—       А ты веришь, папа? — осторожно спро­сила Кэссиди.

—       Конечно,— сказал он, ни минуты не колеблясь. — И я уверен, что надо мной давно висит проклятие. Я лишь молю Бога, чтобы оно не коснулось тебя, твоего брата или твоей матери. Я знаю, что гибель Энджи и Лукреции не была случайной.

—       Что?.. О чем это ты говоришь?— ис­пуганно спросила она.

— Полагаю, Кэссиди, настало время кое-что узнать тебе о моей жизни.

Признание? Именно теперь?.. Тревожный гул стал нарастать в ее ушах. Господи, она не готова к его признаниям!..

—       О Бог мой,— прошептал Рекс, будто молясь.— Я просто не знаю, с чего начать, но…— Он так крепко сжал пустой стакан, что пальцы его побелели. — Знаешь ли ты, что в их смерти я виню только себя. Их смерть на моей совести. — Он глубоко вздохнул, пытаясь спра­виться с охватившим его волнением.

—       Ты не убивал их, — произнесла Кэссиди тихо, понимая, что он имел в виду нечто со­всем иное.

— Не преднамеренно, нет. Но я погубил их. Это настолько очевидно, как если бы я сам, лично, облил бензином старую мельницу и поднес к ней зажженную спичку.— В глазах его заблестели слезы.

— Папа, успокойся! Ты ни в чем не виноват!

— Виноват, потому что не был верен им. Мужчина всегда должен оставаться верным…

Раздался бой старинных часов в коридоре. Рекс взглянул на свои часы и, казалось, очнулся.

— Боже мой, уже шесть. Может, нам луч­ше поехать навестить Чейза?

—Подожди,— сказала она,— Что ты имел в виду, говоря, что не был верен? Объяс­ни мне, пожалуйста.

—       Да-да, ты права. — Признание давалось ему с трудом, и он закрыл глаза, не решаясь смотреть в лицо дочери. — Я обманывал Лук­рецию. У меня были другие женщины. К одной из них я был действительно очень привязан, не так, как к Лукреции, ты понимаешь, но… Но она действительно была мне дорога…

—       Ты имеешь в виду маму?— У Кэссиди сжалось сердце.

Его веки дрогнули, он беззвучно шевелил губами, будто творил молитву.

— Нет, — признался он и плотно сжал губы.

—       Тогда кого же? — все же решилась за­дать вопрос Кэссиди.

—       Не удивляйся, — прошептал Рекс, нако­нец поставив пустой стакан на стол.— Но женщина, которая была мне дорога, к которой я уходил, когда чувствовал себя одиноко и тос­кливо, была Санни Маккензи.

Небо стало свинцово-серым — густые тучи закрыли солнце, влажная жара была невыноси­мой. Кэссиди гнала машину, как если бы от этого зависела ее жизнь, будто увеличивавшее­ся расстояние между ней и ее отцом могло помешать ей поверить в то, что она услышала.

В кабине джипа стояла страшная духота, и лицо Кэссиди покрылось потом. Признание Рекса вызвало в ее душе страшное смятение, сердце бешено колотилось.

Первые капли дождя застучали по ветрово­му стеклу. Она не позаботилась надеть «двор­ники» и теперь едва различала дорогу сквозь струящиеся по стеклу потоки воды.

Неужели у ее отца был роман с Санни? С матерью Чейза и Брига, женщиной, муж которой оставил ее, ставя под сомнение свое отцовство. Но это же только слухи. Досужие домыслы! То, что Рекс Бьюкенен спал с Санни, не означало, что он был отцом… О Боже!

В течение многих лет она старалась при лю­бых обстоятельствах сохранять хладнокровие и рассудительность. Этого требовала ее профес­сия. Профессионализм и беспристрастность — вот качества настоящего репортера! И хотя жертвы преступлений, да порой и сами преступни­ки вызывали в ней жалость и симпатию, она всякий раз старалась сохранять объективность. Лишь дома она могла поделиться с Чейзом своими сомнениями, выпустить из себя пар, но на службе не позволяла себе ничего подобного.

Однако теперь, когда дело коснулось ее семьи, Кэссиди не могла сдержать эмоций. Чувства ее были в полном разброде. Она ли­шилась дара речи после признания отца, что он имел связь с Санни, но когда она попыталась расспросить его поподробнее, он замолчал, как если бы сожалел о своем признании. Он со­слался на необходимость подняться наверх и взглянуть на ее мать. Будто это его и впрямь заботило!

Может, это всего лишь пьяный бред? Уже много лет она сознавала, что для ее отца ал­коголь стал способом бегства от реальности.

Мрачные мысли заползали в ее мозг как ядовитые змеи, отравляя существование.

Если Рекс имел длительную связь с Санни еще во время своего первого брака, разве не существовала возможность, что он мог ока­заться отцом Чейза? Или Брига? Эти мысли леденили ей душу. Побелевшими от напряже­ния пальцами она сжимала руль, почти не видя перед собой дороги. Нет, не может быть! Если бы у ее отца возникло хоть малейшее подозре­ние, что Чейз является его сыном, он бы запре­тил ей встречаться с человеком, который мог оказаться ее кровным братом. Разве не так?!

Господи! Чейз — ее сводный брат! Чудо­вищно!

А может, Рекс и не знал этого. Может, он действительно верил, что отцом Чейза был Фрэнк Маккензи.

Она вдруг почувствовала, что еще немно­го — и ее вывернет наизнанку. Резко затор­мозив у обочины и распахнув настежь дверь, Кэссиди выпрыгнула на землю и побежала к канаве, где ее вырвало.

— Господи, прошу тебя, не допусти, чтобы это оказалось правдой,— прошептала она и обтерла рот тыльной стороной ладони.

Упав на колени, она только сейчас осоз­нала, что полосы дождя стегают ее лицо, ба­рабанят по плечам и шее.

Может, это все-таки не Чейз? Если Рекс и стал отцом одного из сыновей Санни, то скорее всего — Брига. Ведь Фрэнк Маккензи покинул Санни вскоре после его рождения. Разве не ходили слухи, что этот ребенок рож­ден от ее любовника?.. И разве Рекс не покро­вительствовал Бригу, наняв его на работу даже после того, как того выгнали отовсюду?

Ее снова вырвало. Нет! Господи, пожалуй­ста, пусть это будет не Бриг! Ну а если это все-таки Бриг, разве не должен Рекс узнать, что это его сын умирает в палате реанимации? И разве Санни не имеет права повидать его хотя бы перед смертью?

Кэссиди насковозь промокла, ее трясло од­новременно и от холода и от нервного потрясе­ния. Даже если ни Чейз, ни Бриг не были сыновьями Рекса, она никогда уже не станет такой как прежде. Неожиданно все поплыло у нее перед глазами, и она упала лицом в мок­рую траву.

— Нет! Нет! Нет! — исступленно кричала она, содрогаясь от рыданий…

Слезы жгли ее глаза, но она попыталась взять себя в руки и медленно поднялась на ноги. Держись, внушала она себе. Это еще не конец света! Но в действительности она чувствовала что-то вроде этого.

Было холодно, очень холодно. Невозможно согреться. Санни дрожала. И все из-за сыно­вей. Ее сыновей. Их образы— мальчиков, юношей, взрослых мужчин— мелькали у нее перед глазами. Красивые. Мужественные. По­дающие столько надежд.

Много воды утекло с тех пор, как она виде­ла Брига в последний раз, Бадди — тот вообще ушел от нее совсем маленьким, а Чейз, когда же Чейз в последний раз заезжал к ней? Она всегда рассчитывала на Чейза больше других, в глубине души, однако, сознавая, что когда ­нибудь он повернется к ней спиной. Давным-давно она заглянула ему в душу… Что же делать? Сын вправе покинуть свою мать и взять себе жену.

Она потерла ладонями плечи, надеясь хоть немного согреться. Она знала, что была глупой женщиной, доверялась не тем людям. Даже тогда, когда заглядывала им в глаза и видела их истинную сущность.

Рекс Бьюкенен — ее ошибка. Она была мо­лодой и горячей. Фрэнк Маккензи, ее муж, добрый порядочный человек, ничего не хотел, кроме обеда на столе, когда возвращался с ра­боты, мира в семье и возможности спокойно смотреть телевизор. Он взирал на мир ясными голубыми глазами. Истинное зеркало души. Фрэнк не предъявлял к ней завышенных требо­ваний, никогда не подымал на нее руку, никог­да не повышал голос, но у него была одна слабость, которую он месяцами сдерживал в себе. Когда он запивал, то превращался из легкого в общении человека в агрессивное че­ловекообразное существо с дубиной в кулаке.