СТИХОТВОРЕНИЕ Пером гусиным и великим, Преостро очинив его, Пишу… Скрип, сладостней музыки, У сердца слышен моего. Присев к столу в. ночной сорочке, Спадающей до самых пят, Без устали тружусь над строчкой, Какая тишина… Все спят… Страницу, словно белый камень, Неизреченное — для плит, — Граню… Горячая, как пламень, Слеза ее испепелит. О, тратится усилий столько На каждый из таких камней. Бумажные летят осколки И падают на стол ко мне. Неторопливо и негрубо Я не перестаю чертить, Чтобы ямбический обрубок Явил чудесные черты. Продлится до глубокой ночи Мой каторжно-свободный труд, Пока мозолистый веночек Гармонии слегка натрут. И все ж благословляет иго Душа: она под ним жила И будет жить… Большая книга Всегда бывает тяжела. Но перья вещие крылаты, Они летят из смертных рук, Из судорожно-крепко сжатых, И лирный замирает звук… ПЕСНЯ КАЗАКА Казак поет в Трокадеро Унылую степную песню — Безрадостно, тяжеловесно Несет плакучее ведро… Его не расплескай, смотри, Чужого не губи народа — Вы мертвую несете воду, О, русские богатыри… Свершилось. Голосом отцов Поет в враждебном стане воин… Будь, что скала, — челом спокоен Над бушеванием венцов. Как воду далеко берут — Не у себя, а на чужбине, За морем черным, морем синим, За океан — и то идут… Не будет предано земле Все то, все то, что затонуло… Адмиралтейская блеснула Игла молниевидно в мгле… А труб органных газыри – Подобие водопровода – Громами подпирают своды, – Готические кобзари. ПЕСНЯ САПОЖНИКА Сапожник, поющий над старой подметкой, Над новопоставленною замолчит… Есть люди с прекрасной и светлой походкой, Но песня сапожника вновь зазвучит… Над мертвыми тяжко лежащие камни, Живых и до смерти идущих людей Выдерживают… О, да будет легка мне Одна из пустых, неземных площадей… Отрадно лежать там, где люди не ходят, Где боговнимаемая тишина, Где самые низкие мрачные своды – Лазурно-сияющая вышина… Шаги над землею звучны, как проклятья, Не песне сапожника их заглушить… Как знать, что страшнее — безногих объятья Иль новую обувь безрукому шить. Хранители-ангелы дивно безруки. А ноги имеют, имея крыла. Калека ползет на святые поруки. Летит, но — увы — не летает стрела. Недвижим, ты думаешь, камень могильный, – Он более зыбок, чем в лавке весы. Травою поросший, он – камень точильный, И для на него же нашедшей косы… Отныне нужнее, дороже Шекспира Нам бедные Писарева сапоги. Им, кашу просящим средь райского пира, Поющий сапожник несет пироги… ЛИНОТИПНЫЙ ОРГАН
Вадиму Андрееву Органом линотипным раскален Свинец прелюдий… Ты ночью набираешь то, что днем Читают люди. Мильон машин… Все сладостно скрипит Перо гусыни, Все домна песнопения коптит — Снег керосина… Когда ты набираешь слово звук, Где эхо звука? Так дело крыльев стало делом рук, А песни — стука. Здесь, под твоей бесстрастною рукой Равны все строки, И кровь, и кровь, сама текла б строкой Красно-широкой. И ты глядишь, как сочетает твердь В едином миге, Как от поэта отвращает смерть — Рожденье книги… Пред свиньями наборы рассыпать, Метать не надо — Под чтение привыкло засыпать Людское стадо. Спи, стадо, спи. Твой беспробудный сон, Тяжкоутробный, — И близок час, когда сольется он Со сном загробным. О, всматриваясь долго в тишину Прочтете звук вы. В огромную уходят вышину Большие буквы. Доходит Ндо голубых небес. И Бдо Бога, И Лпревыше, чем угрюмый лес, А П— порога. Как упоительно звучит вокруг Свинец прелюдий — Вновь делом крыльев стало дело рук, И вечным будет. Запечатлеет буквенный минор Мажор бумаги, Но пыль старинная, о юный взор, Боится влаги… Заглавье ночи – «Розовый Рассвет», Но у рассвета Заглавья темно-голубого нет… Начало это. Чего?.. Как странно предвещает день Конец работы, И утомленная ложится тень Лучом заботы. Но что же делать: начинает грусть Свое служенье, — Тому, что смертный знает наизусть, Нет продолженья. Поверь: поэзии ты послужил, Набравши прозу, И тайну, что слегка я приоткрыл, Прими, как розу. Ты возвратился. Спишь глубоким сном И он — свинцовый, И пробуждаешься не новым днем Для ночи новой… |
