— Его убили по ошибке, — сказала Маргарет Уоллес. — Произошел несчастный случай. — Вдова положила руку ему на плечо. — Вот увидите. По–другому и быть не может. — Она снова скрестила руки на груди.

Яуберт проводил ее до двери и, извинившись, сказал, что ему надо ехать. По пути домой он размышлял, почему количество деревьев в квартале прямо пропорционально величине дохода тамошних жильцов.

Было начало восьмого, но солнце стояло еще высоко над горизонтом. По обочинам шоссе в клубах выхлопных газов трусили любители здорового образа жизни. Яуберт закурил и задумался. Как поправить здоровье? Наверное, и правда стоит делать зарядку. Бег трусцой исключается. Он ненавидит бегать трусцой. Слишком он крупный для бега. Может, плавать? Да, это мысль. Не на скорость. Просто ради удовольствия. В памяти ожили воспоминания. Запах раздевалки в бассейне, ножная ванна с антисептиком, усталость после многочасовых тренировок, привкус хлорки во рту. Адреналин, поступающий в кровь при выстреле стартового пистолета.

Под дверью он снова обнаружил письмо.

«Почему не отвечаешь?»

У него засосало под ложечкой — как в детстве. В Гудвуде, за кинотеатром на Фортреккер–роуд, была аллея, где гоняли мотоциклисты. Ему было лет восемь–девять. И каждый субботний вечер он смотрел в темную аллею с любопытством, которое все больше поглощало его. Разум говорил: беги. Пробегись по аллее, как ветер, — всего один раз. Но страх и неуверенность в собственных силах тяжким грузом давили на него. Он так ни разу и не решился пробежать по аллейке. Яуберт поехал в Блауберг, купил жареную курицу и съел ее в машине, глядя на спокойный океан. Потом поехал домой — читать.

Поздно вечером зазвонил телефон. Яуберт отложил книгу Уильяма Гибсона, снял трубку и услышал голос Клуте из управления общественных связей:

— Вы по–прежнему отрабатываете китайскую версию или мне завтра можно скормить средствам массовой информации что–нибудь другое?

«Кейптаунская полиция пока бессильна установить связь между убийством из ТТ и китайскими наркосиндикатами».

Де Вит негромко прочел статью вслух, не переставая чему–то улыбаться. Потом он положил газету и посмотрел на Яуберта:

— Капитан, неужели мы непременно должны расходиться во мнениях при посторонних?

— Нет, полковник. — Яуберт заметил, что табличка «Здесь не курят» перекочевала с журнального стола на угол письменного и стоит теперь рядом с фотографиями близких де Вита.

— Это вы предоставили им информацию? — спросил де Вит как бы между прочим, почти весело.

— Полковник, — устало ответил Яуберт, — я, как глава оперативно–следственной группы, ответил на запрос коллеги из управления общественных связей. Я не нарушал ни устава полицейской службы, ни должностных инструкций. И предоставил сведения на основе собственных представлений о ходе расследования. Я выполнял свой долг.

— Ясно, — кивнул де Вит, снова заулыбался, взял газету и пробежал статью глазами. — Вы ведь не нарочно поставили своего непосредственного начальника в глупое положение?

— Нет, полковник.

— Ладно, капитан Яуберт. Понимаю, что другого ответа от вас ждать не приходится. Но в конце концов, это и не важно. Спасибо, что зашли.

Яуберт понял, что его только что вежливо прогнали. Он встал. Почему де Вит так спокоен? Ему стало не по себе. Ничего хорошего настроение полковника не сулит.

— Спасибо, полковник! — пробормотал Яуберт с порога.

Он решил поработать с документами. Придвинул к себе рапорты своих помощников, но сосредоточиться оказалось трудно. Яуберт закурил «Уинстон», глубоко затянулся. А правда, не нарочно ли он выставил своего непосредственного начальника идиотом?

Подсознание устроено очень хитро. Его ведь и в самом деле не назовешь белым и пушистым.

В коридоре послышалось шарканье. Мимо его кабинета, понурив голову, прошел Гриссел. Что–то во внешности сержанта встревожило Яуберта.

— Бенни!

Шаги приблизились. Гриссел просунул в кабинет бледное лицо.

— Бенни, что с тобой?

— Все нормально, капитан, — глухо ответил Гриссел.

— В чем все–таки дело?

— Ни в чем. — Гриссел вяло пожал плечами. — Может быть, съел что–нибудь не то…

Или выпил, подумал Яуберт, но вслух ничего не сказал.

Лицо Гриссела исчезло. Яуберт закурил еще одну сигарету. Он заставлял себя сосредоточиться на текущих делах. В каждой лежащей на столе папке — чья–то смерть. Пожилая супружеская пара в Дурбанвиле. Неизвестный чернокожий, чей труп нашли на железнодорожной насыпи в Кёйлсривере. Жительница Белхара, которую пьяный муж убил отверткой.

Вдруг он услышал, как кто–то откашливается, и вскинул голову. У его стола стоял Барт де Вит. Яуберт вздрогнул от неожиданности. Как полковнику удалось неслышно подойти к нему? Сейчас де Вит не улыбался. Лицо у него было серьезное.

— У меня новость, капитан. Хорошая новость.

Яуберт переключил передачу и принялся лавировать в послеполуденной пробке. Жаль, что он не сумел выразить изумление и возмущение, прилипшие к нему, как слишком тугая одежда.

Де Вит сообщил, что нанятые полицейской службой психологи вызывают Яуберта к себе.

— Ваше личное дело передано им.

Именно так, в страдательном залоге. Побоялся сказать: мол, я передал психологам ваше личное дело, капитан. Потому что вы — неудачник. Я хочу от вас избавиться. И если не получится отправить вас в отставку по медицинским показаниям, пусть мне помогут мозгоправы. Давайте покопаемся в вашей голове. Давайте вскроем вам череп, запустим ложку в его содержимое и немножко помешаем. Отойдите подальше, ребята, это может быть опасно. Человек, который стоит перед вами, слегка… того. У него не все дома. Психически неуравновешен. Внешне он выглядит нормальным. Но кто знает, что скрыто у него в голове, дамы и господа. Похоже, у него кое–что замкнуло.

— Ваше личное дело передано им. Они готовы вас принять… — Де Вит открыл зеленую папку. — Сегодня в шестнадцать тридцать, завтра в девять утра или в два часа дня…

— Поеду сегодня, — торопливо сказал Матт Яуберт.

Де Вит поднял голову, несколько удивленный, и смерил Яуберта оценивающим взглядом.

— Мы все устроим.

И вот он едет на встречу с психологом. Потому что где–то в сером кабинете с кушеткой для пациентов очкастый умник прочитал его личное дело. Оценил его по шкале Фрейда, Юнга — кто там у них еще? Так, посмотрим, что тут у нас… Гибель жены? Минус двадцать баллов. Дисциплинарное взыскание? Минус еще двадцать. И резкий спад интереса к работе. Минус сорок. Наверное, можно попробовать поработать с пациентом. Общий счет — минус восемьдесят. Ведите его сюда!

— Капитан, мы будем следить за вашими успехами. Посмотрим, поможет ли вам психотерапия.

В словах полковника Яуберту почудилась скрытая угроза. Очевидно, де Вит разыграл свой козырь.

Может, психолог — это и к лучшему. Одному Богу известно, сколько всего намешано у него в голове. Но способен ли один человек адекватно оценить состояние мозга другого человека? Насколько нормальным он был на пляже Макассар, когда смотрел на обгорелые останки трех человек и как будто слышал их ужасные крики? Пронзительные вопли, издаваемые душой, когда она готова покинуть тело… Отчаянно громкие крики, исполненные мучительной боли, когда плоть корчится в огне и все до единого болевые рецепторы охвачены невыносимым жаром.

Можно ли после такого остаться совершенно нормальным?

Нормально ли неизвестно в который раз задаваться вопросом, не проще ли пополнить собой ряды мертвых. Разве не лучше стать хозяином положения, самому решить, где и когда свести счеты с жизнью? Разве не правильно бояться неожиданного мига, когда разум понимает, что жить тебе осталось одну наносекунду? И боится. И ужасается.

И вот де Вит занес меч над его бедной головой. Пусть психолог наладит там все схемы, или…

Он остановился перед многоэтажным зданием на набережной Виктории и Альберта. Ему на шестнадцатый этаж, где его примет некий доктор Нортир. Больше он ничего не знал. Яуберт вызвал лифт.