— Он убил Дэвида. А заложников он пристрелил?

— Нет. Расстрельным взводом руководил Цандер. Они их арестовали у телецентра и отвезли в дом. А потом Келлерман расстрелял их из винтовки Дэвида. Кто-то мне говорил, что Кордье и Бурже пытались бежать и все пошло насмарку. Поэтому-то ты и пули нашел.

— А Гальдер в это время все еще был на крыше гаража?

— Его никак не могли оторвать от тела Дэвида. Он рыдал над ним. — Франсес прижала кулак ко рту, отчего ее белые губы стали еще белее. — Теперь он использует тебя, чтобы отомстить. Будь осторожен, Пол, — ты пешка на шахматной доске Гальдера.

— Я знаю. — Я взял ее за руку и поцеловал в запястье. — А ты разве не в ту же игру играешь, Франсес? Разве не Цандер и Пенроуз организовали нашу встречу во Дворце фестивалей?

— Нет. Это я сама. У меня было время подумать о Дэвиде. Наше расставание было очень болезненным. Он меня просто измучил.

— Но почему? Я думал, вы были близки.

— Слишком. В этом-то все и дело. Я боялась его потерять. А потому давала ему узнать о самом себе такое, что было ему не известно.

— Например?

— Сейчас это не имеет значения. — Франсес отвернулась и уставилась на горы за Каннами. — «Эдем-Олимпия» развратила и уничтожила его. Настоящей жертвой двадцать восьмого мая был он. Я видела, как он умирает, корчась от боли. После этого я собиралась разоблачить Уайльдера Пенроуза, Цандера, профессора Кальмана, но мне нужны были убедительные улики.

— А фотографии? А правда о заложниках?..

— Это не слишком убедительно. Я несколько месяцев была любовницей Дэвида, моя квартира полна его вещей. Цандер хотел и против меня сфабриковать дело, чтобы покончить со мной раз и навсегда. Если бы не вмешался Пенроуз, меня бы привлекли как сообщницу. И уж точно признали бы виновной.

— Двадцать лет во французской тюрьме. Или что похуже. Благородно со стороны Пенроуза.

— Он знал, что я ему пригожусь. Вот почему я была вынуждена работать на них. Я служу в отделе управления собственностью и в курсе всех операций с недвижимостью на Лазурном берегу — какой оманский миллиардер переезжает в какую виллу в Калифорнии, какой турецкий банкир покупает ювелирный магазин в Вильнев-Лубе или сдает где-нибудь часть складских помещений. Я дала информацию для ограбления в Фонде Кардена и для угона яхты в Гольф-Жуане. Я с самого начала глубоко в этом увязла — хотела отомстить за Дэвида, но ничего не могла сделать.

— Пока мы с Джейн сюда не приехали?

Она раскрыла мою ладонь и принялась изучать линии, потом закрыла ее — как книгу, от чтения которой решила отказаться.

— Извини, Пол, но так оно и есть. Если они тебя использовали, то почему бы и мне этого не сделать? Решила построить свой собственный лабиринт. Их лабиринтом была «Эдем-Олимпия». Мой находился в твоей голове.

— И я с удовольствием начал в нем играть?

— Ты снова стал маленьким мальчиком. Потом ты начал мне нравиться, что не входило в мои планы. Но на мою истинную цель никак не повлияло.

— И что же это была за цель?

— Та же, что и у Пенроуза. Я хотела тебя спровоцировать, устроить для тебя… как это называется — разрушающее испытание. Я хотела вызнать твой самый грязный секрет, а потом собиралась исподволь шантажировать тебя, пока ты не начнешь испытывать к себе отвращение и не взорвешься. Ты бы пошел к британскому консулу, поговорил с членом Европарламента от твоего округа, отнес бы эту историю на Флит-стрит.

— Тебе это почти удалось.

— Поначалу ты действительно подавал надежды. Посмотрел на те ортопедические штуковины и нашел, что в них есть что-то противоестественное.

— А какой бы мужчина не нашел этого?

— Ах, как это верно. Завести мужчину сексуально может все что угодно. Ты ведь носил скобы, когда впервые положил глаз на Джейн. Но потом ты стал волочиться буквально за всеми. Пошел за маленькой шлюшкой на Рю-Валентин. Пенроуз и Цандер даже поверить не могли в такую удачу. У тебя был такой вид, будто ты не прочь ее оттрахать.

— Нет, не в этом смысле.

— Можешь не волноваться. Я тебя понимаю. — Франсес потрепала меня по загривку, словно я был пожилой спаниель, тварь бессловесная, верно послужившая хозяину. — Ты начинал тосковать по Джейн, а маленькая Наташа напомнила тебе о твоей первой любви — дочери доктора на Мейда-Вейл. Пенроуз решил, что ты — законченный педофил и только и ждешь, как бы тебе втиснуться в эту маленькую коробочку.

— Я обманул его ожидания. Как печально.

— Не бери в голову. Тебе по вкусу молоденькие женщины — по виду совсем девочки, только и всего. Педофильная линия завела в тупик. Последняя надежда у меня была на кинофестиваль — думала, ты клюнешь на сочное детское порно, что показывают эти тайские умельцы. Но я по их глазам видела: они сразу поняли, что тебе это не интересно.

— Извини, Франсес. Я искал Джейн.

— Тебе не хватало ее, но ты вполне мог удовлетвориться и созерцательством. Тебе было любопытно наблюдать за Джейн с другими ее любовниками — это освобождало тебя от старомодной ревности, которую ты испытывал, когда твою мать ласкали ее дружки. Меня только удивляет, что Цандер в роли ее любовника вызывал у тебя такое раздражение.

— Шеф безопасности? Ну, должны же у человека быть хоть какие-то принципы. Он хотел трахать мою жену так, чтобы за этим могли наблюдать Ален и Симона.

— Я потрясена. Это и в самом деле слишком.

— Не смейся. Мне это было невмоготу. Но при этом я не желал ему смерти. Франсес?.. — Она отвернулась и закрыла лицо, когда на парковку завернул туристический автобус. — Нас кто-то увидел? Мелдрам?..

— Нет. Я вспомнила о Цандере и о той ужасной дороге… о том, как вода горела вокруг машины. — Ее голос замер, и она повернулась ко мне почти с умоляющим выражением, словно в моих силах было собрать мозаику ее воспоминаний в одно целое. — Этот кошмарный свет фар перед происшествием…

— Франсес, это не было происшествием. Они его убили.

— Да… — Посмотрев в зеркало заднего вида, она увидела, как кровь ударила ей в лицо. В смущении она открыла дверь и вышла из машины, потом наклонилась ко мне и сказала: — Да, они его убили. Но я им помогла, Пол. Я все это для них подстроила…

Я нашел Франсес неподалеку от подзорной трубы; она ходила туда-сюда под деревьями, теребя сорванную с ветки сосновую шишку. К церкви шли одетые в черное женщины; скорбящие жены и матери наносили свой ежегодный визит Деве Марии Ле-Гарупской.

Франсес с раздражением поглядывала на женщин — этот кордебалет плакальщиц угнетал ее. Она чувствовала себя белой вороной — светлые волосы и сшитый на заказ брючный костюм. Она застегнулась на все пуговицы и, шурша по гравию, направилась к медной трубе. Наклонившись к объективу, она принялась разглядывать берег Гольф-Жуана в поисках перевернутого автомобиля Цандера. Я понял, что она выбрала для нашей встречи Ле-Гаруп, чтобы наказать себя.

— Франсес, брось ты. Скажи по-честному — ведь ты ненавидела Цандера…

— Где же она? — Она оттолкнула меня и принялась перебрасывать шишку из одной руки в другую — Я не вижу серую «ауди»…

— Она в полицейской лаборатории — им нужно проверить тормоза и рулевое управление.

— Зачем? Мы можем сообщить все, что им нужно знать. Только вот сообщим ли, а, Пол? Что-то я сомневаюсь… — Она похлопала рукой по трубе, и ее колечко громко цокнуло, так что вдовы обернулись от церкви. — Дай-ка мне монетку. Машина должна быть там…

Я взял ее за плечи и направил к деревянной скамейке на обзорной платформе.

— Давай-ка присядем. На берегу ничего нет — я ездил посмотреть. Франсес, мы были в двух сотнях ярдов, когда это случилось.

— Это все было подстроено. Неужели ты не догадался? — Паника у нее прошла, и теперь она говорила спокойно. — Я была приманкой. Ты искал Джейн, а я тем временем обольщала Цандера. Я сказала ему, чтобы он ехал за мной в Марина-Бе-дез-Анж.

— Поэтому-то он нас преследовал? Он не мог не заметить меня на пассажирском сиденье.