— Нет!— услышала Санни собственный крик. Она сморгнула, и видение исчезло, рассе­ялось в горячем воздухе тесного вагончика, остались лишь капли пота на лице и страх в сердце. Она почувствовала сильную слабость и почти упала на кухонный стул. Она не могла отделаться от мысли, что ее детей, ее драго­ценных мальчиков… ожидает скорая гибель.

Уже не в первый раз являлось ужасное ви­дение. Две недели назад возникло у нее дурное предчувствие, оно прокралось в ее сны, вы­рвавшись из подсознания.

Она сверилась с календарем, он висел на стене возле холодильника. Прошлась пальцем по записям приемов и отмен, пока он не ос­тановился на цифре «4». В тот день ей впервые явилось это видение, а накануне Бриг согласил­ся работать у Бьюкененов.

— Что ты здесь делаешь? При звуке голоса Брига Кэссиди чуть не выронила гребень, которым с трудом разди­рала спутанную гриву Реммингтона. Жеребец фыркал, вращал глазами, беспокойно мотал головой.

— На кого он стал похож?! — произнесла она в ответ, щеки ее запылали. Оглянувшись назад, она встретилась с глазами, которые как будто светились в полутемной конюшне.

— Только лишний раз беспокоите коня.

— За ним необходим постоянный уход, — категорически отстаивала свою позицию Кэс­сиди. Но тут же смутилась, почувствовав, что говорит тоном избалованной богатой крошки, и уже обычным голосом спокойно добавила: — Я подумала, что ему это не повредит.

— Кажется, кто-то говорил, что ей не ну­жен ручной пони.

— Разумеется, не нужен.

— Думаете, он изменится к лучшему, если его грива и хвост будут расчесаны?— Он хмыкнул и покачал головой.— Господи, да у него одна забота — выбросить вас из седла, получить из моих рук корм и залезть на кобыл в южном загоне. Можете посмотреть, как он будет пускать пыль в глаза своим дамам. — Улыбка его была наглой и циничной, голос звучал хрипло, в манере растягивать слова бы­ло что-то чувственное.

— Малыш напоминает мне Джеда Бейкера и Бобби Алонсо, когда в поле их зрения появляется ваша сестра.— С хитроватой улыбкой Бриг стал подниматься по ступеням металлической лестницы, ведущей на сеновал. Скоро на цементный пол посыпа­лись кипы сена.

Кэссиди не хотелось, чтобы ей напоминали о сводной сестре. Прошло уже почти две неде­ли, а разговор Энджи с Фелисити возле бассей­на не выходил у нее из головы. К тому же она могла наблюдать воочию, как Энджи целена­правленно проводила свой план в жизнь. Она часто оказывалась возле конюшен, болтала с Бригом, улыбалась ему, смеялась вместе с ним, пуская в ход свои чары. Кэссиди хоте­лось верить, что Бриг всего-навсего соблюдает вежливость по отношению к дочери хозяина, но было в его поведении что-то большее, чем простая вежливость. Как и все мужчины в Про­сперити, он реагировал на Энджи определен­ным образом. Реакция самца на самку. Долго такое положение не протянется, они непремен­но найдут общий язык и… Она вновь пред­ставила их вместе, переплетенные, скользкие от пота тела, тяжелое дыхание, восклицания и стоны… И почувствовала во рту тошнотвор­ный привкус.

Бриг не стал утруждать себя спуском по лестнице, а просто спрыгнул с сеновала и лихо приземлился на спружинившие ноги.

— С вами что-то происходит? — спросила Кэссиди, он тем временем вынул из кармана нож, наклонился и перерезал веревку, связы­вавшую одну из кип сена.

— Вы о чем?

— О том, что вы крутитесь вокруг Энджи.

Он ухмыльнулся, перешагнул через вторую кипу, срезал еще одну веревку. Кипа развали­лась, в воздух поднялось облако пыли.

— Я никогда не «кручусь», Кэсс, да будет вам известно.

Ее задело, что он назвал ее уменьшитель­ным именем, словно она ему ровня или ре­бенок.

— Конечно, крутитесь, все парни крутятся вокруг нее.

— Ну, ведь я не совсем такой, как все, правда? — Он прищелкнул языком и, широко расставив ноги над разваленной кипой сена, пристально посмотрел на нее. Взгляды их встретились, и у нее пересохло в горле. Мед­ленно расползающаяся по его лицу улыбка была откровенно гадкой.

— Думаете, я влюбился в вашу сестру?

— Я не говорила…

— Но подразумевали.— Он недовольно хмыкнул и сложил нож.— Женщины,— про­бормотал он себе под нос, снял со стены вилы и принялся набрасывать сено в кормушки.

Бросив гребень и скребницу в ведро, Кэс­сиди забралась повыше на перекладину ограды, а Реммингтон стал подбирать сено, которое Бриг рассыпал в его стойле. Бриг работал как заведенный, раскладывая одну за другой кипы сена по кормушкам. Кэссиди следила за его неспешными, ловкими, экономными движениями. Она обратила внимание, как лад­но обтягивают выгоревшие под солнцем джин­сы его бедра и ягодицы, как четко он выпол­няет свою работу. Человек, не знающий ус­тали, будто вечное движение — его нормальное состояние. Сердце в ней глупо трепетало каждый раз, когда он смотрел в ее сторону. Не сказать, правда, что делал он это часто. Она завороженно следила за ним, пока он не заверил работу и не направился к вы­ходу.

— Все сделали? — спросил Бриг, кивая го­ловой в сторону стойла Реммингтона и вешая на крюк вилы.— Никаких бантиков и ленточек не будет?

Она хотела было вспылить, но вовремя су­мела справиться с собой.

— Не сегодня. Может быть, в воскресенье.

Он засмеялся, и они вместе вышли во двор, где летнее солнце лениво зависло над гребнем гор в западной стороне. В горячем неподвиж­ном воздухе над лужей воды возле желоба кружились насекомые. За весь день не было ни малейшего движения ветерка, и одежда на Кэссиди неприятно пропиталась зноем и по­том.

— Скоро сможете оседлать своего коня,— сообщил Бриг и полез в карман за сигаре­тами. — Не помню, говорил я вам, что пред­почитаю постепенно приручать его, не торо­пясь?

— Не торопясь?

— Да, так, чтобы не ломать природного характера.

Он вытряхнул сигарету из пачки «Кэмела», посмотрел на заходящее солнце и воткнул си­гарету в уголок рта.

— Я хочу ездить на нем сейчас.

Зажигая спичку о подошву сапога, он ска­зал:

— Наберитесь терпения. Разве вам никто не говорил, что терпение — добродетель? — Слегка улыбнувшись, он закурил и посмотрел на нее долгим взглядом из-за тонкой завесы дыма.— Или с этим проблемы? И вы не склон­ны к добродетелям?

Глаза их снова встретились, и она снова испытала непонятное волнение.

— Просто я хочу ездить верхом на своем жеребце.

— Так и будет. В свое время.

— Я не могу ждать целую вечность.

— Две недели не вечность. — Он тяжело вздохнул и сплюнул попавшую на язык крош­ку табака. — Знаете, Кэсс, самые приятные в жизни вещи стоят того, чтобы их терпеливо дожидались. По крайней мере, мой отец любил это повторять… До того, как смылся. Я, соб­ственно, не знал его, но Чейз хорошо его по­мнит и не устает разглагольствовать по поводу мудрых изречений, услышанных когда-то от парня, которому пришло в голову, что незачем ему торчать здесь и заботиться о своих детях и жене.— Он нахмурился, затянулся сигаретой, между черных бровей залегла складка. Взгляд его остановился на одинокой ели на краю от­крытого загона, и Кэссиди поняла, что мыс­лями сейчас он далеко отсюда, в том детстве, где царили нищета и страдания. — Лично я ду­маю, что все изречения Фрэнка Маккензи сплошная болтовня, но Чейз, кажется, почита­ет его чуть ли не за бога. — Он невесело рас­смеялся. — Чейз у нас оптимист. Верит, что однажды станет таким же богатым, как ваш отец. И обзаведется домом побольше вашего. Представляете?

— А почему нет? — возразила Кэссиди.

Он снова повернулся к ней лицом, на этот раз в глазах его не было привычного света. Он бросил сигарету и раздавил окурок каб­луком сапога.

— Потому что существует система, в кото­рой одни имеют, а другие не имеют. Чейз просто не понимает, с какой стороны изгороди он находится. Мечтатель.

— А вы нет?

— Пустая трата времени, Кэсс.— Губы его сложились в тонкую линию.— Ладно, перерыв окончен, — сказал он, как будто внезапно осоз­нал, что разговаривает с дочерью босса. — По­ра возвращаться к работе.