— Скучновато, — пожаловалась она. — Все страшно заняты — даже Говард, которому делать нечего.

Джулия обещала в ближайшие дни показать матери город.

В ту ночь Роза спала беспокойно. Она не ожидала, что у дочери такая сложная жизнь — напряженная работа, трудный брак и муж в столь плачевном состоянии. Жизнь Джулии всегда представлялась ей беззаботной. Пусть даже письма Уилла указывали на горе и невзгоды, но Ламенты колесили по всему свету, меняли страны и континенты. Они путешествовали, не зная преград. Саму же Розу чужеземные обычаи утомляли через неделю-другую.

Розе нужна была родная душа, с которой можно поделиться сокровенным. Распугав всех друзей и возлюбленных своей резкостью, она осталась одна. Семья дочери была для нее последним прибежищем. В душе она надеялась, что Говард станет ее наперсником, но по дороге из аэропорта ее поразило, до чего он погружен в себя. На Джулию тоже нельзя рассчитывать — слишком много у той затаенных обид. Когда первый луч рассвета заглянул в комнату, Роза почувствовала, что она совсем одна на свете.

— Славная она девчонка, Доун, — сказал Рой.

— Ты уже в третий раз это талдычишь! — ответил Уилл.

Ночь выдалась пасмурная: ни луны, ни звезд. Лишь шорох колес вдалеке. Вот уже полтора месяца Уилл и Рой вместе ходили пешком домой из «Датч Ойл». Рой вполне мог бы купить велосипед, но признался Уиллу, что откладывает деньги на что-то заветное. Уиллу нравилось возвращаться с Роем: говорить с ним было легко, и в темноте они часто вели задушевные беседы.

— Вот что, англичашка, я, похоже, влюбился, — признался Рой.

— Что? — Уилл засмеялся, но как-то вымученно.

— В прошлые выходные она позвала меня в гости. Так, поболтать. Я и пошел. Посидели на крыльце. Говорили обо всем, англичашка.

Сзади послышался низкий гул автомобиля, фары осветили их. Рой с тревогой глянул на Уилла.

— Тебе ведь она тоже нравится, англичашка. Расстроился?

— Ты был у нее еще? — спросил Уилл.

— Да, пару раз.

Когда машина подъехала ближе, Уилл вскарабкался на насыпь, потянул за собой Роя, но тот упрямо остался на краю дороги.

— Там долбаные капканы!

Рев мотора стал громче. Догадавшись, чья машина, Уилл спрыгнул с насыпи, схватил Роя за руку и оттащил с проезжей части, а машина, обдав их дождем мелких камушков, вывернула с обочины на дорогу.

— Гад ты, Кэлвин! — заорал Рой.

— Вот почему надо держаться подальше от дороги. — Уилл выпустил руку Роя, и тот сразу слез с насыпи на обочину.

Возможно, из благодарности Рой признался во всем:

— Знаешь, англичашка, Доун хочет пойти со мной на рождественский бал.

Дурные вести часто принимаешь как должное. Севшим голосом Уилл поздравил Роя, а сердце у него стучало как молот.

Пригласив домой девчонку, Джулиус и Маркус и не предполагали, чем это обернется. Милашка Клео Паппас. Миндалевидные глаза, улыбка Будды, грудки, подрагивавшие под майкой с Питером Фрэмптоном, [38]когда Джулиус смешил ее. Настоящая находка!

Джулия предложила девушке остаться на ужин. Клео сидела скромницей, сложив руки на коленях. Если говорил Джулиус, она хихикала; если говорил Маркус — вздыхала.

Неприятности начались, когда Роза спросила, как ее зовут.

— Для друзей — Клео, но настоящее мое имя — Нэнси. Нэнси Паппас.

Роза нахмурила лоб:

— Паппас? Это ведь греческая фамилия?

Клео кивнула:

— Да, мой папа грек, а мама турчанка.

— Гремучая смесь, — заметила Роза. — После того, что турки сотворили с греками, просто удивительно, что ты появилась на свет!

— Простите? — не поняла Клео.

— Ну как же. Ты, конечно, знаешь, что сделали турки?

— Классные у них фески, — вставил Джулиус, и Клео снова хихикнула.

— Я что-то путаю? — спросила Роза. Она обмахивалась веером под укоризненным взглядом Джулии. — Ведь турки разрушили Парфенон, разве нет?

— Господи, мама, ну и при чем здесь Парфенон? — воскликнула Джулия.

Близнецы утащили Клео в комнату Джулиуса — смотреть телевизор. После «Человека за шесть миллионов долларов» Маркус ушел спать, а Джулиус принялся показывать Клео один из своих номеров «Нэшнл джиографик». Добравшись до снимка голой туземки из племени кринакрор, он спросил Клео, похожая ли у нее грудь. Клео хихикнула: а у тебя член толщиной с дерево на соседней странице?

— Не знаю, надо сравнить, — сказал Джулиус.

В эту самую минуту — как раз вовремя — позвонила мать Клео и велела идти домой.

Джулиус, убежденный, что мог бы потерять невинность, задержись Клео еще хоть на минуточку, утешил себя продолжительным душем. Его ликующий вопль услышала из кухни Роза.

— Надо же, у Джулиуса просто оперный голос! — заметила она.

Из-за мельтешения веселых рождественских гирлянд, протянутых вдоль Дубовой улицы Квинстаунской коммерческой палатой, у полицейского Мартина Тиббса, скрытого эпилептика, прямо в патрульной машине случился легкий припадок. Он врезался в кованую ограду кладбища, вдребезги расколотив памятники шестерым патриотам Квинстауна. Сам Тиббс, отец Кэлвина, остался невредим, но все равно пригрозил подать в суд на городские власти. Памятуя об успешном иске его сына Отиса против железной дороги, отцы города досрочно отправили Тиббса на пенсию со всеми льготами. И те же мерцающие огоньки не давали Уиллу забыть, что скоро Рождество и двадцать третьего декабря Рой будет танцевать с его любимой девушкой.

Для Ламентов настало время несбыточных надежд. Говард ждал чуда, что вернуло бы его к жизни, Джулия жаждала выздоровления мужа, а обоим близнецам нравилась девочка, которой вечно приказывали идти домой в самый неподходящий момент. Уилл, страдая от того, что Рой ухаживает за Доун, мечтал о каменном сердце. Что до Розы, она тосковала по родной душе.

Однажды утром по дороге в школу Уилла нагнала Минна. После переезда прошло несколько недель, и все это время она лишь хмуро бросала ему «привет». Но в то утро Минна вовсе не выглядела несчастной.

— У меня для тебя подарок, Уилл, — сказала она, стараясь поспеть за ним и храбро улыбаясь.

— Ты не обязана мне ничего дарить, — ответил Уилл, когда Минна сунула ему конверт с его именем, написанным от руки.

Уилл хотел было спрятать конверт в карман, но Минна велела: «Открой».

Уилл разорвал конверт, и оттуда выпали два билета на рождественский концерт в театре «Капитолий» в Пассейике: Фрэнк Заппа и «Mothers of Invention».

— Двадцать третьего декабря, — сказала Минна, — в тот же день, что и бал.

— Минна, я не могу…

— Не любишь Фрэнка Заппу?

— Очень люблю, — признался Уилл, — но подарок принять не могу.

— Можешь, — настаивала Минна. — Давай сделаем так: пригласи Доун, а если она откажется, возьмешь меня.

Уилл не знал, что ответить, до того грязной показалась ему сделка.

— Но у Доун вечер занят, — возразил он наконец.

— Знаю, — отозвалась Минна. — Большой бал. Ах, как интересно! — добавила она презрительно. — Если она и в этот раз тебе откажет, то что с нее взять? А если она и вправду такая чудесная, как тебе кажется, то пойдет с тобой на концерт, а в поезде по дороге домой вы займетесь любовью.

— Очень смешно! — сказал Уилл.

— А где спасибо? — спросила Минна, прежде чем он успел отказаться.

Уилл открыл было рот, чтобы ответить, но Минна притянула его к себе вплотную за пояс джинсов. Их губы встретились, и у Минны вырвался стон, от которого у Уилла подогнулись коленки. Его захлестнула волна желания.

На большой перемене Уилл высматривал Доун Снедекер: храбрость Минны и ему придала сил. Он больше не боялся отказа — теперь он сам ставил условия.

— Доун, пойдешь со мной на концерт? — спросил он в шумном школьном коридоре.

Доун взглянула на билеты с неподдельным восхищением.