Ко мне подходит Ребекка.

— Отлично, — неуверенно говорит она. — Все верно, продолжайте правой рукой. А сейчас — перебрасывайте!

Я перебрасываю шарик и ловлю его левой лопастью; он сидит на ней, как приклеенный. Я слишком напугана и неуклюжа, чтоб пытаться вибрировать этой рукой, так что держу шарик секунду-другую — рука трясется от слабости, — а потом пробую перебросить обратно. Взлетает он довольно криво и тут же снова падает на траву. Я собираюсь подобрать шарик рукой, но Ребекка показывает, как это сделать лопастью.

— Вот так, — говорит она, наклоняется и ловко, словно пылесосом, поднимает его с травы. — Но делать это надо мигом. Слишком медленно — и он просто покатится по траве, так что не подцепишь.

Я практикуюсь несколько минут, после чего она отчаливает к кому-то другому.

— Будто пробуешь дрочить не той рукой, — ворчит Дэн, пытаясь вибрировать шарик правой лопастью.

— Да уж, блин, — выдавливаю я, и тут всей группе велят собраться.

Выясняется, что будет небольшой турнир по «Лопастям» — несмотря на то, что все мы в этом полные профаны. Кто-то пустил слух, будто Мак и Жорж тоже будут участвовать — это слегка пугает, да еще некоторые люди застонали, что мы опять выбьемся из графика и пропустим какое-то мероприятие, которое намечалось перед ужином. На спортивном поле, оказывается, разметили две площадки половинных размеров, так что четыре команды смогут играть одновременно.

Наша команда состоит из тех, с кем мы только что разминались и обучались приемам игры, а капитаном будет Ребекка. Мы сидим на траве в водянисто-розовом, грейпфрутовом солнце, наблюдая, как играют первые команды, и чуточку нервничая от мысли, что мы следующие на очереди.

— Хоть кто-нибудь знает, что требуется делать в этой игре? — спрашивает девушка в новехоньких с виду кроссовках.

— Нет, — отвечает другая. У нее черные волосы и голубые глаза, подведенные бирюзовыми тенями. — Меня больше беспокоит эта долбаная встреча с Маком. Кто из вас был в списке?

Я бросаю быстрый взгляд на Дэна.

— Мы были, — отвечает он ей. Все остальные помалкивают, после чего принимаются вполголоса обсуждать возможные позиции в игре, а мы тем временем кучкуемся втроем и сочиняем теории заговора, объясняющие, почему нас выбрали. Черноволосую зовут Эстер, и оказывается, что она работает в Баттерси, хотя мы с Дэном в первый раз ее видим.

— Впрочем, я постоянно в разъездах, занимаюсь исследованиями, — говорит она, слегка вспыхнув, — или сижу в компьютерном центре.

— А чем занимаешься в компьютерном центре? — спрашивает Дэн.

— Ой, да всякой фигней, — отвечает она. — Кстати, а как называется игра? Мы хоть это-то знаем? Я что, прослушала, или нам забыли сказать?

— Да-а, в этом есть смысл, — замечает Дэн. — Вполне в духе «Попс».

— Может, название еще не придумали, — возражаю я.

— Очень похоже на лакросс, — говорит Эстер.

— Я тоже об этом подумала.

— Ты играешь?

— Нет, но моя бабушка играла. А ты?

— О да. — Эстер копается в сумке, извлекает оттуда две ленточки, собирает половину волос в хвостик на левом виске и завязывает. — В школе я была капитаном команды старшеклассников, хотите верьте, хотите нет.

Дэн хмурится:

— Значит, ты умеешь делать все эти штучки-дрючки?

— Нет, — смеется она. — Ну, только левой рукой.

— О! Я тоже левша, — говорит Дэн.

— Жаль, что нельзя обеими руками, как в лакроссе. — Эстер губами зажимает вторую ленточку и делает вид, будто «баюкает» ракетку для лакросса. Выглядит это так, словно она мелет перец в редкостно скользкой ручной мельнице. Потом она собирает и завязывает второй хвостик. — Вот ведь дерьмо какое. Да я просто сдохну бегать тут сломя голову. Ненавижу игры, где по правилам нельзя стоять на месте. Однажды я чуть не сдохла, когда играла в нетбол. — Мы смеемся. — Нет, серьезно. Меня повезли в больницу на «скорой помощи» и все такое. Впрочем, больницы мне вроде как нравятся — сама атмосфера, или что еще… О черт, я несу ахинею. Простите.

— Как это, интересно, можно сдохнуть от нетбола? — спрашивает Дэн.

— Да, хороший вопрос. Сама не понимаю. Я тогда обкурилась в умат — может, все из-за этого. Я в шестом классе училась, — добавляет она, будто это все объясняет. Потом смотрит на меня: — Спорим, ты в нетболе была бомбардиром.

— А? — говорю я. — С чего ты взяла?

— Судя по твоему виду, ты умная, но тихоня. Типа, хитрая. И при этом высокая. Наверняка и с расстояния метко кидаешь.

— Хорошо, тогда спорим, что ты была боковой нападающей, — говорю я.

— Потому что?..

— Они еще хитрее — им при нападении запрещены дальние броски. А еще им нельзя ступать в полукруг, что интересно, так как…

— Что это? — говорит Дэн. — Что за ерунда? Дао нетбола?

— Нет, а правда? — спрашивает меня Эстер. — Ты была бомбардиром?

— Да, почти всегда. А ты?

— Ага. Боковой нападающей.

— О'кей, у меня уже крыша едет от вас обеих, — заявляет Дэн.

— Не беспокойся, в нетболе всего лишь семь позиций, — говорю я.

— Пожалуйста, никакой теории вероятностей, — умоляет он.

Однако я могла бы это ему объяснить. В нетболе действительно всего семь позиций, и на одной из них — позиции бомбардира — Эстер вряд ли играла, хотя бы судя по тому, как описала ее. Таким образом, остаются шесть возможностей. Я исключила голкипера, потому что Эстер не хватает роста, а также центрального полузащитника, потому что ну не похожа она на центрального, не тот тип. Остаются четыре варианта. Я предположила, что она была нападающей: это дает всего две возможные позиции. Тогда шанс попасть в точку — пятьдесят на пятьдесят; точно такой же, кстати, как найти двух людей, родившихся в один день, в случайной компании из двадцати трех человек. Не из-за этого ли примера Дэн стал в свое время врагом теории вероятностей? Точно не помню, хотя как раз из-за таких вещей он заводится и принимается спорить. А может, его вывела из себя «проблема Монти-Холла» — большинство людей она просто бесит.

«Проблема Монти-Холла», популяризованная колумнисткой-математиком Мэрилин вос Савант, [25]заключается в следующем. Представьте, что вы участвуете в игровом телешоу и достигли последнего этапа, на котором вам показывают три совершенно одинаковые двери. За одной из дверей находится автомобиль. За двумя другими спрятано по козлу. Ведущий просит вас выбрать одну из дверей. Если за ней окажется автомобиль, он достанется вам. Если козел — вы не получите ничего, даже козла. Итак, вы наугад указываете на дверь. После этого ведущий устраивает целый спектакль и со всякими шутками-прибаутками открывает одну из не выбранных вами дверей; взглядам публики предстает козел. Все аплодируют. Конечно, ведущий знает, за какой дверью автомобиль, и теперь спрашивает вас, не хотите ли вы поменять свой выбор. За одной из оставшихся дверей — автомобиль, за другой — козел. Вы знаете это. Вы не знаете, что выбрали: автомобиль или козла. Вопрос таков: не лучше ли вам передумать и выбрать другую дверь?

Большинство людей, столкнувшись с такой дилеммой, остановятся на той двери, которую выбрали изначально. Они скажут, что и для той, и для другой двери вероятность обнаружить за ней автомобиль равна пятидесяти процентам, так что на самом деле без разницы, менять или не менять свой выбор. Но это неверно. На самом деле у вас больше шансов выиграть автомобиль, если вы решите выбрать другую дверь. Математика тут очень простая. Когда вы сделали первый выбор, вероятность угадать была 1/3, ошибиться — 2/3. Вероятность выбрать неверную дверь была больше. Теперь ведущий исключил одного из козлов. Учитывая, что изначально вы могли выбрать козла с вероятностью 2/3, есть смысл поменять выбор. Если вы так сделаете, ваши шансы выиграть автомобиль удвоятся. Не выиграть его вы можете только в том случае, если изначально выбрали правильную дверь. А так как вероятность этого равна 1/3, вам стоит передумать.