— И ругается, — добавил Джулиус.

— О-ох! — простонал Уилл. — Да это же Кролик Вудбайн!

— Твой друг? — спросила Джулия.

— Нет. Он меня терпеть не может.

— За что?

— Этот придурок решил, что я обозвал Отцов-основателей жуликами!

Джулия подошла к окну. Кролик, в черных ботинках и футболке с надписью «Моя страна, права она или не права», гонял кругами на оранжевом велосипеде, не сводя воспаленных глаз с возмутительного британского флага.

— Ботинки у него начищены, — заметила Джулия. — Ты когда свои туфли в последний раз чистил?

— Мама, — отрезал Уилл, — я ношу кроссовки…

Но Джулия, не дослушав его, поспешила на улицу.

— Ох, — Уилл схватился за голову, — куда ее понесло?

Через минуту Джулия ввела в дом сконфуженного Кролика.

— Пообедаешь с нами, — сказала она.

— Зачем это? — буркнул Кролик.

— Я хочу, чтобы ты подружился с моим сыном, — ответила Джулия. — Прошу, пообедай с нами.

— Не могу!

— Мама! — вмешался Уилл. — Видишь же, он не хочет! — Он глянул на Кролика и сам удивился, что защищает его.

— Ну пожалуйста, Кролик, пожалуйста! — упрашивала Джулия, ведя гостя по лестнице в столовую, где уже ждал Говард, а близнецы по-прежнему глазели в окно.

— Это Говард, Уилла ты знаешь, а это Джулиус и Маркус!

Кролик тут же уставился на Маркуса, в знак приветствия поднявшего протез, а потом стал разглядывать руки остальных Ламентов: а вдруг это у них семейное?

Джулиус ухмыльнулся:

— Привет, Кролик!

— Я не Кролик, а Эрнест! — возмутился тот.

— Эрнест? Замечательное имя, — сказала Джулия. — Кто дал тебе эту глупую кличку?

— Я не знал, что меня так прозвали! — процедил Кролик.

— Вот как. — Джулия смерила Уилла недовольным взглядом. — Так вы с моим сыном и вправду враги, Эрнест?

— Нет, мадам, — выдохнул Кролик.

— Он набросился на меня на уроке! — выпалил Уилл.

— Я тебе возразил, — поправил Эрнест. — Здесь Америка. Я могу высказывать свое мнение.

— Конечно! — сказала Джулия (на взгляд Уилла, слишком сочувственно).

— Неправда! — крикнул Уилл.

— Хватит, Уилл, — одернула сына Джулия. — По-моему, все проголодались. Ребята, пойдем мыть руки.

За обедом Кролик Вудбайн отвечал на расспросы Джулии с головокружительной радостью ребенка, которому у себя дома редко разрешается говорить. Уилл назло не притронулся к еде. Заметив, что у Кролика гноятся глаза, Джулия вздумала полечить его раствором йодида серебра, который недавно прописали Джулиусу. Несмотря на враждебность сыновей, она решила исцелить этого мальчика во что бы то ни стало — это ведь несчастный ребенок, которому нужно помочь.

Что до Уилла, то одно дело — соперничать с тенью потерянного брата, другое — делить материнскую любовь с близнецами, но внимание Джулии к Кролику он счел настоящим предательством. Оскорбленный до глубины души, он ушел из дома и спрятался в густых зарослях папоротника на заднем дворе. Сердце его ныло от незаслуженной обиды.

— Нравится мне ваш флаг, — сказал кто-то.

Из-под кроны цветущей юкки во дворе у Химмелей выглянула Марина. Она сидела под деревом с надкусанным яблоком в руке.

— А-а, — отозвался Уилл. — Это мама повесила.

— Молодчина.

— Она спятила.

Марина передернула плечами:

— Мой папа побоялся вешать немецкий флаг. Я предлагала, ведь столько немцев погибло на войне. А он сказал, что никому нет дела до погибших немцев.

Уилл стал разглядывать Маринино яблоко. Вообще-то он не любил этот сорт, слишком уж терпкие. Но теперь он жалел, что отказался от обеда. Рот у него наполнился слюной.

Марина поймала его взгляд.

— Есть хочешь?

— Да.

Она протянула яблоко. Уилл потянулся в ответ. Марина, дразня его, слегка отпрянула.

— Да ты и вправду голодный. — Она с опаской глянула на темные силуэты родителей на веранде. — Пойдем.

И Марина увела Уилла в глубь двора, в буйные заросли папоротников. Нераскрытые молодые стебли закручивались, словно грифы скрипок. Настоящий первобытный лес. Уилл и Марина уселись в самой гуще.

— Держи. — Марина куснула яблоко и передала Уиллу.

Уилл вгрызся в яблоко, следом Марина откусила кусочек. Так они и кусали по очереди, и тут Уилл заметил, что Марина игриво улыбается, а к губе ее пристала крошка влажной мякоти. Уилл наклонился и слизнул крошку. Поцелуй вышел с кислинкой, как яблоки. Уилла окликнули из дома, но он не услышал.

Мать Кролика, Патти Вудбайн, работала на мясокомбинате в Трентоне. В следующую субботу она поручила сыну передать Джулии килограмм бекона в благодарность за лечение.

Кролик стал наведываться к Ламентам каждые выходные; Джулия терпеливо его выслушивала, чего никогда не делала родная мать.

— Глаза ты ему вылечила, зачем же он к нам таскается? — спросил у матери Уилл.

— Потому что ему не хватает внимания, — объяснила Джулия.

— А твоим детям хватает внимания? — заорал Уилл и вылетел из дверей, столкнувшись нос к носу с Кроликом.

Говард начал искать работу. Несколько раз в неделю по утрам он надевал темно-серый костюм в тонкую полоску и уезжал на машине в город на собеседования. Возвращался он шесть часов спустя, с безнадежной улыбкой.

— Что за люди, не могу я с ними! — вздыхал он неизменно.

Говард дал себе слово не связываться с такими, как Чэпмен Фэй. Но всевозможных Гордонов Снифтеров и Симусов Тэтчеров он тоже не жаловал.

— Говард, скажи честно, тебе нужна работа? — спросила как-то вечером Джулия.

— Конечно, родная, но на этот раз по душе, — заверил Говард.

Если бы не Кролик, Уилл не повстречался бы с Мариной среди папоротников-скрипок; с того дня их свидания были пронизаны страстью. Они шагали вдоль железнодорожных путей за Университетскими Горами, пока не оказывались далеко от дома, где березовые рощи смыкаются с полями кукурузы и люцерны, а на горизонте торчат лишь телеграфные столбы да лениво кружат ястребы. Они ступали по рельсам, как по канату, держась за руки, а заслышав грохот длинного товарного состава, ныряли под насыпь и целовались, пока не пройдут вагоны. Марина разрешала Уиллу трогать свои маленькие острые грудки, но, если его рука скользила к ней под юбку, Уилл получал тычок под ребра.

По совету Фриды Грекко, тихони из женского клуба, Джулия стала готовиться к экзамену на агента по недвижимости.

— Мой муж может — сможешь и ты, — сказала Фрида.

Муж ее торговал коммерческой недвижимостью в Трентоне. Вот уже четверть века дело не ладилось, но он кое-как держался на плаву, продавая фабричные помещения и магазины в Западном Трентоне бесконечному потоку предпринимателей.

— Пойдем со мной на курсы, Фрида, — предложила Джулия.

— Нет, я же повар. Да и Стиви меня убьет! — шепнула Фрида. — Он страшно ревнивый.

Стиви Грекко как-то раз угрожал мяснику, со скидкой продавшему Фриде колбасу. Джулия улыбнулась, представив на его месте Говарда.

Когда Джулия окончила курсы, Говард отвез ее на экзамен.

— Ты сдашь отлично, не сомневаюсь, — подбодрил он ее.

— Надеюсь, — отозвалась Джулия. — Я уже сто лет не сдавала экзаменов.

— Пустяки, родная. Тебе все по силам.

Говард улыбнулся тепло, как на пикнике у Бака Куинна, когда впервые зашла речь об Америке, где у черных равные права и поезда ходят по расписанию, — только на Университетских Горах чернокожих не найти и все предпочитают ездить на машинах.

Джулия сдала экзамен блестяще. Дома в ее честь зажарили цыпленка и подняли бокалы за ее успех. Она попросила Говарда помочь ей с резюме.

Говард вытаращил глаза:

— Ты и впрямь собралась искать работу?

— Конечно, — ответила Джулия. — Зачем же я сдавала экзамен?

— Я думал, чтобы испытать свои силы. Еще немного — и я куда-нибудь устроюсь.