Стук в дверь. У меня перехватывает дыхание. Открывая, рассчитываю увидеть толпу народа (и Бена в том числе). Но за дверью только один человек. Хлои.

— Привет, — говорю я.

— Ты получила мое письмо?

— Да, — говорю я. А потом: — Я ждала тебя.

Она входит и садится.

— Ты знала, что это я?

Я улыбаюсь:

— Это же вроде ты всех одергиваешь, когда они болтают лишнее.

Она смеется:

— Да, это немного дико, что вся наша группа собралась здесь, при таких обстоятельствах. Надеюсь, все было не слишком очевидно. Может, ты просто очень наблюдательная. Наверняка — с твоим-то прошлым.

Я медленно моргаю.

— Ты знаешь о моем прошлом.

— Да.

На миг замолкаю; минорные нотки в голосе Хлои — словно воспоминание о пронзительной народной песне. Она тоже молчит. Будто ждет от меня дальнейших вопросов. А у меня их куча.

— Почему? — говорю я. — Кто ты такая? Что это за война? Я не…

Она кивает:

— Ты не понимаешь.

— Нет.

Я сижу на кровати, поджав под себя ноги. Хлои — на стуле. Она вздыхает, встает и идет к двери. Открывает, выглядывает наружу, потом закрывает и возвращается на место.

— Здесь не очень-то поговоришь, — замечает она. — Что тут в соседних комнатах?

— С той стороны кухня, — показываю я. — С той стороны только шкаф. Здесь вполне безопасно разговаривать. — Вдруг я вспоминаю, что в стенах провода. Паранойя, паранойя. И все же я встаю и включаю радио, достаточно громко. — Если тихо, все будет нормально.

С тех пор как Бен отыскал «Радио Сион», я радиоприемник не трогала. На миг мне становится не по себе: а вдруг этой станции не существует, и теперь мы услышим лишь статические разряды — но, включив его, я сразу слышу гитарный фидбэк, а потом женский голос. Слышу слова «Слитскэн» и «Лэйни». Идору, [110]думаю я.

Хлои мягко смеется.

— Я надеялась, что ты вот такая, — тихо говорит она. — Но мы просто не были уверены…

— Кто это «мы»? — спрашиваю я. — Вы — типа, анти-«попсовское» движение, об этом я догадалась. Но… Откуда вы знаете о моем прошлом? Зачем эти шифрованные записки?

— О'кей. — Хлои оглядывается, потом снова нервно полуприсаживается на стул. — Это было трудно. Мы очень хотели тебя завербовать, но не знали, как. Вплоть до вчерашнего дня ты была для нас вроде как загадкой.

Я все еще не врубаюсь.

— Для кого для «нас»?

— Сейчас скажу. Я… Для меня это все внове, ну, по крайней мере, такой метод действий. Я подозреваю, ты многому могла бы меня научить. — Она смотрит на щебечущее радио. — Это что-то вроде парадокса, типа тех задачек, что мы решали на прошлой неделе. Мы решили, что хотим тебя завербовать, чтобы ты нам помогла, но не были уверены, что ты реально захочешь к нам присоединиться. Мы не можем себе позволить скомпрометировать тайну того, чем занимаемся, поэтому никак не могли спросить тебя прямо. Но, не спросив тебя прямо, мы бы ни за что не выяснили, захочешь ли ты нам помочь. — Она снова смеется. — Ладно, что-то я заговорила, как шпион из триллера. Только вчера, узнав, что ты собираешься уйти из «Попс», я набралась смелости послать тебе столь очевидное письмо. Но даже сейчас, когда я собираюсь выложить тебе всю правду, я нервничаю. Я собираюсь признаться: «Вот кто мы такие и вот чего добиваемся! С нами ты или нет?» — но я боюсь, что ты кому-нибудь разболтаешь.

— Кому? — говорю я.

Она поднимает брови:

— Жоржу?

— Жоржу? — Я тереблю косичку, но это делу не поможет. Черт. — Откуда…

— Откуда мы знаем про тебя и Жоржа? — Она смотрит на свои руки, слегка в замешательстве. — Хм-м-м. Ладно. Он послал одному своему другу электронку насчет тебя. Написал: «Что мне делать, если я влюбился в креативщицу? Должен ли я ее уволить, прежде чем делать какие-то шаги?» Потом еще что-то вроде «Разузнай для меня кое-что про нее». И назвал твое имя. Довольно глупо проворачивать такие дела по электронке, если ты важная шишка — это я про Жоржа. — Она смотрит на меня. — А ты слегка сердцеедка, а?

Мне становится дурно.

— А Бен знает?

— Нет.

— Вы ему не расскажете?

— Нет. Но мы были… да и до сих пор… озабочены твоей близостью к совету директоров «Попс». Нам казалось, вербовать тебя напрямую слишком рискованно. Надо было выяснить, вправду ли ты — Юная Мисс Корпорация.

— Значит… — О черт. Теперь все встает на свои места. — Вы послали Бена за мной шпионить?

Она смеется:

— Нет, Алиса. Мы послали Эстер. Что бы у вас там с Беном ни было, это совершенно естественно. — Опять смех. — Ну, насчет «естественно» не уверена — Бена я знаю, — но это ваше личное. Никто к тебе его не подсылал.

— Но Эстер? — Я-то думала, Эстер мой друг.

— Эстер вообще-то отказалась подыгрывать. Сказала, что не хочет жертвовать вашей дружбой. Она никогда не выполняет инструкций. Последний ее бзик — что она больше не хочет лгать… Сама не знаю, что мне с ней делать. В общем, я так поняла, у вас был разговор, в котором она расписала, как сильно ненавидит директоров «Попс». После этого она отказалась продолжать игру. Но мы по-прежнему не знали, где ты находишься на карте «Попс». В смысле… О господи Иисусе. Судя по твоему досье, ты — образцовая служащая.

Я задумываюсь, потом киваю:

— Да. Судя по досье, я такая и есть.

Хлои улыбается и слегка качает головой. Я замечаю, что у нее по-прежнему те сережки с коричневыми перьями, которые кажутся чуть ли не частью ее прически. Вряд ли перья настоящие. Интересно, из чего они.

— Ты ни разу никак не взбунтовалась, — говорит Хлои.

— Да?

Вспоминаю, что было сегодня днем; шов, рвущийся под пальцами. Я смотрю на Хлои. Интересно, что видит она, глядя на меня. Неужели просто образцовую служащую?

— Единственным ободряющим знаком было то, что ты никому не сказала о шифровках, — говорит она.

Тут уж улыбаюсь я:

— Это были на редкость странные шифровки.

Хлои улыбается в ответ и отбрасывает волосы за уши.

— Извини, — говорит она. — Я в этом деле неопытна.

— Зачем ты послала ту, где спрашивалось, счастлива ли я? Я так и не поняла.

— Я хотела войти с тобой в контакт, но боялась скомпрометировать нашу группу… Отправив первое сообщение, я должна была продолжать, чтобы связь не угасла, но не знала, что сказать. Я решила послать этот вопрос и посмотреть, не скажешь ли ты кому. Ты не против, если я закурю?

— Валяй, — говорю я и тянусь за сумкой. Достаю табак, бумажки и скручиваю себе. — Хлои?

Она поднимает голову:

— Да?

— Я не только никому не сказала про записки, я их все до одной сожгла, как и ключи, которыми пользовалась при дешифровке. Было дело, я хранила одну тайну больше двадцати лет. Может, просто расскажешь, что происходит? Смотри, сколько всего ты про меня знаешь. Если захочешь, можешь рассказать Бену про Жоржа. Можешь всем про Жоржа рассказать. Эй! Я мухлюю с командировочными. Можешь и это добавить.

— Мы все мухлюем, — говорит она, выпуская дым в сторону. — И ты же уходишь из компании, так что тебе, наверное, плевать, узнает ли кто-нибудь…

— Я не ухожу от Бена.

— Да. — Она нахмуривается. — Видимо, да.

Мне будто снова одиннадцать. Я предлагаю ей секрет «я целовалась с Жоржем» в обмен на эквивалентный — на то, что она собирается рассказать мне. Однако подозреваю, что ее тайна куда значительнее моей — и в этом вся штука. Будь я на ее месте, рассказала бы? Да ни за что.

— Слушай, — говорю я. — Если не хочешь рассказывать — не надо. Но раз ты за этим пришла, может, стоит просто взять и все выложить. Я правда никому не скажу, даже если буду с вами несогласна. Разве что… О'кей, давай начистоту: если я решу, что то, что вы делаете, неправильно с моральной точки зрения — например, причиняет вред животным или детям, — тогда, наверное, я кому-нибудь расскажу. Но мне почему-то кажется, это не тот случай.

Она вздыхает: