Вдруг он так сжимает меня в объятиях, словно я сейчас сяду в поезд и уеду на войну.
— Бен? — говорю я, чуть отстранившись, чтобы взглянуть на него. — Что такое?
— Ничего. Я собираюсь… Нет. Просто… я буду скучать по тебе. Вот и все. — Он мрачнеет. — И я хотел…
— Что?
Он отводит взгляд.
— Это.Я хотел, чтобы это не кончалось.
— Это?..
— Господи боже, Алиса. У нас с тобой.
— Ну, а зачем ему кончаться? — говорю я.
— А ты захочешь продолжения? Даже когда уедешь и забудешь все это?
— В первые же выходные, как сам отсюда выберешься, буду ждать тебя в гости. Как тебе? Я даже ужин сготовлю.
Теперь глаза его сверкают.
— Как тебе? — улыбается он. — В ближайшие выходные я пошлю это захолустье к чертям собачьим, сяду на поезд и прикачу к тебе, что бы ни случилось. Симпатично?
— Очаровательно, — говорю я.
— Прекрасно.
Машину Эстер водит диковато. Будто для нее это непрерывное сафари. Однако гонит не быстрее тридцати пяти в час, что хорошо, поскольку она, похоже, никогда не смотрит на дорогу.
— Зайчик-побегайчик, — говорит она; мы едем по вересковой пустоши. — О, смотрите — косматая корова! Зловещий лес. Ведьмин домик…
Вскоре я подхватываю игру.
— Маленькая паровая железная дорога, — говорю я, будто мы отмечаем галочками пункты списка. — О! Еще коровы. Правда, эти какие-то несчастные…
Когда мы подъезжаем к Тотнесу, Бен восклицает:
— Эстер, земляне!
— Заткнись, Бен, — говорит она.
На въезде в город я мельком вижу замок, круглый и серый — потом мы сворачиваем и вкатываем на полупустую автостоянку. Мне ужасно охота узнать, как все это выглядит с воздуха. Может, пока я здесь, найду открытку.
Эстер объясняет планировку Тотнеса.
— Это, по сути, одна длинная дорога на холме, — говорит она. — На вершине городка больше интересных магазинов, но лучшая лавка здоровой пищи — у подножия. Э-э…
— А музей тут есть? — спрашиваю я. Такая уж у меня курьезная привычка. Приехав в новое место, я просто обязана сходить в музей.
— Да, — отвечает Эстер. — На вершине. Ну, где-то три четверти дороги наверх.
Мы паркуемся и выходим из машины.
— Ну, и?.. — говорит Бен. — Я лично топаю в ту замечательную лавку здоровой пищи, а потом отправляюсь искать какие-нибудь веганские парусиновые туфли. Алиса?
— Не улыбается мне спускаться с такого здоровенного холма, а потом подниматься обратно. — Я пожимаю плечами. — Лучше тут поброжу или загляну в музей. Может, разбежимся и срастемся к ланчу?
— Точно, — кивает Бен. — Может, послать тебе эсэмэску, когда закончу?
— У меня нет мобильника, — говорю я.
— Как ты так живешь? — удивляется Эстер.
Я еще раз пожимаю плечами:
— Я их не люблю.
— А у тебя, Эстер, какие планы? — спрашивает Бен.
— Я встречаюсь с Хлои у подножия, — отвечает она, слегка нахмурившись. — У нас с ней ланч.
— Может, просто встретимся где-нибудь тут, наверху? — говорю я Бену.
— Да, о'кей, — говорит он. — Скажем… в час у музея?
— Клево, — говорю я.
Я поднимаюсь к главной улице, миную два паба и киоск, торгующий рыбой с жареной картошкой. Перехожу дорогу и словно оказываюсь в другом измерении. О таких местах я читала в книжках. Улочка крохотная, по обеим сторонам толпятся ветхие на вид домики. Миную лавку, где продаются индийская одежда и трубчатые колокольчики, магазин здоровой пищи, лавку товаров из органического хлопка (с чудесным, мягким на вид коричневым одеялом в витрине), «Оксфем», одежный салон «Фэйртрейд». Останавливаюсь возле сэконд-хенда, торгующего музыкой и книгами, захожу. Мне нужно спросить, как дойти до музея, плюс в подобные лавчонки меня как магнитом тянет. С острой болью вспоминаю, как дедушка постоянно останавливался у таких магазинчиков, заходил и искал старые травники или оккультные книги, всякий раз надеясь увидеть репродукцию картинки или какую-то цитату из «Манускрипта Войнича». Сам сэконд-хенд большой и просторный, хотя почти все в нем бурое и пыльное. Старые кассеты, барабаны, тамбурины, грампластинки, комиксы, книжки, «ловушки для снов», маракасы. Женщина, с виду азиатка, что-то горячо объясняет темноволосой девушке, играющей чарующую мелодию на красной акустической гитаре. Потом женщина смеется, и девушка тоже. Я хожу по залу, рассматривая старые книги, вспоминая, как однажды в такой вот лавчонке купила трехтомный «Синтетический репертуар». За него просили только пятерку, но я заставила продавца принять двадцать фунтов. Лавчонка была связана с благотворительностью, и я не могла их так внаглую грабить. На самом деле репертуар стоил больше сотни.
Спросив, где музей (за углом и вниз по склону), я ухожу. Посылка в сумке стучит мне в бок: открой меня, открой меня.Но я не могу ее открыть, пока не присяду в каком-нибудь относительно уединенном месте. Может, в тихом кафе? Шагаю дальше. Нормальный с виду магазин товаров для пешего туризма и фотоателье приютились между лавкой «этичной» обуви, маленьким «органическим» супермаркетом и огромной, раздувшейся от важности кофейней — ее фасад занимает весь огромный угол здания. Это место мне не нравится, но тут я вижу знак, указывающий на маленький переулок. Стрелка и одно слово: «Кафе».
Я чуть не прохожу мимо двери. Такая крохотная. Внутри деревянный пол и несколько столиков, симпатичные растения в горшках и пианино в дальнем правом углу. Тут почти никого нет, так что я занимаю столик в самом конце зала. Чего бы заказать? Несколько последних дней я ела веганскую пищу и ощущаю настоятельную потребность продолжать эксперимент. Не наскучит ли? Не зачахну ли? Только время покажет. Заказываю черный кофе и тост из зерновой пшеницы, с мармеладом, без масла. Потом достаю из сумки посылку.
Белый пухлый конверт, запечатанный прозрачным «селлотейпом». Мое имя чернильными заглавными буквами. Тот, кто это отправил, хитроумно — или случайно — заклеил надпись пленкой. Когда я ее отдираю, синие буквы тут же исчезают. По крайней мере, я знаю: никто посылку не вскрывал. Отлепив клапан, я достаю содержимое. Маленькая книжка, я узнала бы ее даже во сне. Я роняю ее на стол, руки мои трясутся. Это «Женщина на обрыве времени», издание «Уименз Пресс» 1979 года. То же самое, что хранится у меня дома, то, которое мама оставила мне много лет назад. Разумеется, это не мой экземпляр: внутри нет дарственной надписи. Зато есть листок, аккуратно сложенный вдвое.
Кто-то подходит к моему столику и вертит головой — куда бы поставить мои кофе и тост. Я отодвигаю сумку с книжкой и невнятно бормочу слова благодарности. Руки трясутся по-прежнему. Может, рискнуть, покурить? Половину сигареты. Пожалуй, позже.
— А здесь можно курить? — спрашиваю я парня, когда он уже собирается уйти.
— Да, конечно. Я принесу вам пепельницу.
Я больше не голодна, но все равно быстро съедаю тост — зачем ему пропадать. Кофе крепкий, обжигает рот; я делаю еще три судорожных глотка, вытираю руки бумажной салфеткой и беру со стола книжку. Рядом появляется маленькая самодельная пепельница. Я скручиваю тонкую сигарету, прикуриваю и для пробы кашляю. Вроде ничего — вот только крышу чуть не снесло от внезапного прилива химикатов и никотина. Комната расплывается, потом снова собирается в фокус. Книжка. Открываю и достаю лист бумаги.
Тут, по крайней мере, я нахожу то, чего и ждала. Ряд чисел:
263, 18; 343, 9; 363, 97; 363, 98; 325, 27; 106, 120; 300, 52; 20, 7; 71, 40; 92, 18; 151, 60; 258, 6; 71, 40; 58, 38; 104, 5; 34, 143; 342, 18; 342, 19; 342,20.
Достаю записную книжку с карандашом и открываю 263-ю страницу. Восемнадцатое слово — «не». В смысле, «не»? Я уже листаю было на страницу 343, как вдруг дверца кафе грохает, и внутрь вваливается кучка «попсовцев»: Грейс, Киеран, Фрэнк, Джеймс и Вайолет. Черт. Быстро, пока они меня не заметили, сую книжку и листок бумаги в сумку и принимаюсь рисовать в записной книжке закорючки, будто всю дорогу только тем и занималась.