СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИКИ «Улыбкой тихой и нетленной…» Улыбкой тихой и нетленной Стоишь у сердца моего, На темных небесах его Сияя радугой бессменной. Но нет былого вдохновенья И жара странного в крови, И мир холодный песнопенья Не оживит восторг любви. Так иногда на поздней тризне Еще блистает луч живой, Хотя диск солнца огневой В иных мирах встает для жизни. «Ты меня сотворил из глины…» Ты меня сотворил из глины. Глина прахом стать успела. Утомителен путь длинный, Измучилось, истомилось тело. Ты вдунул дух светлый В мой образ, Тебе подобный. И вот он – поблеклый, И грешный, и утробный. Молись все суеверней, Мыслью, делом, словом, О глине – глине древней, О духе – Духе новом. «Еще связуют якоря…» Еще связуют якоря С тяжелым и зеленым илом, Еще вечерняя заря В последний раз на небе милом. Еще, мечтая о былом. Глядишь с тоской на порт невзрачный, А чайка голубым крылом Уже нам чертит путь прозрачный… К какой земле он приведет, Какое небо мы увидим, К какой любви он нас ведет, Кого, кого возненавидим? К каким туманным берегам На нашем корабле прибудем, Каким помолимся богам, Кого найдем, кого забудем? Иль, может быть, мы, утомясь, Без страха и без сожалений С чредою скорбных впечатлений Прервем мучительную связь, И нас теченье отнесет, С морской травой и с вязким илом, К тем берегам, где рай цветет Зарей вечерней в небе милом… «Как, четки на нить, нижу…» Как, четки на нить, нижу Смертельные битвы… Ненавижу себя, ненавижу, Ненавижу свои молитвы, Свой мудрый дар песнопенья, Свой подвиг и жертвы. Ненавижу свое воскресенье Из мертвых. Эти черные дни без цели, Эти черные ночи без смысла… Радости заржавели, Спутались числа. А так верила и мечтала Душа о рае. И вот, – что сжигало – Сгорает. «Нет сил в восторге онемелом…»
Нет сил в восторге онемелом Очарованье превозмочь, – Рисует Зодчий черным мелом На бледном небе эту ночь. Он пятнами закатных туч Прозрачность дали заменяет И тенью смутной затемняет Последний отраженный луч. И вот – и сумрачно, и плотно, Висят средь вечной немоты Небес огромные полотна С изображеньем темноты. «Сегодня мой, доселе смутный взор…» Сегодня мой, доселе смутный взор Увидел в белом утреннем тумане Холодные серебряные сани, Сбегающие с дальних светлых гор. Они катились так легко и зыбко, И правил ими старец, весь седой, С бровями хмурыми и с длинной бородой, И детская запомнилась улыбка. И долго я смотрел ему вослед… И понял вдруг, кто, улыбаясь, правил, Кто проложил и предо мной оставил Вдаль уходящий, вдаль зовущий след. Он, неширокий, был глубок и чист, Потайный знак для тех, кто нищ и светел, Кто уж давно предчувствовал, и встретил, И услыхал саней прозрачный свист… «Душа моя, не отлетай от тела…» Душа моя, не отлетай от тела, Хотя болеет и гниет оно, И ночью потом ледяным потело, А пред глазами делалось темно. Не веруя, как верят христиане, Что смерть стоит у запертых дверей, – Пока спокойно и тепло дыханье И свежих губ и розовых ноздрей. Тебя молю: побудь в бессильном теле, – Оно слабеет, но оно живет, И согревает простыню постели И одеяло греет мой живот. Пускай, уже лежащий неподвижно, Лекарствами себя не излечу, Я пыль сдуваю со страницы книжной, Могу гасить оплывшую свечу. И, чтобы губы не похолодели И слабая приподнималась грудь, Во мне, душа, немногие недели Дыханием и вздохами пребудь. И, не измучив воспаленных легких, Кровавую не исторгая слизь, Ты облачком серебряным и легким На зеркале воздушно отразись… «Мы другу предлагаем папиросы…» Мы другу предлагаем папиросы И книге все вниманье отдаем… Мы быстро отвечаем на вопросы И сторонимся на пути своем… Мы уступаем дружелюбно в споре И двери отворяем на звонок… Мы говорим с печальными про горе И ходим к тем, к очень одинок… |
