План провалился. Потому что один из наших. Оказался предателем… И рассказал о партии оружия, которую мы хотели переправить на Кубу. Из Соединенных Штатов. Груз был реквизирован. Совершенно очевидно, что для успеха революции. Не обязательно пользоваться зашифрованными посланиями. Людям нравится болтать больше, чем следует. Им не нравится. Превращаться в машину. Универсальную. Тьюринга.

Вот в чем беда. Я устал. За дверями моей комнаты – шум. Сильный шум. Только дождь радует меня этим вечером. Который дает мне возможность вспомнить другие такие же. Вечера.

Кауфбойрен. Розенхейм. Уэттенхайн.

Рамирес-Грэм только что получил сообщение от Баэса: дочь Саэнса готова с ними сотрудничать. Дежурный шофер уже выехал, чтобы немедленно доставить ее в Тайную палату. Рамирес-Грэм выключает свой мобильник и оставляет его на груде папок, лежащей на столе в кабинете. Некоторое время он пристально следит за медленным и всегда таким непредсказуемым движением скалярий в аквариуме.

Он еще не знает точно, какими будут его дальней шаги в борьбе с Кандинским, но твердо решил не останавливаться ни перед чем. Он предпочел бы общепринятые методы, противостояние интеллектов, когда один изобретает секретные коды или, воспользовавшись несовершенством компьютерной системы противника, проникает в нее, а другой расшифровывает секретные сообщения или ищет следы компьютерного вторжения, оставленные преступником при взломе системы. Однако его страх перед возможным поражением становится все сильнее. У него нет достаточного опыта, он не знает, не умеет с этим обращаться…

Он готовит себе кофе и устраивается в крутящемся кресле лицом к освещенным окнам, которые кажутся живыми картинами на фоне бесцветных стен. Горячая жидкость обжигает горло. Он пьет ее не для того, чтобы насладиться вкусом, а чтобы хоть немного успокоиться. Крепкий черный кофе… Которая чашка за сегодняшний день? Четвертая, хотя у него и так достаточно поводов для бессонницы. Возвращается тошнота, возможно, снова открылась язва.

Стопка папок содержит информацию об "Операции Тьюринг". Он хотел продолжить чтение бумаг, но продвинулся недалеко. Едва он вошел в кабинет, ему стало ясно, что борьба с "Сопротивлением" не терпит отлагательства. К тому же он уже просмотрел большинство документов не нашел ни одного компрометирующего факта, ни одной зацепки, которая помогла бы ему развеять мистический ореол вокруг Альберта и указала бы верный путь. кое случается только в кино. А он было понадеялся, его руках основные данные, и остается лишь приложить небольшое умственное усилие, чтобы все сразу стало на свои места…

Того, что он знал, было достаточно. И он решил положиться на судьбу и на везение Тьюринга.

Надо было ему остаться со Светланой. В тот момент она очень в этом нуждалась. Он никогда себе этого не простит. Но в те дни единственное, чего он хотел, – это покинуть скорбное место, где отовсюду ему слышались крики детей, играющих неподалеку; где он ловил взгляды малышей в каждом супермаркете, и от этого по коже бежали мурашки… Его будущему ребенку было пятнадцать недель, когда он погиб внутри Светланы. Каким же идиотом он был, когда отказывался от такого чуда – стать отцом – и спровоцировал своими бездумными словами трагическую цепочку событий, которая привела к катастрофе и смерти малыша. А самое ужасное – это что с самого начала он понимал свою вину, но все равно не переставал обвинять Светлану. Она должна была остаться дома, а не садиться за руль во взвинченном после ссоры состоянии. За короткое время Джорджтаун стал слишком большим для двух людей с таким тяжелым грузом на плечах.

Ему хочется позвонить Светлане и попросить прощения за свое поведение. Он поднимает трубку, набирает номер, который давно знает наизусть. Ответь, пожалуйста… Голос Светланы на автоответчике звучит жестко и как-то обиженно. Рамирес-Грэм почти решается оставить ей сообщение, но в последний момент кладет трубку. Зачем? Однажды утром он появится у дверей ее дома. Он попросит простить его и дать ему еще один шанс. Она очень добрая, но он не уверен, что у него получится. Не важно: дело не в ее ответе; для него гораздо важнее исправить, пусть задним числом, свои ошибки, не допускать их вновь.

Да, именно так… А об ее ответе я позабочусь.

Рамирес-Грэм закрывает глаза. Когда раздается звонок, он не понимает, сколько прошло времени. Смотрит на часы – десять утра. Это Баэс, а с ним девушка с растрепанными каштановыми волосами и недоверчивым взглядом. Он знает этот тип, встречал в кафешках Джорджтауна. Она абсолютно не похожа на своего отца, думает он. Встает, впускает их в дом и предлагает присесть.

– Большое спасибо за то, что ответили нам так быстро, – говорит Рамирес-Грэм, отпивая холодный кофе. – Нам нужно побольше таких людей, как вы. Особенно в эти дни, когда кругом царит хаос.

– Я пришла не ради какой-то там абстрактной родины, – она нервно сжимает руки, – и не обращайтесь ко мне, как к ребенку, этакими отеческим тоном. Люди из Коалиции кажутся мне слабаками; они умеют только отрицать все и вся, не предлагая ничего взамен. Но я и не особо расстроюсь, если Монтенегро повесят на фонаре. Я, знаете ли, не его поклонница.

Так, так, так… У девушки широкие взгляды. И к тому же она честолюбива, чем выгодно отличается от своего отца.

– Тогда почему вы пришли, позвольте спросить?

– Потому что Кандинский виновен в смерти Рафаэля, хакера, которого я очень уважала. А также в смерти двух других хакеров. Их убили в этом месяце.

– Интересно, – вмешивается Баэс, – мы этого не знали. Что за Рафаэль?

– Я не знаю.

– Баэс, – говорит Рамирес-Грэм, – выясните, какой информацией об этом мы располагаем. Не может быть, чтобы мы ничего не знали.

– А два других хакера… – говорит Баэс, внимательно глядя на нее. – Вивас и Падилья. Я читал то, что вы опубликовали на своем сайте. Нам удалось узнать, что они были простыми хакерами средней руки. Нет ничего, что связывало бы их с "Сопротивлением". Тем более их смерть.

– Ничего и не будет, – отвечает Флавия. – Вам пришлось бы копаться в бесконечной переписке, которая ведется в приват-чатах. И искать их псевдонимы, ники и все такое. Доверьтесь мне.

Баэс наблюдает за ней с насмешливой гримасой. Рамиресу-Грэму нравится его профессионализм. Иногда ему удается найти людей, которые могут принести реальную пользу. Но он признает, что сам не является для того же Баэса хорошим примером. Возможно, ему следовало оставаться в пустом офисе и в одиночку работать с ускользающими алгоритмами, вымещая на них всю свою злость (и тогда ломались карандаши, летели тетради и калькуляторы, доставалось и компьютерным мониторам).

– Такие, как Кандинский, подрывают репутацию хакеров, – продолжает Флавия. – Если мы его не остановим, последуют другие жертвы. Он настоящий маньяк, и его место в тюрьме.

– Я удивлен, – говорит Рамирес-Грэм. – Вы первый человек, кто говорит о Кандинском плохо.

– К тому же, – вставляет Баэс, – идеи, за которые он борется, ошибочны.

– Идеи как раз хороши, – возражает ему Флавия, – ошибочны методы. Кандинский не приемлет ни чужого мнения, ни возражений. Он воспринимает их как личное предательство. И не считается с этикой хакеров.

– Извините, но людям, действующим на грани запретного и дозволенного, всегда не хватало этики.

– Хакеры слишком поглощены потоком информации, которую пропускают через себя. Они взламывают компьютерные системы для того, чтобы открыть то, что не должно оставаться скрытым, и потом делятся информацией со всем миром. Организации вроде вашей по самой своей природе – их злейшие враги. А люди вроде вас – полная противоположность им. Вам никогда их не понять.

Выражение лица Баэса меняется, уголки губ опускаются, скулы напряглись; видно, что сначала он считал рассуждения Флавии сущей бессмыслицей, но потом волей-неволей восхитился решительностью ее высказываний.