— Раньше ты ей сочувствовала, говорила, что если у девочек месячные, они бывают жутко неуклюжими, особенно в этом возрасте, — говорит он. — Ты даже смеялась над этим, вспоминая весь этот народ, который ржал над тобой, когда ты пыталась натянуть джинсы, а они с тебя падали. Правда ведь?

— А может, я ей больше не сочувствую? У меня было время подумать надо всем этим. Лили выставила меня идиоткой, Марк, не считая того, что мне пришлось из-за нее рисковать своей жизнью.

— Именно ты прыгнула, чтобы спасать ее.

— Ну да, ты же не собирался этого делать, да? Ты бы просто позволил ей утонуть. А ведь ты ее отец. В данном случае практически никуда не годный.

— Да ебанись ты, — говорит Марк, выходит из кухни, слышит писк микроволновой печи и понимает, что ужин готов — готовая колбаска из Sainsbury и запеченная томатная паста, о которой он мечтал весь день, он проголодался как зверь, провел весь день в гараже, разбирая инструменты — он чувствует затылком тепло кухни. Чувствует плечами, как растет давящее раздражение Николь на Лили, на само существование Лили, и это гнет его к земле, калечит его. — Это ее ебаный день рождения, Николь. Для нее многое бы значило, если бы вы с Джеммой тоже приехали. Ты тоже — ее семья, не забывай.

И отель, и бассейн, и вытянутый пляж у отеля оказались такими, о каких и мечтал Марк, — большими, и шумными, и многолюдными, плюс ко всему куча аттракционов: батут, сумасшедший гольф и караоке круглые сутки. Еще там была служба ухода за младенцами, и местный ночной клуб, и водный парашют, и водный мотоцикл, не говоря уж о подводном плавании. Написанное в рекламной брошюре оказалось правдой, и вскоре он забыл о том, что дома стоит такая же жара — здесь по-прежнему было лучше, намного лучше. Для начала.

Николь с Джеммой пребывали в восторге с того самого момента, как вышли из автобуса. С того самого момента, как они покинули город. По дороге в аэропорт Николь сказала:

— Мы собираемся оторваться за всю жизнь. Ведь правда, Джем? Марк? Это наш первый отпуск всей семьей за границей. Можете в это поверить?

Даже то, что на второй день их пребывания на Майорке у Джеммы расстроился желудок, не смогло испортить им настроения, и они тратились на незапланированные развлечения, особенно им нравился батут, и сумасшедший гольф, и водный мотоцикл, его очень полюбила Николь.

Обычно именно Марк страдал желудочными расстройствами, но на этот раз на отдыхе у него не было проблем ни с желудком, ни с кишечником. Его проблема жила в его голове, и чем быстрее подходили к концу две недели, тем больше он мучился от своих раздумий. Да еще вокруг все эти почти голые женщины. Они были повсюду, у бассейна, на пляже, разгуливали по пустой и пыльной набережной в Алькудии, и частенько на них были надеты только трусики-бикини. Он забыл, как много обнаженных тел можно увидеть в Средиземноморье — тел, принадлежащих женщинам, девушкам, девочкам, которые, как он полагал, были ровесницами Лили. Он находил это одновременно и возбуждающим, и шокирующим.

Эти девчонки не напоминали ему именно Лили, и это не было внезапным осознанием того, что ему нравится Лили, его собственная дочь, в этом не было ничего ужасного или непостижимого, но они напомнили ему о том, насколько она ранима, насколько привлекательной она может оказаться для взрослых мужчин, мужчин его возраста. В конце концов, у нее уже месячные. Она может забеременеть. Он может стать дедом до того, как узнает об этом.

Поэтому он не хотел, чтобы Лили отправилась домой поездом после проведенных у них каникул, особенно после того, как он подслушал, что она рассказывала Николь о том мужчине, который покупал ей выпивку и держал ее за руку всю дорогу — хотя после она об этом не упоминала, и он не был уверен в том, что она говорила правду. Она могла выдумать это, просто чтобы шокировать их, и это, как он подозревал и надеялся, являлось мотивом почти всего, что она им рассказывала. Однако перед отпуском у него неожиданно не оказалось времени, чтобы отвести ее в Ньюбери на машине. И не было другого выхода, кроме как посадить ее на поезд.

Он действительно раздумывал, а не позвать ли ее вместе с ними на Майорку, в отель Bon Alcudia — он был готов заплатить за билет или, на худой конец, занять денег у Николь или у своей мамы, если бы у него оказалась свободная минутка — но он знал, что если Лили отправится с ними, Николь придет в ярость. А Лили сказала ему, что у нее все равно нет паспорта — «А он никогда и не был мне нужен, ага» — сказала она — а Марк не был готов заниматься оформлением ее паспорта — всеми этими формами и фотографиями, он не был готов звонить Ким и решать, кому и что подписывать. Он не был готов обсуждать с Ким любое сложное дело. Он знал, как отлично она разбиралась с анкетами, с бюрократией, знал, что она могла заставить его подписать все, что ему не стоило подписывать. Например, права на свидания. Он знал, что, если ей подвернется возможность, она скрутит его в бараний рог.

И конечно же это пребывание на Майорке напомнило ему о том, как он ездил сюда в последний раз, с Николь. Тогда они только узнавали друг друга, и он все еще пытался забыть о своей неудачной женитьбе и своей потерянной дочери. И он вполне успешно справился с этим в реальной жизни, отдавшись на волю успокаивающей погоды и запаха обнаженной Николь — сладкому, потному запаху лосьона от загара. Они занимались сексом все время — в душе, на балконе, а однажды на пляже, прямо за катамараном. Николь никогда не была такой же энергичной и самозабвенной, как Ким. Она никогда не была такой же раскрепощенной, она не позволяла ему большего, чем засунуть палец к себе в задницу, не говоря уж о том, чтобы вставить в нее головку его члена — но ее тело нравилось ему больше. Оно нравилось ему намного больше, в самом начале их отношений он любил ласкать ее тонкие бедра, плоский живот, мягкую, плотную кожу ее складок — ее аккуратную полоску лобковых волос. «Отличный пушок», — приговаривал он. И ему нравилось, когда она, в то время как он играл с ее пушком, приподнимала бедра ему навстречу, желая, чтобы он сильнее надавливал на ее половые губы, на ее клитор, чтобы он мягко растирал его пальцами, в точности так, как она его научила. Еще он любил, как тихонько она стонала, кончая.

Ким обычно кричала. Ким задыхалась, и кричала, и орала что-нибудь типа: «Сильней, Марк. Выеби меня жестче. Я не чувствую тебя. Я хочу, чтобы мне было больно. Сделай мне больно, Марк». А когда они оба действительно становились разгоряченными — «Выеби меня. Заеби меня до смерти. Давай. Положи руки мне на горло и задуши меня.. Я не хочу дышать. Дышать — слишком легко», — Ким пугала его даже в постели.

Это было ошибкой, думает Марк. Им нужно было поехать в Грецию, потому что пребывание на Майорке на этот раз напоминало ему не только о том периоде в его жизни, который он пытался забыть, но и о том, что все его отношения с Николь строились на отсутствии Лили. Все, что у них было, они построили, оторвавшись от прошлого. Как будто были беглецами на заброшенном острове, райском острове, на который никто не мог вторгнуться без предупреждения, к берегу которого, как ему тогда казалось, их прибило безо всякого багажа.

А теперь он снова оказался на Майорке. Без Лили, но она поселилась в его мыслях, и они снова и снова говорят о ней (как правило, о том, что ей все время нужно всех шокировать, или о ее питании, или о ее манере одеваться), они обсуждают это с Николь и Джеммой, и он начинает осознавать, гораздо позже, чем это поняла Николь, какую серьезную опасность представляет Лили для его второй семьи, которая значила для него все, которая была его вторым счастливым шансом в этой жизни. Его кусочком рая.

Однажды вечером, когда они сидели за чаем в огромном переполненном гостиничном ресторане с низкими потолками, окна которого выходили на бассейн, Джемма вдруг вспомнила, что Лили прекрасно собирала паззлы, поскольку в тот момент вместо того, чтобы поглощать спагетти с картофельными чипсами, она сама пыталась справиться с паззлом, и ей никто не собирался помогать, и тогда Николь сказала: