— Ну, не знаю, как это принято здесь, но у нас на севере обычно приглашают священника, когда хотят обвенчаться. — Одарив Изобел мимолетной улыбкой, он придвинул блюдо с мясом. — Надеюсь, баранина лучше на вкус. Боюсь, я вконец избалован вашей стряпней.

— Тристан. — Изобел снова дернула горца за рукав, пытаясь привлечь его внимание. — Вы просите меня?..

Он протянул руку и коснулся ее щеки. Как бы ему хотелось смягчить тревогу, звучавшую в ее нежном голосе, развеять смятение, затаившееся в глубине глаз! Неужели она никогда не сможет полностью ему довериться?

— Да, Изобел, если вы согласитесь.

Выражение ее лица изменилось. На губах мелькнула улыбка, сияющая, радостная, словно все терзавшие Изобел страхи на миг исчезли. Но в следующее мгновение она снова помрачнела.

— Существуют вещи…

— Да?

Изобел попыталась отвести взгляд, но Тристан взял ее за подбородок, заставив посмотреть ему в глаза.

— Меня все еще кое-что тревожит… Я не…

— Я люблю тебя, Изобел, — произнес Тристан, прежде чем она успела ему отказать.

Черт возьми, совсем не так он представлял себе эту минуту. Говорить о любви в захудалом трактире, над тарелками с лежалой зловонной едой, после долгой утомительной дороги в повозке, где их обоих трясло, точно яйца в седельной сумке? Что может быть нелепее?

— Ты услада моей души, свет очей моих. Ради тебя я готов пожертвовать всем: честью, семьей, жизнью. Я хочу заботиться о тебе, баловать тебя, каждый день слышать твой смех, твой голос. Я не отступлю, пока ты не станешь моей, поэтому лучше тебе выйти за меня прямо сейчас, избежав моих докучливых приставаний.

В первую минуту казалось, Изобел вот-вот расплачется, но потом губы ее дрогнули в улыбке, которой так отчаянно ждал Тристан. Сжав ладонями ее лицо, он приник губами к ее губам. В этом поцелуе было столько страсти, что у обоих влюбленных перехватило дыхание.

— У нас еще осталось немного еды, взятой в дорогу. В сумках, наверху, — прервав поцелуй, прошептала Изобел, робко глядя на Тристана.

— Тогда пойдем и поищем ее.

Он помог Изобел подняться и повел ее к лестнице.

К Черту благородство и рыцарскую честь, страсть победила доводы рассудка.

Изобел вошла в освещенную свечами комнатку. Увидев в углу небольшую обветшалую кровать, она тихонько вскрикнула. Несколько мгновений назад ей хотелось остаться вдвоем с Тристаном, замереть в его объятиях, наслаждаясь его жаркими поцелуями. Она сама предложила подняться в спальню, когда Тристан признался ей в любви, но, оказавшись в чужой комнате наедине с ним… Изобел оробела. Она смущенно затаила дыхание, глядя, как Тристан запирает дверь на засов.

«Он меня любит», — подумала Изобел. О, она желала услышать слова любви сильнее, чем готова была себе признаться, и не без причины.

Тристан бесшумно шагнул к ней, и Изобел забыла обо всем, даже о кровати. В эту минуту важно было лишь одно: Тристан принадлежит ей. Этот восхитительный мужчина, само совершенство, живое воплощение мечты, благородный рыцарь, готовый всегда прийти на помощь, любит ее. Изобел отдала свое сердце Тристану Макгрегору, не надеясь завоевать его любовь.

— Ты дрожишь, любовь моя, — хрипло прошептал горец, наклонившись к Изобел.

— Ты действительно любишь меня?

Прежде чем Тристан заговорил, Изобел прочла ответ в его глазах. Его взгляд был полон нежности и страсти, исступленной жажды и радостного изумления, словно Тристан никак не мог поверить, что нашел наконец свое счастье.

— Да, милая. — Он взял ее лицо в ладони. — И с каждым мгновением я люблю тебя все сильнее. С каждым днем, проведенным вместе с тобой, мое сердце оживает. — Тристан опустился на колени и сжал руки Изобел. — Забудь о моем прошлом, как забыл о нем я, и помни: я не любил ни одной женщины, пока не повстречал тебя, и теперь, когда у меня есть ты, мне не нужен никто другой.

Изобел моргнула, прогоняя слезы, застилавшие глаза, и смущенно улыбнулась:

— Какие сладкие речи, мистер Макгрегор! У вас на языке мед.

— Господь даровал мне язык, чтобы услаждать ваш слух.

— И дарить отраду моим губам?

Изобел наклонилась к Тристану, ведь с той давней ночи в королевском саду она грезила о его поцелуях.

— Ах, Изобел, — поднявшись, прошептал Тристан, касаясь губами ее приоткрытых губ. — Как я могу рассказать тебе о твоей красоте и о том, что она делает со мной, не поддавшись соблазну выразить телом свои чувства?

О, его тело! Сколько раз Изобел видела, как Тристан работает в поле, под жаркими лучами солнца. Его обнаженные мускулистые руки и влажный от пота плоский живот всегда притягивали ее взгляд. Она знала: то, что скрывается под бриджами, так же прекрасно и полно силы. Когда Тристан целовал ее, Изобел чувствовала, как пробуждается его плоть, распаленная желанием.

Вспомнив об этих волнующих мгновениях, она провела языком по губам Тристана. Стремительный как ураган, горец подхватил ее на руки и перенес на кровать.

Изобел всегда казалось, что чувствовать на себе тяжесть мужского тела утомительно и неприятно, но в действительности все оказалось вовсе не так. Прикосновение его слегка дрожащих упругих мышц было до того восхитительным, что Изобел легонько куснула Тристана за губу.

Издав глухой стон, он куснул ее в ответ. Волна жара пробежала по телу Изобел, губы ее жадно впились в губы Тристана. Его язык скользнул в глубину ее рта, и пожиравший ее огонь вспыхнул еще сильнее. Из груди Изобел вырывались частые короткие жадные вздохи. Она не понимала, что с ней творится, но сознавала свою беспомощность перед этой неведомой мощной силой. Да ей и не хотелось сопротивляться. Охватившее ее желание не походило ни на одно другое чувство. Изобел никогда еще не испытывала ничего подобного. Ее сотрясала дрожь, тело пылало, и лишь прикосновения Тристана могли смягчить эту муку.

Он распластал Изобел на постели, словно хорошо знал, как утолить ее жажду, даже если сама она этого не ведала. Когда его восставшая плоть прижалась к ее бедрам, Изобел захлестнула волна блаженства.

— Я боюсь, — прошептала она, цепляясь за плечи Тристана.

— Клянусь, я не сделаю тебе больно, — Пообещал горец хриплым от страсти голосом. — Я хочу доставить тебе наслаждение. — Он улыбнулся, глядя в ее затуманенные истомой глаза. — Доверься мне.

Тристан уже заставил ее почувствовать больше, чем она могла себе вообразить. Но чего он ждал от нее? О, Изобел знала! Ей случалось видеть, как быки покрывают коров. Но что, если это причиняет боль?

Плоть Тристана казалась такой пугающе твердой. «Наверное, все же будет больно», — со страхом подумала она. Изобел росла без матери, в окружении одних мужчин, ей некого было спросить. Господи, как же быть? Остановить Тристана, если ей вдруг станет неприятно, или позволить продолжать?

Но разве могла она оттолкнуть его, когда больше всего на свете ей хотелось лежать в его объятиях, чувствовать, как бешено колотится его сердце, а губы нежно, страстно терзают ее губы? Оставив попытки привести в порядок лихорадочно мечущиеся мысли, Изобел сдалась, уступила властным прикосновениям рук Тристана.

Касаясь губами трепещущей голубой жилки у горла Изобел, горец принялся развязывать шнуровку на ее платье. Его горячая ладонь скользнула под рубашку Изобел и обхватила ее обнаженную грудь, слегка царапнув нежную кожу. От этого необычного ощущения у Изобел перехватило дыхание. Ее захлестнула волна пьянящего восторга и безрассудного предвкушения счастья. Сердце испуганной птицей забилось в груди, когда Тристан распахнул на ней рубашку, обнажив грудь. Несколько мгновений он восхищенно смотрел на нее, не в силах отвести глаз, потом улыбнулся:

— Я говорил тебе, как ты прекрасна? Для меня нет никого красивее тебя.

Изобел смущенно покачала головой.

— Смотреть на тебя — все равно что купаться в сияющих лучах летнего солнца после долгой холодной зимы. Или вернуться домой, выдержав жестокую, разрушительную битву, — шептал Тристан, покрывая поцелуями ее лицо. — Не знаю, как такое возможно, но с каждым днем ты кажешься мне все прекраснее.