— Телецентр, мистер Синклер, — проговорил Гальдер. — Именно здесь я и появился…

Я ждал, что он подъедет ко входу, но он каким-то задумчивым взглядом смотрел на вращающиеся двери. Мускулы его лица напряглись под воздействием невидимых, почти не подчиняющихся его воле сил.

— Гальдер, не могли бы мы встать в тени? — Я показал над навес над входом. — Здесь становится жарковато, во всех смыслах…

— Подождите. — Гальдер открыл дверь и прикоснулся подошвой к асфальту. — Вот здесь я и остановился двадцать восьмого мая. Как раз в этом месте. Что-то вроде моей нулевой отметки, мистер Синклер.

— Расслабьтесь, Гальдер… — Он постукивал ногой по дорожке, и я, проникшись к нему сочувствием, тронул его запястье. — Вы стояли здесь, когда был убит Жорж Вадим?

— Мы приехали десять минут спустя. Вадим был уже мертв, а Гринвуд ушел.

— Во сколько это было?

— Около восьми тридцати пяти. — Гальдер захлопнул дверь и попытался взять себя в руки. Он сидел, вцепившись в баранку. Когда он заговорил, мне показалось, что обращается он не столько ко мне, сколько к себе самому. — Я прибыл в офис службы безопасности в восемь. В восемь тридцать с дежурным охранником у телецентра связался звукоинженер. Он сообщил, что слышал выстрел в одной из студий. Охранник решил, что это был выстрел со звуковой дорожки какого-нибудь фильма. Но капитан Келлерман послал трех человек, в том числе меня, проверить.

— И вы вошли в здание?

— Я был новичок — проработал в «Эдем-Олимпии» всего две недели. Двое других, Анри Жиль и испанец, которого звали Менокал, оставили меня в машине. Несколько секунд спустя они выбежали оттуда в панике. Управляющий, сказали они, покончил с собой. Они нашли Вадима в монтажной с пистолетом «ремингтон». Это было его личное оружие, зарегистрированное в службе безопасности. Я по радио доложил капитану Келлерману, а он попытался связаться с Башле.

— А Башле не подошел к телефону…

— Мы решили, что он в бассейне или принимает душ.

— Но почему не объявили общую тревогу?

— Смерть Вадима была похожа на самоубийство. Мы получили приказ действовать обычным образом и не поднимать шума. Приехал капитан Келлерман. Он проверил «ремингтон» и понял, что из него не стреляли. Тут Менокал нашел гильзу у дверей. Видимо, Гринвуд довольно долго говорил с Вадимом, и тот успел вытащить пистолет.

— Значит, его убил Гринвуд. — Я посмотрел на вращающиеся двери и представил себе доктора в белом халате с винтовкой под мышкой — вот он вышел из здания и щурится на ярком майском солнышке. — Я всегда думал, что он был совершенно невменяем, но, вероятно, он мог держать себя в руках.

— Гринвуду не повезло. — Гальдер говорил безучастным тоном, словно рассказывая о конфликте между незнакомыми ему людьми. — Если бы звукоинженер не шел в это время по коридору, то никто бы и не услышал этого выстрела.

— Откуда Гринвуд знал, что Вадим будет именно в этой монтажной? Я был в телецентре — это сплошной лабиринт крохотных закутков и двойных дверей.

— Секретарша Вадима сказала, что, просматривая новые ленты, он всегда пользовался этой монтажной. Этот материал готовила любительская съемочная группа из «Эдем-Олимпии».

— Итак, Гринвуд знал, где найти Вадима. А фото у вас есть?

— Нет. Их припрятали. — Гальдер сочувственно пожал плечами. — Говорят, на них были кое-какие «запретные» вещи, которые могли бы повредить репутации «Эдем-Олимпии». Жиль мне сказал, что включил монтажную установку. На пленках был очень интересный материал.

— Фильмы для вечернего взрослого канала?

— Еще интереснее. — В голосе Гальдера не слышалось иронии, лицо его было непроницаемым — впалая черная окаменелость. Его черты не отражали ни намека на чувство — все скрылось за острыми костями его носа и щек. Казалось, он состарился за те несколько минут, что вел экскурсию по маршруту смерти.

— Что-нибудь связанное с детьми? — наугад спросил я.

— Думаю, да. Только не надо об этом распространяться.

— Неудивительно, что эти фотографии придержали.

Из телецентра вышел охранник и обвел взглядом припаркованные поблизости машины. Он заметил «рейндж-ровер» и направился было к нам, но, когда Гальдер махнул ему рукой, сделал в ответ приветственный жест.

— Пора, — сказал Гальдер. — После двадцать восьмого мая они… все время ждут актов насилия. Идеальная обстановка для еще одного Дэвида Гринвуда. Даже охранники не доверяют друг другу.

— У вас есть возможность для роста. Я полагаю, капитан Келлерман больше на нас не работает.

— Он уволился в июне. Откуда вы знаете?

— Наверно, ему предложили пенсию, от которой он не смог отказаться.

— Вы правы. Он купил себе бар на Мартинике. «Эдем-Олимпия» помогла ему деньгами. — Гальдер завел двигатель и поехал к выходу между двумя рядами припаркованных автомобилей. — «Возможность для роста…» Великолепная мысль, мистер Синклер.

— Спасибо. Самая любопытная из тех, что пришли мне в голову? Осмелюсь предположить, вы немало думали на эту тему…

Мы сделали круг по объездной дороге у телецентра и, бросив на него последний взгляд, поехали по главному шоссе мимо блока офисных зданий, так удобно устроившихся на своих делянках в окружении деревьев. Гальдер остановился у семиэтажного здания, облицованного светлым мрамором. Это внушительное сооружение выделялось на фоне пейзажных насаждений, тянувшихся по западной кромке главного проезда. Административный штаб «Эдем-Олимпии» поражал чуть ли не имперским величием — с классическими пилястрами, складывающимися в стилизованный постмодернистский фронтон. Это было первое офисное здание, возведенное в бизнес-парке, но за столь громкой увертюрой последовали здания в духе позднего модернизма самого минималистского толка — дом как, в первую очередь, машина для мыслительного процесса.

На щеке Гальдера дрогнул желвак. Он, не заглушая двигателя, обвел взглядом тарелки спутниковых антенн, прячущихся за греческой колоннадой. Я решил, что он напросился в добровольные помощники к Паскалю Цандеру, предложив ему провести меня маршрутом смерти, а теперь сожалел о своем поступке. Этот кровавый круг и в его памяти разбудил неприятные воспоминания.

— Главное административное здание, — прокомментировал я. — Мозговой центр «Эдем-Олимпии». Здесь были убиты Шарбонно и Фонтен?

— Производит впечатление, правда? Не веришь своим глазам. Это похоже на Форт-Нокс ^{58} , но войти туда не труднее, чем в какой-нибудь отель Лас-Вегаса.

— И все же — как туда вошел Гринвуд? Ведь эти двое стояли на самой верхушке управленческой пирамиды «Эдем-Олимпии». К тому времени уже должны были объявить полномасштабную тревогу.

— Мы не успели. Гринвуд опережал нас на пятнадцать минут. — На сей раз в голосе Гальдера прозвучала почти оправдательная интонация. — Вы ведь помните, мы так еще и не знали ни о Башле, ни о профессоре Берту. Не знали мы и кто убил Вадима, и планирует ли этот человек другие убийства. Гринвуд был врачом из клиники, допущенным к самым высоким персонам в управлении, он носил халат и именную бирку с электронным ключом, открывавшим любую дверь.

— Поэтому никто и не пытался остановить его, когда он входил в двери. — Я подумал о Гринвуде, припарковавшем здесь свою машину всего несколькими месяцами ранее. Он передвигался по «Эдем-Олимпии», как посланец темных богов, оставляя маленькие метки смерти. — Где он убил Шарбонно — в его кабинете?

— В частных апартаментах по соседству. Там шесть комнат, гимнастический зал, массажный стол и джакузи. Гринвуд сказал, что принес новое лекарство. Он завел Шарбонно в ванную, заставил его раздеться и пристрелил в джакузи. Это помещение звуконепроницаемо.

— Зачем?

— По частным соображениям. Секретарша не знала о том, что случилось, пока служба безопасности десять минут спустя не подняла тревогу. У нее после этого случился нервный срыв.