— Очень хочу, но не могу подвешти Роя, он меня приглашил на рождештвеншкий бал.

— Рой переживет, — сказал Уилл.

Доун посмотрела на Уилла, потом на билеты, взвешивая все про себя.

— Нет, извини, Уилл. Так нельзя.

— Да, нельзя, — согласился Уилл. — Рой на тебя надеется.

— Так зачем ты шпрашивал?

— Хотел тебя испытать, — ответил Уилл. — Ты всегда называла меня расистом, хоть я и не расист. А я хотел проверить, есть у тебя совесть или все одни красивые слова.

— Ну и…

— Что — ну и?

— Что ты решил?

— Решил, что мне все равно. — Уилл спрятал билеты в карман. — Мне больше нет до тебя дела, Доун. — И с этими словами пошел прочь.

Рождественскую елку в агентстве Роупера Майк Бротиган нарядил так, будто над ней пронесся ураган. Ангелы болтались вверх ногами, половина лампочек не горела. Гирлянды из воздушной кукурузы обгрыз до ниточек Эмиль де Во, когда сидел в конторе один. Кэри Бристол развесил под потолком колокольчики из разноцветной гофрированной бумаги, а на подоконниках намалевал распылителем снежинки.

— Вы бы сказали, что здесь не хватает женской руки, но у Джулии и так дел по горло, продает дома! — объяснил Кэри, когда водил Розу по конторе. — За неделю сразу две сделки! При том, что в декабре на дома спроса нет. Она просто чудо! А теперь я вижу, в кого она такая красавица!

Джулию передернуло от лести Кэри, и она поспешила увести Розу, пока та не заметила вытертых полов, пепельниц с окурками и убогой мебели. Уже в машине Роза сказала, что Кэри Бристолу не помешали бы новые туфли и серый костюм под цвет глаз.

Миновав Девяносто девятую улицу, они свернули на запад, где раскинулись блеклые поля, обсаженные голыми, серыми деревьями. Джулия показывала дома, которые продала или собиралась продать. Среди лесов ютились одноэтажные деревянные коттеджи, крытые кедровой дранкой, ряд за рядом громоздились одинаковые дома с полуэтажами. Изредка попадались настоящие белые фермерские домики, но вблизи оказывались развалинами: выбитые окна, прогнившие балки. Встречались квадратные участки, засаженные деревьями, с табличками «Агентство Роупера»; домов не было видно, лишь подъездные дорожки.

Розу выводила из себя привычка Джулии говорить о земле, описывая не то, что есть, а то, что могло бы быть.

— Мне больше нравятся просто поля, — не выдержала наконец Роза. — Поля как поля, что тут плохого?

Джулия стала объяснять, что район здесь бедный, что застройка поможет его обогатить, но через минуту поймала непонимающий взгляд Розы. Они добрались до городка, расположенного между рекой Делавэр и каналом для барж — полоской грязной воды, черной и лоснящейся, как гудрон. Ресторан в Татумвилле был неотличим от прочих белых георгианских домиков вдоль набережной, если не считать броской вывески, обещавшей «горячий суп». Джулия и Роза решили здесь пообедать.

Беседа текла медленно и вяло, словно черная вода за окном. Джулия пыталась расспросить мать о дальнейших планах, но Роза отвечала уклончиво и при первой возможности сменила тему.

— Как ты убедишь Говарда вернуться к работе?

— У него депрессия, мама, а к врачу он не пойдет.

Роза хмыкнула:

— К врачу? Врач здесь не поможет.

— Я про психотерапевта. Врача, который лечит депрессию. Здесь, в Америке, охотно обращаются к психотерапевтам, — объяснила Джулия.

— Но Говард не стал настоящим американцем, не то что ты.

Джулия вздрогнула:

— То есть как?

— Недвижимость. Застройка. Извлечение прибыли из сельских пейзажей. Такая американщина, что аж страшно.

На этот раз сменила тему Джулия:

— Мама, кто-нибудь из твоих мужей страдал депрессией?

— Никто, — отрезала Роза. — Все они, конечно, пили, но что тут особенного? Ах да, один пристрастился к морфию, но лишь по вине врача.

— А папа? — спросила Джулия.

Об Адаме Клере не вспоминали уже много лет, и Розе больно было слышать его имя.

— Он всегда был мрачным, — отозвалась она. — Но в те времена из-за хандры к врачам не обращались.

— Может быть, врач ему помог бы…

— Теперь-то уже поздно, — вздохнула Роза. — Когда он умер, мы уже много лет как развелись.

Джулия испытующе глянула на мать:

— Мамочка, почему вы мне не сказали о разводе?

Роза заерзала на стуле.

— Я хотела тебя уберечь, родная.

— Господи, мама, как ты могла от меня скрыть? Я же была еще ребенок! После этого я уже не знала, на кого положиться, кому верить…

Роза облегченно вздохнула при виде официантки, та принесла тарелку с лимонным пирогом и две ложечки.

— Это ведь на двоих? — улыбнулась та.

После первого куска на глаза Джулии навернулись слезы — то ли пирог был кислый, то ли разговор разбередил ей душу. Но больше к этой теме не возвращались. Роза вызвалась оплатить счет, но Джулия заметила, что она недодала официантке чаевых. Когда Роза была уже у дверей, Джулия добавила несколько монет по двадцать пять центов.

На обратном пути Роза завела речь о будущем:

— Разве Уилл на следующий год не собирается в университет? Я ни слова не слышала о его планах.

— Может быть, он год отдохнет перед поступлением, — ответила Джулия. — Он пока не готов уехать.

— Что с ним не так? — встревожилась Роза. — Его ровесникам не терпится посмотреть мир, выйти в большую жизнь.

Джулия отвечала отрывисто, тщательно подбирая слова:

— С ним все в порядке.

— Мальчик так поглощен семьей, что не может подумать о своем будущем? Ирония судьбы, если учесть обстоятельства его рождения.

Джулия была потрясена: Роза, чтобы уколоть ее побольнее, нашла тему столь же горькую, что и самоубийство отца. Этого разговора Джулия страшилась с тех самых пор, как Роза упомянула в письме о миссис Причард.

— Уилл ничего не знает, — сказала Джулия.

— Словом, — заметила Роза, — ты щадишь его, как я щадила тебя…

— Мамочка, в жизни Уилла самое надежное — семья, — ответила Джулия. — Как я ему скажу, что он не родной сын?

— Я стояла перед тем же выбором, — объяснила Роза. — Я не рассказала тебе о разводе, чтобы лишний раз тебя не тревожить.

— Это совсем другое!

— Это тайна, Джулия.

— Твоя тайна разрушила мне жизнь! — крикнула Джулия.

Они долго ехали молча мимо затерявшихся в лесу деревянных коттеджей, домов с полуэтажами и домиков в колониальном стиле. «Твоя тайна разрушила мне жизнь». Джулия не могла отделаться от собственных слов. Впервые ей представился подобный разговор с Уиллом через двадцать лет.

Наконец Роза высказала все, что у нее на душе.

— Прости, что скрыла от тебя развод. Я была молода, не могла справиться со своими чувствами, не говоря уж о твоих. Зря я тебе не сказала, Джулия… И не сомневаюсь, с Уиллом ты поступишь правильно.

Джулия завела машину на знакомую дорожку, посыпанную гравием, и принялась рыться в сумочке. Пока Роза шла к дому, Джулия вытирала платком лицо.

Говард не любил Нью-Йорк. Его угнетали пробки, толпы туристов и дороговизна. И Джулия решила сама отвезти Розу посмотреть на статую Свободы. Но в выходные разболелся Бротиган, и ей пришлось его замещать. Даже когда ребята уже залезали в машину, Говард по-прежнему отговаривал всех от поездки.

— Машина наверняка не заведется, — предупредил он.

— Мама заменила аккумулятор, — возразил Уилл.

«Бьюик» все-таки завелся, несмотря на жалобы Говарда, что генератор барахлит. Пока машина катила под гору вдоль главной магистрали, близнецы, пользуясь случаем, пытались увлечь Розу всеми достопримечательностями, которые мечтали увидеть с самого приезда в Америку.

— Бабушка, давай сходим на бейсбол!

— На стадион «Янки», — подхватил Маркус. — На самый знаменитый.

— И покатаемся на «Циклоне» на Кони-Айленде! — добавил Джулиус.

Паром на остров Свободы еле полз по пенистой свинцовой воде. Чайки стонали над головой и подбирали с воды крошки, когда близнецы вовсю злоупотребляли бабушкиной щедростью у прилавка с хот-догами. У гранитного входа Говард отказался подниматься по винтовой лестнице внутрь статуи.