— Они попросили семь тысяч франков. У кого с собой бывают такие деньги? И что должна сделать девочка, чтобы их заработать?

— Ничего особенного. Вполне достаточно и того, что ей одиннадцать.

— Ей повезло, что «рейндж-роверы» прибыли вовремя. Что это за люди? Всей акцией руководил Цандер…

— Да. Это отряд особого назначения.

— Добровольная полиция? Они озабочены общественной нравственностью?

— Не совсем так. Рассматривайте это как своего рода… терапию.

— А болезнь — это Рю-Валентин? Разумно. Вы были с ними?

— Нет. Скажем так, я проходил мимо. — Гальдер вытащил ключи из моей окровавленной руки и вставил их в замок зажигания. Он перевел рычаг переключения скоростей в нейтральное положение и завел двигатель, вытащив заслонку, чтобы дать высокие обороты. Перекрывая шум работающих вхолостую карбюраторов, он прокричал: — Возвращайтесь в «Эдем-Олимпию». И пусть доктор Джейн посмотрит ваши руки.

— Фрэнк… — Я хотел поблагодарить его, но он уже выпрямился, недовольный тем, что не смог скрыть своего страха. — Я рад, что вы там оказались. Не знаю, как уж это получилось.

— Не волнуйтесь, мистер Синклер. Я следил за вами весь день. — Гальдер уставился на меня своим равнодушным взглядом, но потом смягчился и, когда я дал задний ход, выезжая с парковки, хлопнул по крыше у меня над головой. — Завтра я заеду за вами. Хочу вам кое-что показать.

— Что именно?

— «Эдем-Олимпию». На самом деле вы ее еще не видели…

Сидя на веранде с pain au chocolat [18]в руке, я наблюдал, как Джейн выбралась из бассейна и, оставляя за собой мокрый след, подошла к трамплину. Она высморкалась в ладонь и засеменила по доске, высоко поднимая ноги, как лошадь при выездке. Подпрыгнула в воздух, сложилась пополам, неловко распрямилась и, вытянув руки, вошла в воду.

Она вынырнула с недовольным видом и поплыла к бортику, но сил взобраться на него у нее не хватило, и она, расталкивая похожую на накипь пену, побрела к лестнице.

— Пол, дай полотенце… Ну что, наделала я шума?

— Детка, ты всегда производишь фурор.

— Я говорю — здесь, в бассейне.

— Очень немного. Ты вполне могла бы пронырнуть сквозь замочную скважину.

— Уже не могла бы. — Она нахмурилась, глядя на неуспокаивающуюся воду. — Ужасный был прыжок. Я совсем потеряла форму.

— Ты слишком много работаешь.

Она позволила мне запеленать ее в полотенце. Ее волосы прилипли к черепу, обнажив царапинку от сломанной шпильки, брови расправились, а побелевшие губы вытянулись в ниточку на бледном лице.

— Джейн, ты дрожишь. Наверно, обогреватель воды не в порядке.

— Я его вчера вечером выключила. Сегодня мне нужна трезвая голова. Очень трезвая.

— Снова комитеты? Постарайся принять одного-двух пациентов. Это поможет тебе расслабиться.

— Я уезжаю в «Софию-Антиполис». Возможно, мы объединим наши базы данных.

— Значит, их компьютеры сольются в экстазе с нашими.

— Это веление времени.

Она поцеловала меня холодными губами, слизнула языком кусочек шоколада у меня изо рта. Когда от прикосновения ее рук к моей спине меня передернуло, она отступила назад.

— Пол? Что случилось?

— Ничего страшного. Стукнулся спиной о дверцу машины.

— Бедняга. Это годы дают о себе знать. Как-никак, скоро полтинник. Пора тебе, Пол, оставить свой «Гарвард».

Я сидел на веранде, разделяя остатки булочки с воробьем, который следовал за мной по саду. Сеньора Моралес прибиралась в гостиной, до прихода горничных осторожно стряхивая пепел с подушек канапе.

Я добрался до дома в полночь и обнаружил, что входная дверь открыта. В гостиной висел густой запах конопли и сигарет — микроклимат сродни атмосфере в кратере вулкана. На кофейных столиках, исписанных какими-то странными закорючками, и коврах лежал пепел. Сквозь завесу марихуаны я ощутил слабый запах Симоны Делаж — характерный феромон снежной королевы.

Джейн спала, надвинув на лоб маску с эмблемой «Сабены» ^{54} . Стараясь не разбудить жену, я вымыл руки в ванной, пинцетом для бровей выловил осколки стекла из своих ладоней. В зеркало я увидел, что Джейн легла на бок и разглядывает синяки у меня на спине. Это трудно было назвать пробуждением — она пребывала в состоянии заторможенности, в наркотическом ступоре; я бинтовал себе правую руку, а она пыталась сфокусировать на мне взгляд.

— Пол?.. Ты что там делаешь?

— Собираюсь спать. Я тебя разбудил?

— Не могу уснуть. Ужасно устала.

— Я тебе что-нибудь дам.

— Я уже… Помогает расслабиться. Твоя спина?..

Она снова погрузилась в забытье, надвинула на глаза маску. Я сел рядом, дождался, когда ее дыхание выровняется. Может, вызвать дежурную бригаду из клиники? Попытался прощупать ее пульс — и обнаружил свежий след иглы на сгибе левой руки.

К утру она пришла в себя — глубокий диаморфиновый сон освежил ее. Готовя ей кофе до прибытия сеньоры Моралес, я слушал радиостанцию «Ривьера ньюс» — не передадут ли сообщение о происшествии на Рю-Валентин. Как я и предполагал, о рейде виджиланте ^{55} в каннскую полицию так никто и не сообщил.

Боль в спине до конца не проходила, напоминая мне о дубинках, разбивших лобовое стекло фургона. Паскалю Цандеру и прочим «олимпийским» громовержцам насилие доставляло удовольствие. Просиживая целые дни в своих стеклянных дворцах, они с нетерпением ждали возможности проломить голову какому-нибудь сутенеру или трансвеститу, утверждая законы нового корпоративного пуританства.

Вот только судьба маленькой шлюшки, одиноко сидящей в побитом фургоне, никого не волновала. Да и мне самому еще не до конца были ясны собственные мотивы: я не знал, зачем преследовал маленькую Наташу от автомобильной парковки. Я думал о том, как она делает уверенный шаг в зловещую ночь, оставаясь при этом ребенком, которому для радости достаточно услышать звон монетки. Сидя за кухонным столиком, я вытащил из кармана мелочь — монетки, которые вызвали ее улыбку. «Эдем-Олимпия» была двигателем самообмана.

— Пол, Пенроуз приехал?

— Нет еще.

— Уже девять тридцать. Он должен отвезти меня в «Софию-Антиполис». Бог ты мой, меня обманул психиатр.

— Это удар по твоей профессиональной чести. Я сообщу о его неэтичном поведении в Медицинскую комиссию.

— Уайльдеру это понравится. Он ждет не дождется, когда его лишат права практиковать.

Джейн расхаживала в самом свежем своем нижнем белье, разглядывая костюмы и юбки, разложенные на кровати. Движения ее казались мне чуть неуклюжее обычного, но энтузиазм и энергия вернулись к ней, словно ее взбодрили мощным стимулятором. Восторгаясь ею, я был готов забыть наколовшуюся какой-то дряни молодую женщину, распростертую на подушках. Врачи, уверяла меня Джейн, часто пользуются успокоительными или стимулирующими средствами — это не опаснее, чем двойной джин или чашка кофе по-турецки. Она споткнулась о складку в ковре, и я поймал ее за руку:

— Джейн, может, тебе не стоит идти?

— Глупости. Это почему?

— Я вчера поздно вернулся — были проблемы с машиной. Кто к тебе приходил?

— Ален Делаж и Симона. Мы развлеклись — посмотрели один дрянненький порнофильм. Мне было никак не уснуть, и я приняла кое-что.

— Кажется, это тебе не на пользу? Прыгнула ты в самом деле неважно.

— Ну их в жопу, эти прыжки. Врач здесь я. — Джейн схватила меня за руки, ее негнущимся пальцам никак не удавалось справиться с повязкой на моей правой ладони. — Как прошел вчерашний день?

— Расследование еще немного продвинулось. Я ездил в Пор-ле-Галер и встречался с женами заложников.

— Наверно, это было нелегко. Они вели себя враждебно?

— Вовсе нет. Они знали Дэвида и симпатизировали ему. И до сих пор симпатизируют.