Когда мы все встаем, комната наполняется громким скрежетом отодвигаемых стульев.

Мой новый дом гораздо спокойнее старой квартиры. Грузовики не грохочут мимо все время, и люди не орут друг на друга под окнами. Мне не нужно ходить в школу — скоро летние каникулы, и нет никакого смысла зачисляться куда-то всего на две недели; не успеешь освоиться, как все накрылось медным тазом. Так что я свободна. Бабушка постоянно работает у себя в кабинете, а дедушка занимается книжными раскопками в Университетской библиотеке, готовит для газеты новые «Мозговые Мясорубки». Поэтому я целые дни напролет изучаю деревню. Почти все время я одна, что вполне о'кей. По крайней мере, я больше не жертва кораблекрушения.

Я начала работать над своим кулоном. В смысле, пытаюсь расшифровать выгравированные на нем странные знаки. 2,14488156Ех48. Что это значит? И как понимать эту маленькую спиральку? Пока что я не сильно продвинулась, но уверена: в таинственном кулоне — объяснение, почему исчез папа и почему в последнее время дедушка так странно себя ведет. Он раньше всегда был уютный и сладкий, что твоя кондитерская. А теперь выглядит так, будто за ним по пятам все время ходит призрак, которого больше никто не видит. По ночам мне приходится упражняться в «хитрой ходьбе», чтобы спуститься по лестнице на первый этаж, где я роюсь в книжках, ищу эти странные символы (или — почему бы и нет — какой-нибудь ключик, который подскажет, о чем вообще речь). «Хитрая ходьба» — это особое искусство, которое я придумала. Надеваешь толстые носки и медленно, осторожно переносишь вес с ноги на ногу, стараясь идти абсолютно беззвучно. Нужно представлять, что ноги буквально растворяются в досках пола — пятка, подушечка, пальцы,медленно, по очереди. Когда идешь вниз по лестнице, нужно держаться у стенки или у перил, потому что посередине доски скрипят.

Однажды ночью меня поймали! Я уже была в гостиной и как раз собиралась усесться за книжку; тут у меня над головой застонала матрасная пружина, а потом крякнула, открываясь, дверь. Я хотела было спрятаться, но поняла, что это не выход. Вдруг дедушка (если это он) заглянет в мою комнату, прежде чем спуститься? Он поймет, что я спряталась, и догадается, что я замыслила какую-то хитрость. Нет. Выход есть. Я почувствовала, как разные части мозга вращаются в разные стороны, щелкая, будто шкалы сейфового замка, пытаясь сложиться в нужную комбинацию. К тому времени, когда бабушка добралась до гостиной, я уже вовсю там шарашилась с остекленевшим взором, чуть ли не врезаясь в предметы.

— Ох, Алиса, — сказала она, бережно ведя меня обратно по лестнице.

— Хорошо прогулялась во сне? — спросил дедушка за завтраком.

Я прикинулась, будто ничего не помню.

С приближением летних каникул дедушка все больше времени проводит дома. И слегка приободрился. Он показывает мне карточные фокусы, подачу «волчком» и подстановочные шифры. Лето в разгаре, так что в деревне образовалась собственная детская шайка, к которой я, по всеобщему мнению, должна страстно хотеть прибиться. Она состоит из двух весьма заносчивых братьев-регбистов, Джеймса и Воэна, девчонки по имени Рэйчел, у которой есть пони, и Трейси, девчонки с проколотыми ушами. Впрочем, сдается мне, что Трейси — пария. Видимо, потому, что все они ходят в частные школы-интернаты, а она нет. Так как я еще не зачислена в свою новую школу, я для них — величина неизвестная. Все они мне подозрительны, и хотя мне до жутиков хочется покататься на пони Рэйчел, поначалу я решаю стусоваться с Трейси. Я учу ее подстановочным шифрам и посылаю ей секретные послания; к несчастью, она никак не может их расшифровать, хоть и старше меня на целый год. У меня есть план: мы должны хитро отобрать у остальных территорию, прежде всего — важные стратегические пункты на игровой площадке у ручья, где члены шайки маются дурью и играют в «бутылочку». Трейси против. Она хочет, чтобы я научилась краситься и разбиралась в поп-музыке. Я начинаю подозревать, что ей бы понравилось играть в «бутылочку». Я немедленно дезертирую и дружусь с Рэйчел. Все лето Трейси дружится с мальчиками (мы вроде видели, как она и Джеймс держатся за руки), а мы ведем против них войну — упорно, до самой школы. Иногда, когда сестрицы Рэйчел нет дома, мне разрешают покататься на ее коне Пиппине. Кататься весело, но страшновато — приходится остерегаться низких веток, чтобы голову не оторвало.

Дедушка играет в деревенской крикетной команде. Остальные игроки говорят, что он будет играть, пока в буквальном смысле не «загнется»; слово пренеприятное, хотя смешит их до колик. Иногда по воскресеньям они ездят в своем старом ржавом фургоне на соревнования в соседние деревни, и мне разрешается ездить с ними — по идее, чтобы подавать им чай. Ненавижу это занятие. Бабка Трейси мною командует и всегда воняет прокисшими фруктами. Откуда-то все время берутся осы — они постоянно лезут в варенье, отчего мне делается не по себе. В общем, я бы с удовольствием поиграла в крикет вместо того, чтобы возиться с вареньем; у меня теперь даже есть и бита, и щиток — мне их подарили на день рождения в июле. Но сколько бы я ни кружила вокруг взрослых, одиноко и тоскливо гоняя мяч, они меня к себе не зовут. Даже когда у них не хватает игрока, войти в команду мне не разрешается. Это нечестно. Они говорят, я слишком маленькая, но когда у них совсем недокомплект, Колин Кларк с ними играет, а ему тоже десять. Думаю, это из-за того, что я девочка.

Однажды я слышу, как дедушка разговаривает обо мне с капитаном.

— Ну же, Майк, — говорит он. — Всего на одну игру.

Майк хмурится:

— А где она будет переодеваться?

— Ей не нужно переодеваться. Я лично раздевалкой никогда не пользуюсь.

Он прав. Как и большинство игроков команды, он приходит на матчи в своих старых крикетных штанах и джемпере, и домой возвращается в таком же виде. Только бухгалтер Боб пользуется раздевалкой (и то лишь потому, что играет еще и в сквош).

— Да, но нам в любом случае положено обеспечить ей удобства. Насчет этого есть закон.

— Значит, мы сделаемдля нее раздевалку. Я принесу палатку! Точно. Заметано.

— А что мы скажем боулерам другой команды? Они ведь решат, что с ней надо бы это, типа как помягче — и игра будет нечестной. Им не захочется подавать… э-э, ну, ты понимаешь, ребенку.

— Колину, однако, они запросто подают.

Майк пожимает плечами:

— Он же теперь в команде юниоров. Способен за себя постоять.

— Как и Алиса. Знаешь, она весьма достойно подает «волчком». Ну же, Майк, возьми ее на одиннадцатый номер, хотя бы разок. Чтоб ее лето прошло не зря.

Но дедушка ошибается. Мое лето уже прошло не зря: он считает, что я гожусь для игры в команде! Однако мечта моя так и не сбывается, и все потому, что по некой таинственной причине дедушка передумывает.

— Мы будем играть в крикет по-своему, — говорит он. — У себя в саду.

Мак явился на класс медитации. Он разговаривает с несколькими ребятами (но не со мной), а потом присоединяется к нам, усевшись позади. Даже не верится, что всего пару дней назад встреча с ним казалась таким крупным событием. Теперь я вижу его постоянно; моя «тайна» — что у меня с ним состоялась та дурацкая беседа — потеряла силу так же быстро, как двигатель без горючего. Мы собрались на углубленной лужайке перед Главным Зданием, под очень старым, сучковатым деревом. Наш учитель медитации — женщина с мягким голосом и русыми волосами, схваченными в два длинных хвоста. Раньше я никогда не медитировала; теперь приобщилась и нахожу, что это дело чем-то напоминает наркотики — ощущение то же самое, будто проваливаешься в себя. Это не так трудно, как я думала. Просто закрываешь глаза, концентрируешься на чем-нибудь и почти не осознаешь, что с тобой происходит, пока не останавливаешься, не открываешь глаза и не видишь, что мир стал четче, но словно отдалился. Я думала, для медитации нужно очистить голову от всех мыслей, но женщина говорит, что можно просто «задвинуть их поглубже в шкаф», оставив одну вещь на переднем плане и поймав ее в фокус. Она говорит, что при медитации ты как бы вытираешь скамейку перед тем, как сесть — вместо того, чтобы садиться в грязь. Еще она говорит, что медитация полезна при умственной перегрузке, от которой я определенно страдаю. Когда все заканчивается, я будто стала легче, но чудовищно утомилась. Я медленно плетусь к себе в комнату и, хоть это и не совсем входило в мои намерения, мгновенно засыпаю на кровати.