— Ты явно не в духе, Тристан. — Изобел смочила водой ткань и скорчила унылую гримасу, передразнивая его. — Или тот ужасный человек ударил тебя сильнее, чем ты хочешь показать?

Горец невесело усмехнулся:

— Даже если бы он полоснул меня кинжалом по горлу, то ранил бы не так больно, как ты своим язычком.

Тристан готов был поклясться, что слышал сдавленный смех Изобел, но его отвлек громкий возглас Камерона, показавшегося в дверях.

— Вы пришли в себя! — Кам бросился к кровати горца. Тамас следовал за ним по пятам. — Вы так долго лежали в беспамятстве, что я не на шутку встревожился.

— Разве ты не видел того здоровенного олуха, что свалил меня? — удивился Тристан.

— Его не так уж трудно оказалось сбить с ног, — заявил Тамас.

Все посмотрели на младшего Фергюссона со смесью восхищения и тревоги.

— Пойдем. — Поднявшись, Изобел сделала мальчику знак следовать к дверям. — Пусть Тристан отдохнет. Завтра, когда мы будем договариваться с торговцами, ему понадобится свежая голова.

Она наклонилась, 262 чтобы поцеловать Тристана на прощание, и шепнула:

— Я огрела бы того мерзавца стулом по голове, если бы он посмел воспользоваться другим оружием, кроме кулаков.

Тристан улыбнулся, несмотря на саднящую боль в разбитой губе.

— Я скоро приду к вам, — предупредил сестру Камерон. — Я должен сказать Тристану пару слов.

Изобел кивнула и взяла Тамаса за руку, собираясь уйти.

— Тамас, — окликнул Тристан мальчишку. — Я благодарен тебе за то, что сегодня ты сражался на моей стороне.

О чудо из чудес! Тамас улыбнулся горцу, но стоило им с Изобел выйти за дверь, поднял глаза на сестру и пожаловался:

— Я хочу пить.

Оставшись наедине с Тристаном, Камерон некоторое время молчал, о чем-то размышляя. Тем временем горец уселся, свесив ноги с кровати.

— Проклятие, терпеть не могу спиртное.

— Тристан, вы сдержите слово и женитесь на моей сестре?

— Конечно. Я всегда держу слово.

По-прежнему мрачный, Камерон принялся взволнованно расхаживать по комнате. Тристан отвернулся, борясь с головокружением.

— Если тебя беспокоит, что скажет моя семья, не тревожься, я сам все улажу, — заверил он Кама. — Мой отец не так жесток, как все вы думаете. Вы бы изумились, узнав, какую жену привез недавно в Кэмлохлин мой брат Роб. Так что не волнуйся, своих родичей я беру на себя.

Тристан благодарно вздохнул, когда Камерон перестал метаться по комнате. Теперь брат Изобел стоял неподвижно, глядя на него со страхом.

— Я должен вам кое-что сказать. Прежде чем вы женитесь на моей сестре, вам следует узнать правду.

Тристан поднялся и шагнул к Камерону:

— Что случилось?

— Я больше не могу держать это в себе. Чем больше вы говорите о нем, тем сильнее меня мучает вина, и не только за смерть отца, но и за его смерть.

— За смерть кого?

— Графа. Вашего дяди. Это я его убил. Отец пал от меча, взяв на себя мою вину.

Тристан замер. У него прервалось дыхание. Перед его глазами пронеслись мрачные картины прошлого: безжизненное тело дяди на полу замка Кемпбелл, горестные вопли матери и тети, гневный крик отца, поклявшегося убить всех Фергюссонов до единого.

Тристан в ужасе покачал головой. Нет. Камерон не мог этого сделать.

— Вся моя прежняя жизнь рухнула в тот день, — прошептал Тристан.

Камерон закрыл глаза, не в силах встретить взгляд горца.

— И моя тоже.

Тристан похолодел. Он не желал слышать это ужасное признание от человека, которого успел полюбить как брата. И не хотел думать о вине, терзавшей Камерона все десять лет после смерти отца. Жгучая боль, которую он так долго душил в себе с той ужасной ночи, вдруг заклокотала в нем, затмевая разум. Он потерял все, что любил, и тот, кто отнял у него самое дорогое, стоял сейчас перед ним.

Он схватил Камерона за ворот рубахи и рванул к себе:

— Я…

В глазах Тристана полыхала ярость, но брат Изобел не попытался вырваться. Он лишь отвел глаза, готовясь принять любое наказание. Пальцы Тристана безвольно разжались. Он внезапно понял, что Камерон был еще ребенком, когда пустил роковую стрелу. Слишком юным, чтобы понять, что натворил.

— О, проклятие, Кам… — Выпустив ворот рубахи, Тристан крепко обнял брата Изобел: — Прости меня.

— Нет, Тристан, это я должен просить прощение. Это я отнял у вас у ваших родных такого прекрасного человека.

Схватившись за голову, Тристан снова рухнул на кровать. Боже милостивый, если бы отец знал…

— Как это случилось?

— Было темно. — В дрожащем голосе Камерона звучала нестерпимая мука. Ужасная правда десять лет разъедала ему душу. — Отец кричал. Я боялся, что вышедшие из замка люди его убьют. Я пустил стрелу из лука, думая их напугать. Я… не хотел убивать графа. Я никого не хотел убивать.

В это мгновение Тристан понял, что высокие рыцарские идеалы, следовать которым его учил дядя, истинны. Он был прав, пытаясь прекратить вражду и отрицая месть.

— Ты был тогда ребенком, Кам, — тихо произнес он. — Не вини себя.

— Я пойму, если вы решите рассказать все своему отцу. Но Изобел… боится.

Тристан бросил взгляд в сторону двери. Изобел боялась, что он узнает тайну и поспешит выдать ее главе клана Макгрегоров. Ее осторожность и недоверие стали теперь понятны. Изобел подозревала, что Тристан явился в ее дом, чтобы выпытать секрет. Она поступила верно, утаив правду. Если бы он знал, что существует секрет, способный вновь разжечь ненависть отца к Фергюссонам, Тристан бы еще яростнее постарался вырвать из сердца зарождающуюся любовь. Каллум Макгрегор убил семерых мужчин из клана Изобел только за то, что видел их возле замка Кемпбелл той роковой ночью. Что бы он сделал, если бы узнал, что тот, чья стрела пронзила сердце его шурина, тот, кто заставил жестоко страдать его жену, все еще жив? И разве мать Тристана не вправе знать, кто убил ее брата?

Подобно рыцарям древности, Тристан пустился в странствие, желая совершить благородный поступок — положить конец вражде между двумя семьями. Он искал путь чести, но нашел неизмеримо больше. Он не позволит давней трагедии вновь унести жизни тех, кого он любит. Рыцарский подвиг Тристана Макгрегора еще не окончен, впереди его ждет немало трудностей.

«Если бы снискать честь было так легко, Тристан, — услышал он вновь мягкий, терпеливый шепот дяди, — большинство людей вступили бы на этот Путь».

Тристан повернулся к Камерону, но в это мгновение дверь распахнулась. На пороге показался Тамас с пращой, зажатой в кулаке. В его широко раскрытых глазах метался страх.

— Вам лучше поторопиться. Сюда только что прибыл ваш отец.

— Спрашиваю вас снова, мисс Фергюссон: где мой сын?

Испуганный взгляд Изобел скользнул по широкой груди, покрытой пледом Макгрегоров, и твердому, словно высеченному из гранита, подбородку. Голубые с золотом глаза Каллума смотрели пристально, прожигая ее насквозь. Сколько раз в детстве эти глаза снились Изобел в кошмарах.

— Тристан еще… — Всесильный предводитель клана Макгрегоров запнулся, слова давались ему с трудом. — Он еще жив?

Изобел попятилась. Колени ее подгибались. Питье для Тамаса, которое она держала в руке, выплеснулось на юбку. Изобел непременно упала бы, если бы чья-то огромная ручища не подхватила ее под локоть.

— Осторожнее, красавица.

Голос горца, пришедшего ей на помощь, походил на голос Тристана. С этими же словами возлюбленный впервые обратился к Изобел, но незнакомец был крупнее, шире в плечах и смотрел на нее без того восхищения, что светилось в глазах Тристана в королевском саду, во время их первой встречи.

— Мы не собирались внезапно нападать на вас. — Хотя в словах горца сквозило добродушие, его синие глаза, такие же суровые, как и у дьявола Макгрегора, грозно сверкнули из-под черной челки. — Мы не ожидали найти вас здесь. Брат с вами?

«Брат? Должно быть, это Роб Макгрегор, старший из сыновей дьявола. Но кто два других горца, что встали со стульев? И где остальные посетители трактира? Наверное, — ответила себе Изобел, — они поспешили спастись бегством при виде воинственного предводителя клана».