Пола подняла голову. Она рыдала, поток слез бежал по липу, которое всего лишь за несколько секунд до того светилось от восторга.

– Я плохо поступаю, – простонала она. – Я настолько бесчувственная, – провыла она. – Настолько эгоистичная. Я думаю только о себе, себе, себе. Я одержима этим. Почему я не могу хоть иногда думать о других людях?

– Доброе утро, Пола, – умудрился вставить Марио в поток ее яростной речи, воспользовавшись паузой, когда женщина переводила дух. Она смотрела на него секунду, широко раскрыв рот, готовая поддержать разговор, но тут же все началось снова.

– О боже. Мне так жаль. Я так разволновалась, увидев вас, и я не могу поверить, что вы собираетесь остановиться в моем скромном жилище.

– Ну, у нас другие планы… – начал Марио.

– Это ужасно, но я такая счастливая. Я такая счастливая, и я не заслуживаю этого! Все мои друзья говорят мне, что я не заслуживаю этого. Алан – вы знаете Алана? – он занимается прессой для Моники. На которую я работаю. Вы знаете, я делаю пиар для Моники Симпсон, неужели не знаете? Ну, конечно, вы знаете, каждый человек знает это, я начинаю сходить с ума, когда думаю, что люди не знают этого, все знают об этом. Боже правый, мы в «Хелло!» буквально в каждом номере, ну а если не в нем, то в «OK!». Или в «Харперс», или в «Эф-Эйч-Эм». Твою мать, каждый раз, когда я раскрываю какой-нибудь журнал, я вижу в нем себя и Монику, обычно упившихся, обычно на какой-нибудь тусовке с сиськами наружу. Бля! Особенно после истории с Максом! Это было ужасно. Она все еще на реабилитации, и никто не присматривает за ее детьми. А чего вы хотите, я не присматриваю за своими собственными, что же тут такого? Но я вам наверняка рассказывала об Алане, который…

Марио тронул Полу за плечо и начал двигаться на выход.

– Давай ты расскажешь мне об Алане на ходу, – сказал он, стараясь изо всех сил, чтобы вышло как можно мягче. Пола, услышав его, просто замолчала, и все трое направились к выходу из вокзала. Из всех клиентов, которые у него были за всю практику, всего двое оказались жалкими хроническими неудачами. Первой была Анна Бенц – один сеанс травматической терапии и никаких значительных улучшений. Второй была Пола Бентли. Пять индивидуальных и чрезвычайно дорогих сеансов терапии ничего в ней не изменили. Марио знал Полу гораздо лучше, чем ему хотелось бы.

– Так вот, Алан сказал, что я не заслуживаю такого жилища.

– Мы не собираемся останавливаться в…

– Он сказал, что мы должны поменяться с ним. У него всего лишь маленькая квартирка в Кентиш-Таун, бедненький мышонок. Конечно, он захотел поменяться. Но я сказала: «Нет, мне нужна свободная комната, потому что у меня всегда кто-нибудь останавливается. Путешествующие по всему миру. Вроде музыкантов, звезд Голливуда, психоаналитиков…»

– Я не психоаналитик, Пола…

– Мозгоед! – завопила она и тут же прикрыла рот ладонями, картинно согнувшись всем телом, словно ее вот-вот должно было стошнить. – Мне не следовало говорить этого, мне не следовало говорить этого! О боже мой, пожалуйста, Марио, пожалуйста, простите меня?

– Не проблема, можешь называть меня мозгоедом…

Но Полу снова понесло, на этот раз о дантисте, который пришел к ней домой и пытался соблазнить ее. Как оказалось, тот дантист лечил зубы Мелу Гибсону и даже показал ей слепок челюсти Мела. А еще он сказал Поле, что покажет ей слепок челюсти Клинта Иствуда, если она займется с ним оральным сексом.

Выйдя из здания вокзала, Марио взял такси, и они с Филиппом, погрузив сумки, сели в него. Марио прокричал адрес водителю, ему пришлось это сделать, потому что Пола ни на тысячную долю секунды не замолкала. Единственные паузы возникали тогда, когда она вдыхала воздух: казалось, что Пола дышит со сверхъестественной скоростью.

Марио ободряющее похлопал Филиппа по колену, пока такси пробивалось сквозь оживленное лондонское движение. Тот улыбнулся и приподнял брови. Пола повернулась, перегнувшись через спинку своего сиденья, чтобы привлечь их внимание.

– Всего лишь месяц назад я была в Монако… мне кажется, что это было сотни лет назад, потому что столько много – столько, столько всего – произошло с тех пор. Это невероятно, но меня ждали, буквально на ступенях крыльца, меня ждали люди. Если я встаю по утрам вовремя, чтобы успеть отвести Масдая в школу… я рассказывала вам о своем любимом Масдае, моем мальчике, не так ли? Надеюсь, что да, потому что я часто забываю о нем. Вот что меня беспокоит, я даже иногда забываю, что я мать, хотя я такая дерьмовая мать, что даже не заслуживаю ею называться. Но эти люди… они в отчаянии, Марио, они просто в отчаянии от желания обладать моим телом. Это сверхъестественно. Они готовы отправляться за сколько угодно километров, чтобы я всего лишь сказала им: «Нет, уходите прочь, Пола не одарит вас своим телом».

– Это очень хорошо.

– Я должна дожидаться своего единственного любимого. Не это ли вы мне сказали, Марио, во время сеанса в Сицилии?

– Ох, Сицилия, да, это было замечательно…

– Именно так вы сказали мне тогда. – Она повернулась к Филиппу. – Вы знаете, что он сказал мне? Кстати, как вас зовут?

– Это Филипп, мой помощник, – сказал Марио так быстро, как он только мог.

– Ох, значит, Филипп! Очень приятно! Боже, у вас должен быть член громадных размеров… посмотрите на свои руки. Чтоб меня разорвало! Кстати, вы знаете, что мне сказал Марио? Милый Марио с уродливой… Простите, простите, я не должна была говорить этого. Так вот, Марио сказал мне, что я должна ждать, пока не появится мой единственный мужчина.

– Я уверен, что я никогда не говорил…

– Ну как же, вы сказали мне это в отеле, в котором служащий заявил, что никогда до этого не видел женщины, которую бы он возжелал. Вы его помните, Марио?

– Не уверен, – ответил тот, глядя в окно, стараясь удерживаться на максимальной дистанции от словесного вала. Это удавалось с трудом. Навязшие в зубах истории Полы заседали в мозгу. Марио не мог не удивляться про себя тому, кто этот Алан, и что он сказал, и где они познакомились, а еще тому, откуда взялся этот дантист с челюстью Мела Гибсона. Вся эта информация вела к чему-то, Марио знал это совершенно точно, ему нужно было только систематизировать ее. Кроме всего прочего, он собирался начать радикально новый проект.

Они вышли из такси возле элегантного таун-хауса на Брайанстон-сквер. Марио расплатился с таксистом; за это время Пола успела рассказать пять анекдотов, объединенных мыслью, должен ли человек оплачивать такси и ресторанные счета, если ужинал со своим психоаналитиком.

– Я не психоаналитик, – сказал Марио, когда они поднялись на крыльцо.

– А почему мы здесь? – спросила Пола. – Чей это дом? Это ваш, Марио? Боже, я не знала, что у вас есть дом в Лондоне. Это грандиозно!

Он отыскал в сумочке ключи, открыл дверь и вошел в дом. Как только они закрыли за собой дверь, Марио проворно подставил Поле подножку. Она распростерлась на полу лицом вниз, истерично крича. Филипп нырнул на женщину сверху, потянув за волосы, оттянул ее голову назад и приставил к горлу страшного вида охотничий нож из углеродного волокна с зазубренной кромкой лезвия. Марио встал на колено на пол перед Полой так, чтобы она могла видеть его лицо из чрезвычайно неудобной позы, в которой находилась.

– Пола, слушай меня…

– Что вы делаете? – просипела она.

– Пола, захлопни на хрен свою пасть и слушай меня! Если ты не заткнешься немедленно, Филипп разрежет тебе горло от уха до уха. Он – наемный убийца, у которого за плечами десять лет службы в Иностранном легионе и восемь лёт отсидки в тюрьме. Ты умрешь за пять секунд, как только кровь отхлынет от твоего мозга. Ты осознаешь, в какой опасности ты находишься?

– Да, – хрипло выдохнула она.

– Хорошо. Теперь я хочу, чтобы ты мне пообещала под страхом смерти в течение десяти минут слушать, уяснять то, что я буду говорить, и только в самом конце можешь дать ответ на мой вопрос. Ты это поняла, Пола?

Женщина очень старательно кивнула, слезы бежали по ее лицу Филипп, грубо встряхнув, поставил Полу на ноги и ввел в изящно декорированную комнату. Широким скотчем серого цвета он примотал ее к подлинному стулу эпохи Луи XV. Когда пленница была довольно надежно закреплена, Филипп отрезал кусок клейкой ленты и поднес к ее рту.