. Кто-то тащил и подталкивал вверх глухо рыдавшего Балашова.