Санни глухо застонала, скорбя о сыне. Она ясно видела лица всех троих своих сыновей — но было среди них и другое, в котором она безошибочным чутьем угадала лицо убийцы.

— Смерть тебе и всем тем, кого ты лю­бишь,— прошептала она, чиркнула спичкой, и в ночном воздухе заплясали языки пламени, отбрасывая вокруг красноватые блики.

Больше не слышно было стонов филина, смолкли в подлеске шаги ночных обитателей, мерно потрескивал костер. Санни подбрасы­вала в огонь сухие сучья и загадочно улыба­лась чему-то.

— Я не могу больше существовать в атмо­сфере лжи!

Кэссиди стояла у двери с чемоданом в ру­ке, сжимая в кулаке ключи от джипа. Пресс-конференция показалась ей сущим адом. Ее все время мучило сознание того, что она гово­рит неправду. О Бриге. О Чейзе. Узнав, что Маршалл Болдуин и Бриг Маккензи— это одно и то же лицо, ее отец не нашел ничего лучшего, как грязно выругаться, а Дена лишь изрекла: «Все что Бог ни сделал — все к луч­шему». Кэссиди готова была сгореть со сты­да, вспоминая, сколько раз за два дня после разговора с Биллом Ласло ей пришлось врать— врать полиции, родным, знакомым, сослуживцам.

Ей требовалось время и одиночество, что­бы спокойно подумать. Чтобы разобраться в самой себе. Время, чтобы оплакать Чейза, время, чтобы принять Брига… в качестве кого? Не мог же он вечно играть роль ее мужа. Рано или поздно им придется во всем признаться; тайное станет явным— она жила со своим деверем, скрывая, что ее мужа нет в живых.

Кэссиди чувствовала себя совершенно поте­рянной: все зашло слишком далеко, и будущее их отношений с Бригом представлялось весьма сомнительным и непрочным. Она взялась за дверную ручку…

— Значит, уезжаешь?

Вздрогнув, она повернулась и увидела, что он, все еще заметно прихрамывая, направляет­ся к ней. Шрамы на гладко выбритом волевом подбородке лишь подчеркивали строгую кра­соту его лица; он казался таким же суровым и неприступным, как горы Аляски, где он про­вел в вынужденном изгнании долгих семнад­цать лет.

Зазвонил телефон, но они не обращали на него внимания. Очередные репортеры. Усмех­нувшись, она подумала о горькой иронии судь­бы: сколько раз она поднимала телефонную трубку в надежде услышать то, что хотела услышать. Его голос. Теперь ей не было до этого дела.

—   Зачем?— он кивнул на чемодан у нее в руке.

—   Мне нужно побыть одной. Я чувствую себя здесь, как в тюрьме.

—   Из-за меня?

Из-за бесконечной лжи.

—   Это скоро кончится, — с мольбой глядя ей в глаза, пообещал он.

—   С чего ты взял?

Он смотрел на ее губы.

— Я знаю.

—   Бриг…— Она запнулась на полуслове. Последнее время ей приходилось следить за собой, чтобы нечаянно не произнести вслух его настоящего имени; в то же время она из­бегала называть его Чейзом — ей казалось это кощунством по отношению к памяти по­койного мужа; в итоге над ней постоянно до­влел страх — как бы не проговориться. К тому же, если для нее стало совершенно очевидно, что это Бриг, то рано или поздно об этом могли догадаться и другие, несмотря на то, что отличие одного от другого больше каса­лось психологического склада, чем физическо­го облика.

—   Я хочу, чтобы ты осталась…

Нет, она должна заставить себя уйти из этого дома. Пока она еще в состоянии сделать это.

— Я никому не скажу ни слова — если тебя волнует именно это. Никто ничего не заподоз­рит. Все знали, что наша с Чейзом семейная жизнь не ладилась. Ты уже почти поправился, так что наше решение расстаться со стороны будет выглядеть вполне логичным.

Глядя ему в глаза, Кэссиди искренне пожа­лела, что их жизнь так запутанна, что они так погрязли во лжи. В глубине души она все еще любила его, как любила всегда, и как, возмож­но, будет любить до самой смерти. Больше того, ее сугубо женская, неподвластная рассуд­ку сущность трепетно реагировала на его бли­зость. В этом смысле она не могла за себя поручиться. Ей не оставалось ничего другого, как только бежать.

—   Мне необходимо время, чтобы поду­мать.

—   Ты вернешься?— Он смотрел на нее с невыразимой мольбой.

—   Не знаю,— ответила она, чувствуя, что сердце ее готово разорваться. — Надеюсь.

Она снова взялась за ручку двери. Куда она поедет?.. К родителям? В какой-нибудь боль­шой город, чтобы в обшарпанном мотеле, ле­жа на кровати и тупо глазея в потолок, раз­мышлять о смысле жизни? К подруге в Сиэтл? Или к Селме? Или пожить в одном из при­надлежащих отцу домов на Западном побере­жье?

Где-то вдалеке залаяла собака, а еще даль­ше завыла сирена.

— Прощай, Бриг.— Она хотела толкнуть дверь плечом, но он остановил ее, схватив за руку.

— Нет! — Рывком он заставил ее повер­нуться лицом. — Не уходи, Кэсс! — Вереница чувств, казалось, давно забытых, отразилась вего глазах.— Я уже потерял тебя однажды и не хочу, чтобы это повторилось.

—   Но…

—   Я люблю тебя.

О Господи! Люблю. Как долго она ждала, чтобы услышать из его уст это признание! Всю жизнь.

— Но ты меня даже не знаешь,— затаив дыхание, прошептала она.

Он до боли стиснул ее руку; она разжала пальцы, и чемодан с грохотом упал на пол.

—   Я люблю тебя так, как не любил ни одну женщину, как никогда никого не смогу полюбить.

—   Бриг, ты уверен, что…

—   Да, Кэсс, уверен.— Глядя в строгие, печальные глаза Брига, невозможно было усо­мниться в искренности его слов.— Я всегда любил тебя и всегда буду любить.— Он го­ворил без тени сомнения и даже с некоторой долей отчаяния. — Боже мой! — Он привлек ее к себе и поцеловал— решительно, точно не допускал и мысли о том, что она отвергнет его. Под тяжестью его упругого тела она ока­залась прижатой к стене. Сквозь ткань джин­сов она ощутила его бедра, ощутила, как все более требовательно заявляла о себе его муж­ская плоть. Вот он сорвал ленточку, которой были схвачены ее волосы, — у нее перехватило дыхание.

Звякнули упавшие на пол ключи. Она заки­нула руки ему за спину; от его поцелуев что-то дрогнуло в ней, словно очнулась дремавшая до сих пор увственность, дрогнули и увлаж­нились лепестки сокровенного бутона, рас­крывшись навстречу его неуемной страсти.

С глухим стоном он поднял на нее глаза, и ее охватил трепет под этим проникающим в самое сердце почти безумным взглядом.

—   Не уходи от меня,— шептал он, водя шероховатым пальцем по ее щеке.— Кэсс, умоляю, не покидай меня.

—   …Бриг…— Одурманенная его поцелуя­ми, она забыла, что хотела сказать.

—   Кэсс, я не могу, не хочу снова лишиться тебя. — Бриг чуть наклонился и стал целовать ее шею. Она задохнулась от вожделения, когда он влажным губами коснулся шелковой блузки на ее груди. В голове у нее помутилось, и она всем телом отзывчиво приникла к нему.

—   Будь со мной всегда, — хрипло прошеп­тал он и легко, словно перышко, оторвал ее от пола. Проклиная собственную слабость, она желала лишь одного — слиться с ним в одно целое— и, осыпая его лицо поцелуями, по­нимала, что теперь уже навсегда отдает себя Бригу.

Он нетерпеливо сорвал с нее одежду, и в следующее мгновение они уже лежали в кровати, которую некогда она делила с Чейзом. Его губы нашли ее грудь и скользнули ниже, к обольстительной впадинке на животе. С уст Кэссиди срывалось его имя. Она безумно хотела его, и даже когда казалось, что боль­шего блаженства быть не может, она хотела еще и еще… Под магией его пальцев оказались отринуты прочь все сомнения, и она самозаб­венно приняла его, приняла душой и телом. Хочу тебя! — ликовала плоть. Но даже рас­творившись в нем без остатка, она вдруг с пу­гающей ясностью осознала, что им принад­лежит только ночь, что как только кончится пир любви, она закроет за собой дверь, за которой останется этот человек, изображаю­щий ее мужа, и одному Богу известно, когда у нее достанет храбрости вновь открыть ее.

— Я вернусь поздно,— угрюмо проронил Деррик.