В это время в Иберию прибыл новый полководец — Публий Корнелий Сципион. Масинисса имел все основания полагать, что он явился мстить в первую очередь именно ему. И сразу судьба дала в его руки оружие — в плен попал юный племянник Масиниссы Массива. Нумидиец, естественно, думал, что Сципион расправится с ним с изысканной жестокостью и тем отплатит за все то зло, которое Масинисса причинил римлянам. Так делали все люди, с которыми до сей поры имел дело сын Галы. Но вместо того Сципион обласкал мальчика, осыпал дарами и отпустил к дяде. Это поразило Масиниссу. Но он не подал и виду и продолжал служить верой и правдой своим владыкам. Когда же Сципион нанес карфагенянам сокрушительный удар под Илипой и враги рассеялись кто куда, Масинисса вместе с Магоном Баркидом бежал в Гадес. Он понял, что настало время осуществить свой заветный план. Он объявил Магону, что у него нет больше сил жить в четырех стенах и кони его тоскуют по воле. Брат Ганнибала поверил коварному нумидийцу и отпустил его «погулять». А тот сейчас же дал знать Сципиону, что хочет его увидеть, только непременно лично. И вот в глухом уединенном месте они встретились.
Надо полагать, что Масинисса выглядел так, как другие представители его племени. По словам Страбона, они заплетают волосы в очень сложные и затейливые прически, до блеска начищают зубы и надевают массу золотых украшений. Вместо плаща они накидывают на плечи шкуры львов или леопардов, вместо щитов носят выделанную слоновую кожу ( Strab., XVII, 3 , 7). Публий предстал перед ним в одежде простого римского воина без единого украшения. Длинные волосы падали до плеч. Романтические приключения Сципиона уже давно волновали душу Масиниссы, и он мечтал его увидеть. «Нумидиец и раньше, слушая о подвигах Сципиона, изумлялся ему; он создал в душе своей его образ, прекрасный и величественный; но при виде его он почувствовал почтение еще большее… Нумидиец был сначала ошеломлен, а затем стал благодарить за своего племянника, говоря, что… он хочет служить Сципиону и… если римляне пошлют Сципиона военачальником в Африку, он надеется, что Карфагену скоро придет конец» ( Liv., XXVIII, 35). Он прибавил, что здесь, в Иберии, он Публию бесполезен, но в Африке будет ему верным другом. И они протянули друг другу руки. Но договор они держали в тайне. Масинисса как ни в чем не бывало вернулся к Магону в Гадес.
Пунийцы были изгнаны из Испании. Между тем старый Гала, отец Масиниссы, умер. Масинисса не имел никаких прав на престол, так как у нумидийцев престолонаследие передается не по прямой линии. Но не в характере Масиниссы было отказываться от власти. После отчаянной борьбы он овладел троном Галы. Сифакс, к этому времени опять сделавшийся другом карфагенян, смотрел на приключения Масиниссы равнодушно. Он полагал, что его должно мало трогать, кто из царьков станет владыкой массилиев. Но Газдрубал, сын Гескона, смотрел на это по-другому. То ли он догадывался о дружбе Масиниссы со Сципионом, то ли, как он сам объяснял, просто страшился безумного честолюбия Масиниссы, но только Газдрубал начал внушать своему податливому зятю, что Масинисса умнее, способнее и честолюбивее, чем все ранее существовавшие цари Нумидии. Он как пламя — не остановится, пока не уничтожит все на своем пути. Надо затушить этот пожар еще в зародыше.
Сифакс двинулся против своего беспокойного соседа и разбил его. Масинисса с несколькими преданными ему людьми ускользнул от погони и бежал в горы. Здесь нумидийцы разбили шалаши и стали вести жизнь разбойников. Набеги Масиниссы были столь отчаянны, жестоки и наглы, что карфагеняне прокляли час, когда вздумали связаться с этим вездесущим демоном. Всадники Масиниссы отличались поразительной ловкостью: они могли нападать, ускользать от преследования, вновь нападать, не прекращая битвы ни днем, ни ночью. Они и их кони, которые бегают за нумидийцами, как собаки ( Strab., XVII, 3 , 7), могли легко переносить голод и жажду. Масинисса и его друзья иногда питались одной травой. «Таких-то людей собрал вокруг себя Масинисса… и повел разорять и грабить соседние племена». Враги таскали за собой тяжелые повозки с припасами, а Масинисса шел налегке, так как жил грабежом. «Он легко ускользал и нападал… Часто, даже когда его настигали, он разделял свое войско, кружил, войско его убегало по частям, сам же он с несколькими товарищами где-либо укрывался, а потом ночью или вечером они соединялись в условленном месте. Сам-третий прятался он в пещере, и его не нашли, хотя враги стояли лагерем возле самой пещеры» ( Арр. Lyb.,42–49).
Наглость Масиниссы дошла до того, что купцы уже открыто приставали к берегу, поджидая, когда разбойники притащат им захваченную добычу. Карфагеняне снова бросились к Сифаксу, умоляя избавить их от ужасного Масиниссы. Царь нашел, что ниже его достоинства самому выступать против шайки бандитов. Поэтому он послал против нумидийцев своего военачальника со значительными силами. На сей раз разбойников застали врасплох. Сам Масинисса был заперт на вершине горы. Но он как-то сумел с пятьюдесятью всадниками спуститься по одному ему известным тропинкам. Его заметили. Воины Сифакса кинулись за ним. Все нумидийцы, кроме Масиниссы и его четырех товарищей, были убиты. Их неотступно гнали как оленей и наконец прижали к широкой, бурной реке. Израненный Масинисса, не задумываясь, кинулся в поток. За ним кинулись его товарищи. Течение подхватило их, и во мгновение ока они скрылись из виду. Никто из преследователей не решился плыть за ними. Это казалось равносильно верной смерти. Да и без того было ясно, что загнанные, истекающие кровью нумидийцы погибли. Они воротились и сообщили Сифаксу, что Масинисса мертв. Карфаген вздохнул спокойно.
Но они ошиблись. Масинисса всего с двумя друзьями чудом спасся из потока. С трудом дополз он до какой-то пещеры, где, как раненый зверь, лечился травами. Как только он смог снова сесть на коня, все трое выехали из своего укрытия и со страшной дерзостью двинулись прямо к столице Масиниссы возвращать отцовское царство. До карфагенян почти одновременно дошла весть, что Масинисса жив и что он снова царь массилиев.
Если бы Масинисса угомонился и тихо сидел в своем царстве, его оставили бы в покое. Но он пылал жаждой мщения. И тут же напал на своего заклятого врага Сифакса. На сей раз царь уже никому не мог поручить поимку Масиниссы. Он собрал большое войско и сам двинулся против дерзкого и бессмертного врага. Масинисса был разбит. Его окружили. Возле него было всего две сотни всадников. Он разделил свой отряд на три части и велел пробиваться в трех направлениях. Они должны были встретиться в условленном месте. Но из трех отрядов прорвался только один — масиниссин, остальные погибли. Сын Сифакса гнался за ним по пятам. Но, кидаясь то туда, то сюда, Масинисса путал следы как заяц, обманывал его, и наконец доведенный до отчаяния юноша отказался от преследования.
Масинисса скрылся за Малым Сиртом, где-то возле сказочного племени гарамантов. Все свои надежды теперь он возлагал только на Сципиона и со страстным нетерпением ожидал его прибытия ( Liv., XXIX, 28–32). Как видим, подвигам Масиниссы могли бы позавидовать Большой Змей, Быстроногий Олень или любой другой из знаменитых индейцев Купера.
Честолюбие этого человека было неукротимо. И здесь он напоминал Югурту, который кинжалом, войной и ядом устранял с пути всех соперников. Но честолюбие Масиниссы было незаурядного характера, как у Сифакса. Его вовсе не прельщало быть одним из варварских князьков бродячих племен. Он мечтал создать великую державу, вроде эллинистического царства, со столицей в богатом и роскошном городе, лучше всего в Карфагене. Своей цели он впоследствии достиг. Он раздвинул отцовское царство, создав огромную державу от границ Мавритании у океана до Киренаики. Номадов, бывших кочевников, он приучил к земледелию и оседлому образу жизни. Он собрал огромные богатства и создал прекрасное войско ( Polyb., XXXVII, 10; Арр. Lyb., 106). Он стал чеканить монету с символами царской власти и с греческими надписями. Он приносил жертвы в эллинских храмах, а одному своему сыну даже дал греческое образование ( Liv. ер., L).
