«Стоять и слушать с мокрой головой…» Стоять и слушать с мокрой головой Торжественное трио дождевое… Сверкающий, прохладный и живой Его единый звук между листвою… И мокрым быть от ног до головы, Когда единый звук журчит сильнее, И делается звуками листвы, И сладостно струится вместе с нею… «Неутолимый, нестерпимый блеск…» Неутолимый, нестерпимый блеск Не темной и светлой летней лучи – Одним лучом она померкший лес Вдруг озаряет сладостно и жгуче. Не все стволы в тот миг озарены, Но те, которых свет ее коснулся, Те видят, навсегда ослеплены, Что сумрак только к ним одним вернулся… «Есть час, когда лишь прутья шалаша…» Есть час, когда лишь прутья шалаша – Шурша — не пропускают воду. И, обнаженная, идет душа Под ветхие укрыться своды… И дождь умолк… Биенье двух сердец С шуршаньем трепетным звучало… И радуги божественный конец Сливается с любви началом… «Дождь перестал… И только по бокам…» Дождь перестал… И только по бокам Еще летят пленительные капли — Одна — другая — здесь — и там — и там И вот они исчезли, не иссякли… И вдруг с поголубевшей высоты, Блестя, летит еще одна куда-то… И — как дыханье — затаив цветы, Земля молчит в восторге аромата… «Тяжелый гром дорожки укатал…» Тяжелый гром дорожки укатал, Беседки разрушения поправил, Благоухающий цветов развал В огромной клумбы заключил в овале… С землею вместе всходит светлый пар, И вновь лазурна неба половина… Лишь каменный и громогласный шар Еще грохочет глухо в пасти львиной… «Еще светло, но начало темнеть…» Еще светло, но начало темнеть, И вечер близок на закрытой двери Блистает ручки стершаяся медь Лучом прощальным, ярким до потери… Но этот луч не может быть земным. Но эта дверь не может быть небесной… И взор по украшениям резным Скользит вне Времени Красы безвестной… «Свершает спинка кресла свой закат…» Свершает спинка кресла свой закат, И ручки, округленностью бездонной Удерживая день, еще блестят Лучей златистых эхом позлащенным… Торжественно и тихо день прошел И меркнет медленно паркет под воском – Распиленный на солнце пыльный ствол, Отбрасывая тень с оттенком лоска… «Уходит в небо глубоко скамья…»
Уходит в небо глубоко скамья И в небо высоко врастает урна. О, всё нежнее камни бытия, Их тяжесть всё воздушней, всё лазурней… Я чувствую средь мёртвой тишины Утешенность земного разрушенья… И прошлого ещё не сочтены Не только годы – краткие мгновенья… «В пустынный парк через стены пролом…» В пустынный парк через стены пролом Вхожу… Как тихо… Листья осушают Давным-давно заглохший водоем… Есть разрушения, что утешают… Безличный до паденья, до руин – В руинах каждый камень отличаешь… Среди других камней всегда один – Как ты – один грустит, как ты – дичает… «Смеркается… Темнеет – наугад…» Смеркается… Темнеет – наугад – То здесь – мгновеньями, то там – местами С дорожками то исчезает сад, То смутно возвращается кустами. С решеткою туман все глубже слит И прутья то раздвинет, то сближает, И белой тенью статуя стоит И ничего уж не изображает. «К глубокому столбу привязан пруд…» К глубокому столбу привязан пруд… Свисает цепь, своих длиннее звеньев… И две ступени черные ведут, Нет, лишь одна — в чистилище гниенья… Неровные и низкие кусты Стоят вокруг — не образуя круга… …Объятия небесной пустоты В объятиях земли — забвенье друга… «О тяжести, о сладости обид…» О тяжести, о сладости обид Полусловами полустёртых звуков… …И на тумане пьедестал стоит… Чуть слышен голос статуи безрукой… …Я для тог безрук до пле Чтоб нежн и ранящ длань Не прикаса боль ко мне нич… …О пьедестал стоящий на тумане… «Пустынная в безмолвии луны…» Пустынная в безмолвии луны… В голубоватом трепете аллеи… Скамейки бесконечности длины… И статуи до черноты белеет… И чернота накладывает блик На тень, усиленную белизною… И тусклый в слепоты орбитах лик Мерцает страшным, мертвым лунным зноем… |
