Ханна Нортир задавала вопросы умело, деликатно. Яуберт отвечал, объяснял, не сводя взгляда с ее лица. Какой у нее нежный овал лица, какая нежная, белая кожа! Глаза… Брови, то и дело сходящиеся над переносицей, мягкая линия подбородка. Она — само совершенство!

— Вы заметили, как расхваливают кассиршу из банка? Называют ее смелой, отважной героиней. Полная ерунда! По–моему, она просто оцепенела от страха и спугнула грабителя. Маньяка с маузером не так легко напугать. Чтобы убить человека с близкого расстояния из большого пистолета, требуется совсем другой характер. Да, иногда грабители оказываются и убийцами. Но наш грабитель — не убийца. Он клоун, паяц. Постоянно меняет маски, болтает. Я в это просто не верю.

— Вы не хотите побеседовать с криминалистом?

Яуберт настолько увлекся, что не сразу понял, о чем она говорит.

— С криминалистом, чьи слова приводятся в газете. А. Л. Босхофф уверяет, будто своими действиями убийца выражает протест против общества в целом.

Яуберт пожал плечами. О беседе с криминалистом он как–то не думал.

— Вам не кажется, что разговор с криминалистом поможет вам лучше разобраться в психологии убийцы?

Как ей объяснить, что для сдачи экзаменов на чин сержанта, а потом лейтенанта и капитана психологические познания ни к чему? Яуберта учили, как проводить допрос, как разыскивать нужные статьи в уголовном и гражданском кодексах, вести следствие. Когда все сходится, он берет ордер на арест и едет за преступником.

— Не знаю. Психология скорее по вашей части.

— Во всяком случае, вреда от этого не будет. В университете анализируют самые современные данные и результаты исследований. Они читают лекции студентам. Неплохо будет применить их теоретические выкладки на практике.

— Может, и неплохо, — согласился он.

Внизу дежурила та же медсестра, что и в предыдущий раз.

— Я пришел спросить, как сержант Гриссел, — вежливо и осторожно сказал Яуберт.

Глаза медсестры за толстыми стеклами очков казались огромными.

— Вчера вечером попросил, чтобы ему дали лекарство.

Похоже, сестра его простила.

— Можно его повидать?

— Сейчас он спит. Он даже не поймет, что вы приходили.

Яуберт поверил ей на слово. Поблагодарил и повернулся к выходу. На пороге остановился.

— Почему он раньше не принимал лекарство?

— Сказал, что он его не заслужил.

Яуберт стоял на пороге, смотрел на медсестру и соображал.

— Вы его родственник?

— Нет. Просто друг.

— Нам часто попадаются такие… пациенты. Они специально долго борются. С бутылкой. Думают, в следующий раз будет легче вспомнить, как тяжело было бросать.

— Спасибо, — механически сказал Яуберт и вышел.

Надо расставить книги на полках. И еще почистить туфли. Чтобы к завтрашнему вечеру они блестели.

Утром в бассейне оказалось много народу. Члены «бизнес–клуба» собрались в полном составе. Наверное, многие вернулись из отпусков.

Яуберт плавал без устали, не давая себе пощады.

Будь проклята диета! Вчера ночью он голодал. Может, голод обострила беседа с Ханной Нортир, а может, его утомило сооружение стеллажа? Но нет, он не станет есть еду, от которой толстеют, хотя ужасно хочется яйца вкрутую с майонезом, жареную картошку и сандвичи с яичницей и беконом из кафе. Он похудеет и утрет нос Барту де Виту, и докторше–диетологу, и психологу.

Зато он много курил. Как будто восполнял недостаток питательных веществ. Заглушал голод сигаретами. Вчера он курил «суперлегкие» без всякого удовольствия, одну за другой, пока во рту не пересохло и не появился противный вкус. Его беспокоило странное отношение к психологу Ханне Нортир. Может, он влюбился? С каких пор ты стал дамским угодником, Матт Яуберт? Не успел потерпеть неудачу с юной красоткой, как уже думаешь о следующей. Дон Жуан Яуберт. Куда подевались твои горе и боль? Ты и правда думаешь, что сумеешь сбежать от Лары?

Яуберт нарочно издевался над собой; одна его часть была зрителем, наблюдающим за тем, как течет его жизнь. Эта часть отпускала язвительные замечания и смеялась над владельцем видеомагнитофона и груды кассет. Давай, Матт Яуберт, посмотрим одну из них. Видишь, вот твоя покойная жена Лара. Она сидит за туалетным столиком и причесывается. Тебя не раздражает, как методично она проводит щеткой по волосам? Обрати внимание, как напрягаются мышцы на ее загорелых плечах. Смотри, как подпрыгивает ее грудь — голая грудь, которую тебе видно в зеркале. Она встряхивает головой и с досадой произносит:

— Матт, подумать только, мы все выходные проводим дома! Почему ты не хочешь идти в гости?

А вот и ты сам. Лежишь в постели с книгой на груди.

— Меня раздражает громкая музыка, — слабо возражаешь ты.

Лара разворачивается к тебе. Сколько в ней жизни, сколько огня! Вот как надо жить, вот каким надо быть. Всеми фибрами души чувствовать, переживать, выражать себя. Жить сегодняшним днем.

— Тогда я пойду одна. Бог свидетель, Матт, когда–нибудь я пойду в гости без тебя!

Конечно, все образы живут только у него в голове. Воспоминания о том, что было перед ее гибелью и после. Неужели демон, сочинявший либретто его страшных снов, пишет и жуткие сценарии, которые проворачиваются у него в голове?

Яуберт методично работал руками и ногами, плыл, не давая себе отдыха. Надо возместить вред от беспрерывного курения и заглушить страх, вызванный воспоминаниями.

Он проплыл больше, чем во все предыдущие разы. И ему стало немного легче.

У него на столе лежал отчет судебно–медицинской экспертизы. Он раскрыл его. Так и есть. Маузер — «черенок». Патроны старые.

Зазвонил телефон. Яуберта вызывал к себе де Вит. Он встал, захватил с собой отчет. Перед кабинетом де Вита стоял Гербранд Фос.

— Я хочу сначала перекинуться словом с капитаном Яубертом, — сказал Фосу де Вит.

Он пропустил Яуберта вперед, вошел сам и закрыл дверь перед носом у Фоса. Тот остался в коридоре.

— Капитан, поймите меня правильно, я ничего не имею против вас лично. Но дело маньяка с маузером выходит из–под контроля. В одиннадцать к нам пожалует начальник уголовного розыска. Он требует представить подробный отчет по делу. И еще журналисты. Раздувают панику, кричат об убийствах. Мой долг — защитить вас.

— Да, полковник?

— Капитан, боюсь, кто–нибудь проговорится. Люди остаются людьми даже у нас. Я намерен отстранить вас от дела до того, как они все пронюхают.

— Что пронюхают?

— Что вы посещаете психолога. Мы обязаны защищать честь мундира. Представляете, как накинется на нас пресса?

Де Вит говорил так, словно сеансы психотерапии — проступок, за который в ответе он лично.

— Полковник, я вас не понимаю.

Де Вит криво улыбнулся:

— Чего вы не понимаете, капитан?

— Каким образом журналисты пронюхают. Ведь о моем… лечении известно только вам, мне и психологу, так?

Улыбка на секунду исчезла, но тут же появилась снова.

— Капитан, ваше лечение оплачивает полиция. Документация проходит через бухгалтерию, канцелярию и так далее. Поймите, это предупредительная мера. Ничего личного.

Его слова застигли Яуберта врасплох. Он обдумывал возражения, пытался представить их логически. Де Вит встал:

— Сейчас я позову капитана Фоса.

Он открыл дверь, пригласил Фоса войти и вернулся на свое место. Фос сел рядом с Яубертом.

— Мы с капитаном Яубертом только что договорились о том, что дело маньяка с маузером поведете вы, — заявил де Вит.

Мысли бились о череп Яуберта, искали выхода. Его охватил ужас. Надо бороться! Работа для него — способ выжить. Его последний шанс. Но он не находил никаких веских доводов в свою пользу. Наконец он проговорил:

— Нет, полковник.

Фос и де Вит повернулись к нему.

— Мы с вами ни о чем не договаривались, — сдержанно и сухо продолжал Яуберт.

Де Вит открыл рот, но тут же закрыл его.

— Полковник, я не согласен с причиной, по какой вы отстраняете меня от дела. Ваши доводы меня не убеждают. — Яуберт повернулся к Фосу: — Герри, стыдно признаться, но я хожу к психологу. Видимо, сеансы психотерапии — именно то, что мне нужно. Полковник боится, что о моем лечении пронюхают журналисты. Вот почему он хочет меня спрятать. Но я не намерен уходить, полковник, до тех пор, пока меня официально не отправят в отставку, причем так, как положено.