— Капитан… — начал было де Вит. Лицо его отражало смешанные чувства. Он никак не мог подобрать нужные слова, чтобы выразить их.

Фос широко улыбнулся:

— Полковник, достаточно одного маньяка с маузером, чтобы у человека поехала крыша!

— Вы… — Де Вит недоверчиво посмотрел на Фоса, потом на Яуберта, потом снова на Фоса.

В дверь постучали.

— Подождите! — крикнул де Вит сорванным голосом и посмотрел на сидящих перед ним подчиненных. — У вас…

В дверь снова постучали — громче.

— Не сейчас! — Де Вит был на грани истерики. Он затряс головой, как будто голова запуталась в паутине. Погрозил пальцем Яуберту и Фосу и прокричал сорванным фальцетом: — Вы сговорились против меня!

В дверь стучали все настойчивее.

Де Вит вскочил, опрокинув стул, и распахнул дверь пинком ноги, едва не убив Геррита Снимана.

— Вы что, глухой? — завизжал де Вит.

— Полковник…

— Я же сказал: не сейчас! — Де Вит попытался закрыть дверь.

— Совершено еще одно убийство, полковник! — быстро сказал Сниман, ставя ногу на порог.

Де Вит замер на месте. Яуберт и Фос привстали.

— Капитана Яуберта вызывают в Хаут–Бэй. Убит белый мужчина. Два выстрела в упор. На месте происшествия обнаружены две гильзы от патронов калибра 7,63 миллиметра.

Все недоверчиво воззрились на Снимана, словно ожидая, что он сейчас признается в том, что пошутил. Де Вит постепенно остывал — медленно, почти незаметно.

— Спасибо, констебль, — произнес он наконец своим обычным скрипучим тенором.

Сниман кивнул и повернулся кругом. Де Вит закрыл дверь, вернулся на место, поднял стул и сел.

Яуберт обдумывал то, что собирался сказать полковнику. С одной стороны, охота на маньяка с маузером — дело всей его жизни, но надо объясниться подипломатичнее, дав де Виту возможность выйти из противостояния с честью.

— Полковник, никакого заговора против вас нет. Ведь мы с капитаном Фосом не могли знать о ваших намерениях заранее. И все же я прошу вас пересмотреть свое решение.

Яуберт понимал, что этого мало. Особенно для такого человека, как де Вит. Настало время спасаться, хвататься за соломинку.

— Полковник, как вы совершенно верно заметили, в последние два года я работаю не так хорошо, как раньше. Возможно, вы правы также и в том, что я не целиком отдаюсь работе. Вот и сейчас мне следовало давно уже выйти на след маньяка с маузером. Но даю вам слово. Клянусь всем, чем только можно. Не отстраняйте меня от дела!

Последние слова он произнес умоляющим тоном. Ну и пусть, наплевать.

Де Вит долго смотрел на него. Потом поднял правую руку, поднес к лицу…

— Я не смогу заткнуть рот журналистам, если они пронюхают, — заявил он, потирая пальцем родинку.

Яуберт обрадовался. Хорошо, что полковник хотя бы не улыбается.

— Знаю.

— А если они пронюхают, комиссар вас отстранит. Вам это известно?

— Да, полковник.

Де Вит ткнул в Яуберта пальцем, которым только что тер родинку:

— Зарубите себе на носу. Даю вам последний шанс!

— Да, полковник. — Яуберт обрадовался тому, что де Вит воспользовался возможностью покончить дело миром. И сохранить утраченное достоинство.

— За вашей работой будут следить так, как еще не следили ни за одним полицейским. Я имею в виду не средства массовой информации. Я имею в виду себя.

— Да, полковник.

— Всего одна ошибка, капитан, всего одна маленькая оплошность…

Зазвонил телефон. Де Вит по–прежнему грозно смотрел на Яуберта. Он снял трубку — и вдруг расплылся в улыбке.

— Доброе утро, бригадир! — Он махнул рукой Яуберту и Фосу, отпуская их.

Оба вышли и закрыли за собой дверь. Медленно пошли по коридору.

— Спасибо, Герри.

— Ну и засранец же он!

Они шли молча; шаги на плиточном полу отдавались гулко. Фос остановился у своего кабинета:

— Матт, можно тебя кое о чем спросить?

Яуберт кивнул.

— С чего вдруг у тебя, мать твою, так начищены туфли?

Прежде всего он приказал оцепить весь район — участок, на котором стоял маленький деревянный домик, тротуар и часть улицы.

Красота здешних мест его изумила. Улица шла вверх по склону Карбонкелберга, деревянные каркасные домики рассыпались по ней неровным рядом — хоть сейчас на открытку «Достопримечательности Кейптауна». Обидно умирать в таком красивом месте.

Полицейских из ближайшего участка он поставил у калитки и строго велел им никого не пускать, кроме патологоанатома и экспертов–криминалистов.

Когда Яуберт и Геррит Сниман вышли из здания отдела на стоянку, к ним подошел толстяк сержант Тони О'Грейди:

— Эй, капитан, можно мне с вами? Хочу посмотреть на новую жертву маньяка. Капитан Фос меня отпустил.

Теперь они втроем осматривали труп. Подойти вплотную они не могли, потому что вокруг тела огромной лужей разлилась кровь. Но они видели, что при жизни Александер Макдоналд был рослым рыжеволосым мужчиной с бородой. Руки и ноги у него казались огромными. В последние секунды жизни на нем не было надето ничего, кроме трусов. Даже после смерти широкая грудь и мощные плечи производили сильное впечатление.

Они сразу поняли, что убийство Александера Макдоналда отличается от двух предыдущих эпизодов.

Первая пуля попала в шею; вот откуда столько крови на стене, на диване и на полу.

Вторая пуля угодила между ног, в область гениталий.

У толстяка сержанта Тони О'Грейди рот, как всегда, был набит ореховой нугой. Сладость помогала ему отвлечься, однако он слишком пристрастился к ней и уже не мог обойтись без любимого лакомства. Поэтому его и прозвали Нугой. Осторожно перешагивая ручейки крови, он с трудом выговорил:

— Что–то новенькое, капитан. Что–то новенькое.

Яуберт ничего не ответил. Он оглядел комнату, осмотрел расположение трупа.

— Не похоже, чтобы у убийцы дрогнула рука. Маньяк специально отстрелил жертве яйца. — О'Грейди откусил еще кусочек нуги. — Интересно, он его сначала убил, а уже потом?.. Наверное, ужасно больно, да, капитан?

— Похоже, его застрелили с порога. Видимо, первый раз убийца выстрелил в шею. Посмотри, сколько крови на стене. Так бывает, если пуля пробивает сонную артерию. Потом он упал. А потом убийца выстрелил в него второй раз.

— Прямо по яйцам. Вот ведь несчастный!

Их негромко окликнул поднявшийся на крыльцо констебль. Яуберт выглянул за дверь.

— Капитан, похоже, прибыли ваши коллеги. — Констебль ткнул пальцем в сторону улицы.

Яуберт посмотрел, куда тот показывал. На улице стояло восемь машин без опознавательных знаков. Сотрудники отдела убийств и ограблений столпились у калитки, словно команда по регби, которая позирует для группового снимка. Яуберт подошел к сослуживцам.

От имени всех к нему обратился единственный цветной офицер в отделе, лейтенант Леон Петерсен.

— Капитан, нас прислал полковник. Вам в помощь. Сказал, что окружной комиссар звонил начальнику уголовного розыска, а начальник уголовного розыска позвонил ему. Они все как будто проснулись, узнав об этом, — Петерсен указал на дом, — происшествии. Велел оказывать вам помощь. К следствию привлекают детективов с мест, особенно для черновой работы. Ну и мы тоже не остаемся в стороне.

— Спасибо, Леон.

Яуберт понимал: все дело в огласке. На полицейское начальство тоже давят, причем и сверху и снизу. А уж репортеры совсем ошалели от запаха крови.

Он объяснил приехавшим, что до приезда экспертов хочет сохранить место происшествия — дом и участок — в неприкосновенности. Потом приказал приехавшим разделиться на пары и обойти все соседние дома, навести справки о покойном.

Примчалась полицейская бригада видеосъемки. Яуберт попросил их подождать, чему они не обрадовались. Потом Яуберт поманил к себе участкового сержанта:

— Где женщина, которая нашла труп?

— Сидит в полицейском фургоне, капитан, — ответил сержант.

— В полицейском фургоне?! Для перевозки заключенных?

— На всякий случай, — пояснил сержант, видя неодобрение Яуберта.