– А я и не заметил, – отвечаю я. – Не стесняйся, включай печку.

Эрл несколько минут играет с климат-контролем, затем сдается и дрожит всю дорогу до Саутгемптона. Я не сообщаю ему о том, что можно включить обогрев сидений.

Дом Уильяма – одинокий особняк на улице, выходящей к океану, подъездная дорога к которому перекрыта воротами с системой сигнализации, а за ними идет двор, окруженный высокой изгородью. Эрл провожает меня в шестиугольную комнату, большую часть которой занимает резной деревянный стол искусной работы. Три стеклянные стены выходят на океан. На полу нет ковра, а в книжных шкафах высотой в половину стены – книг. Голые крючки и темные прямоугольные пятна на обоях говорят о том, что когда-то здесь висели картины.

– Похоже, Уильям съезжает отсюда, – высказываю предположение я.

– Жди здесь, – произносит Эрл посиневшими губами. – Мистер Терндейл сейчас придет.

На столе нет телефона, а я не хочу включать мобильный, боясь, что сигнал могут отследить. Я падаю в зачехленное кресло, повернутое к океану: у меня очень болят ноги. Синяя вода пенится белыми гребнями у линии прибоя, солнечный свет раннего утра отражается в водяных брызгах. Я гадаю, что Уильям отдал за картины и почему он хочет поговорить со мной. Я слишком устал, чтобы бояться. Моя голова бессильно свешивается набок, солнце ласково греет лицо. Я закрываю глаза и погружаюсь в сон.

– Мистер Тайлер, – говорит чей-то голос.

Я резко просыпаюсь и вижу, что Уильям уже сидит за столом, а солнце ярко светит за его правым плечом. На Терндейле темно-синий гольф и угольно-черный свитер, закатанные рукава обнажают неожиданно мощные предплечья.

– Извините, что разбудил, – продолжает Уильям, раздвигая губы и показывая длинные желтые зубы. – Но, как я понимаю, вы торопитесь. Не хотите ли кофе?

Кто-то поставил поднос на стол между нами. Я наклоняюсь вперед, наполняю фарфоровую чашку и выпиваю ее одним большим глотком.

– Не стесняйтесь, наливайте себе еще, – предлагает Терндейл. Он вынимает из ящика стола бутылек с аспирином и ставит его рядом с кофейником. – Это вам тоже может понадобиться. Должен сказать, выглядите вы отвратительно.

Я снова наполняю чашку и сражаюсь с накрепко закрытой пробкой на бутыльке с аспирином. Я чувствую себя скованно из-за заботливости Уильяма, но не собираюсь прикидываться этаким стоиком. Я достаю четыре таблетки, кладу их в рот и запиваю горячим кофе.

– К делу, – говорит Терндейл. – У меня к вам три вопроса. Как бы плохо вы ко мне ни относились, вы ответите на них, потому что вы не хотите, чтобы я позвонил в полицию Саутгемптона. Согласны?

Не тратя лишних слов, я делаю движение чашкой в его сторону.

– Хорошо, – резюмирует он. – Первый вопрос. Что вы делали с этими русскими вчера вечером?

– Я нашел адрес склада в одном из файлов Андрея, – отвечаю я, инстинктивно решая не говорить о получении доступа к банковскому счету Андрея. – Я решил, что туда стоит заглянуть, поэтому поехал по этому адресу вчера вечером, и именно тогда русские меня и схватили. Они не хотели рисковать и задержали меня, чтобы я никому ничего не рассказал.

– Что вы имели в виду, когда сказали, что нашли адрес в одном из файлов Андрея? – Терндейл выглядит обеспокоенным. – В каком файле?

– Он был похож на список неотложных дел. Позвонить этому, позвонить тому, сходить в банк. И адрес.

Уильям пару секунд размышляет, а потом качает головой, как будто отбрасывая нелогичную мысль.

– Что-то в вашем рассказе не сходится, мистер Тайлер, но не думаю, что это стоит более пристального внимания. Считайте мой вопрос чем-то вроде разминки: я его задал из чистого любопытства. А вот теперь мне нужна правда. Катя звонила мне вчера поздно вечером. Она была чем-то расстроена и требовала встречи со мной. Думаю, вы с ней разговаривали.

– Она мне звонила, – устало признаюсь я.

– Вы рассказали ей о том, что сделал Андрей?

Уильям предупреждал меня, чтобы я не лез в его дела. Я поглядываю на дверь и гадаю, где сейчас Эрл. Еще одно избиение – и я не смогу вести машину.

– С момента нашего последнего разговора обстоятельства изменились, – нетерпеливо заявляет Уильям. – Сейчас для меня уже не важно, сказали вы ей об этом или нет. Я просто хочу знать, как она отреагировала.

– Она огорчилась, – отвечаю я, не совсем понимая, что происходит. – Что конкретно вы имеете в виду?

– Было ли известие о краже, совершенной Андреем, новостью для Кати? Или она уже и без того все знала?

При упоминании о Кате его голос начинает дрожать, и неожиданно все мне становится ясным. Высокомерный старый болван не в состоянии и мысли допустить, что Катя могла быть замешана в предательстве со стороны Андрея.

– Вам это должно быть лучше известно, чем мне, – презрительно говорю я. – Вы ведь шпионили за ней, разве нет?

– Верно. Но она очень умна.

– Вся в родителя? – Я не могу удержаться и не уколоть его.

– Ага. – Он откидывается на спинку стула и проницательно смотрит на меня. – А вы не теряли времени зря, верно, мистер Тайлер? И где именно вы откопали этот кусочек информации?

– Какой еще кусочек информации? – запинаясь, переспрашиваю я, слишком поздно осознав, что чересчур открыл карты. Кофеин почти мгновенно проник из моего пустого желудка в кровь, развязав мне язык и притупив чувство опасности.

– Не прикидывайтесь дураком, – заявляет Уильям, пристально глядя на меня. – Откуда вы узнали, что Катя – моя дочь?

– Она сама мне сказала, – отвечаю я, загнанный в угол собственным безрассудством.

Уильям встает и идет к окну, где, заложив руки за спину, смотрит на море.

– И давно ей известно?

– Лишь несколько месяцев. Почему вы ей этого сами не сказали?

– Политика разрядки, – уклончиво отвечает он. – Соглашение, о котором я сожалею. А теперь я хотел бы получить ответ на свой первоначальный вопрос. Знала ли Катя, что Андрей крадет мои деньги?

– Конечно же, нет. Вам не следовало задавать мне такие вопросы.

– И снова вы правы, – тихо замечает Терндейл, удивляя меня такой неожиданной поддержкой. – С моей стороны глупо было подозревать ее.

Минуту он молчит, и единственный звук в комнате – шум волн, разбивающихся о пляж за окном.

– Что ж, – говорит Уильям наконец, поворачиваясь спиной к окну и снова усаживаясь за стол. – Перейдем к моему последнему вопросу, который можно скорее назвать просьбой или одолжением, если угодно.

Да он, должно быть, шутит. Я бы не снизошел к просьбе помочиться на него, если б он горел.

– Одолжение, от которого выиграет Катя, – добавляет он, правильно прочтя выражение моего лица. – Следующие несколько недель будут для нее очень тяжелыми. Ее ожидает небольшое волнение, а меня не будет рядом, чтобы помочь ей. Я бы хотел, чтобы вы объяснили ей некоторые обстоятельства от моего имени.

– Следующие несколько недель будут очень тяжелыми и для меня, – отвечаю я, недоверчиво отнесясь к его предположению. – Разве вы не читали газет?

– О ваших проблемах мне все известно, мистер Тайлер. Мне также известно, что вы неравнодушны к Кате. Вы дали мне это понять вчера, когда настаивали на ее безопасности как цене любого соглашения со мной. Больше никому на данный момент я ничего открыть не могу, а вам и так известна большая часть всей истории. Я уверен, вы найдете способ поговорить с Катей.

– О каком волнении вы говорили? – спрашиваю я, чувствуя тревогу за Катю.

– Вообще-то, их несколько видов, – спокойно отвечает он. – Я перевел свои акции в компании «Терндейл» в швейцарский банк-депозитарий, а вчера вечером отдал их русским, после того как подлинность картин из коллекции Линца была установлена.

– Вы не можете так поступить, – перебиваю я. – Ведь вам принадлежит контрольный пакет акций. Мелкие акционеры просто с ума сойдут.

– Ни в уставе нашей организации, ни в действующем законодательстве нет ничего, что могло бы воспрепятствовать мне, – заявляет Уильям, беззаботно махнув рукой. – А у мелких держателей акций есть масса других поводов для беспокойства.