Я, может быть, и простила бы Дага, только вот я до сих пор не рада тому, что буду участвовать в передаче. А вот Даг в восторге, как ребенок в предчувствии Рождества. Никак не может дождаться. Двадцать минут утром он рассуждал о том, стоит ли ему надевать галстук или лучше выглядеть менее официально. И в конце концов он решил, что надо пойти и купить что-нибудь новенькое. Хотелось бы, чтобы новая одежда смогла поправить и мое самочувствие.

Я наклонила голову набок. Джейн сидит рядом со мной, и нам делают педикюр. Стулья – это огромные белые реактивные кресла, укомплектованные массажным и вибрирующим режимами. Ноги наши погружены в ванночки с бурлящей горячей водой. Глаза Джейн закрыты. Если бы она от удовольствия время от времени не вздыхала, я бы подумала, что она спит.

– Правда, я делаю огромную ошибку, согласившись пойти на передачу?

– Угу, – Джейн ответила, даже не открыв глаз.

– Большое спасибо. И что мне делать? Ты же слышала Дага. Он просто счастлив. Он счастлив, словно на пороге его дома появился ведущий розыгрыша призов Эд МакМахон с огромной коробкой подарков.

– Угу.

– Ты меня слушаешь вообще?

– Угу.

– Скажи еще что-нибудь.

– Еще что-нибудь.

– Вот в такие моменты я задаю себе вопрос: почему считаю Джейн своей лучшей подругой?

– Я серьезно, ты и правда думаешь, что это плохо? Джейн театрально вздохнула, словно я прошу ее отдать свою жизнь на благо страны, села поудобнее, открыла глаза и внимательно посмотрела на меня.

– Ты ждешь, чтобы я тебя успокоила, или хочешь, чтобы я сказала правду? – Я задумалась на секунду.

– Правду.

– Я думаю, что участие в передаче – ошибка. Ты не телепат. Каждый раз, когда ты публично заявляешь о своих несуществующих способностях, ты навлекаешь на себя плохую карму, или неудачу, или назови это как угодно. – Воображение рисует, как моя удача течет сквозь пальцы, словно песок в песочных часах. Когда-нибудь, когда мне на голову свалится пианино, я еще пожалею, что так расточительно истратила всю свою положительную карму. – Но скажу тебе больше: то, что ты будешь лгать огромному количеству людей, ничто по сравнению с тем фактом, что ты продолжаешь лгать Дагу.

– Ты что же, думаешь, что теперь я могу признаться, что выдумала всю историю с телепатией? Ведь ему это так нравится. Он налево и направо рассказывает, что сама судьба свела нас снова. Он вернулся, когда услышал меня по радио.

– Ты хочешь быть с человеком, который любит тебя за то, чего ты на самом деле не умеешь?

– Нет. – Я любуюсь ногтями, покрытыми лаком. Я выбрала цвет «свадебный розовый». Будет здорово смотреться с моим платьем. – Не думаю, что Даг любит меня только за то, что я телепат.

– И я не верю в это. Но если это так, то почему же не сказать ему правду? Зачем вступать в совместную жизнь, неся за плечами бремя обмана?

– Наверное, я скажу ему… когда-нибудь. Просто я не уверена, что сейчас подходящее время.

– У тебя есть время до того, как вы появитесь перед камерами и станете рассказывать об этом. Как только он это сделает, ты уже никогда не сможешь признаться ему. Тебе придется лгать весь остаток жизни. Когда вы будете ждать малыша, он заставит тебя предсказать, мальчик родится или девочка.

– Ну если быть оптимистом, то здесь мои шансы составляют 50 на 50.

– Это твоя жизнь. Делай то, что считаешь правильным. – Джейн снова закрыла глаза. Она достигла нового уровня релаксации, который возможен, только если вы мать двоих маленьких детей и вам удалось сбежать из дому на все выходные – она засыпает даже сидя в кресле дантиста. Джейн утверждает, что это просто божественно – сидеть, когда никто не висит у тебя на руках. Если она засыпает, пока ей сверлят зубы, то нет ничего удивительно в том, что она способна отключиться и здесь.

Я беспокойно ерзаю в кресле. Кажется, я поступаю как лучше. Я уже было открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут заходят мастера педикюра. Вообще все специалисты спа-салонов немного похожи на священников. Во время процедур можно говорить что угодно, как на исповеди. Они никому не расскажут. Это место – настоящее эмоциональное убежище, ну или должно таким быть. Я уже почти решилась спросить, что они думают по поводу предсказаний (неплохо узнать мнение народа), но потом посчитала, что не стоит все же отвлекать их от главного занятия – работы с моими ногами.

Конечно, лучше было бы, если бы я рассказала все Дагу и мы с ним весело посмеялись бы над всей этой историей. Но жизнь обычно не настолько хороша, как хотелось бы. Джейн все время мне твердит, что пора считать жизнь воплощением моей розовой мечты. У многих женщин есть секреты от мужей, например сколько они тратят на шмотки, или как их морщины выглядят при ярком освещении, или как их предыдущий любовник вел себя в постели. Эта история запросто может стать моей маленькой тайной, о которой Дагу вовсе необязательно знать. Мы пойдем на передачу, но я заставлю Дага пообещать, что это первый и последний раз. Скажу, что видела знак, запрещающий далее использовать сверхъестественные возможности. И эта история будет одной из тех, о которых мы с ним будем вспоминать в старости, говоря: «А помнишь…» Мы будет смеяться над ней, сидя вдвоем у камина и потягивая горячий чай. Надо просто рассматривать эту передачу как последнее препятствие перед помолвкой, свадьбой и долгой и счастливой совместной жизнью. Уже столько всего произошло: ну что еще может случиться?

Телевизионная студия расположена на самом верхнем этаже здания, что высится в самом центре острова Виктория. Заходя в вестибюль, сразу же обращаешь внимание, что вместо задней стенки окно – от пола до потолка. Из него открывается вид на гавань. Вдали видно художников, разложивших вдоль аллеи лотки: они предлагают картины, безделушки ручной работы и самодельную керамику. На улице, как всегда, полно жонглеров, танцоров, гитаристов, скрипачей-клоунов. Терпеть не могу клоунов! Есть даже специальное слово: коулрофобия – патологическая боязнь клоунов. За нее я благодарна своей бабушке. На мой шестой день рождения она решила пригласить клоуна. Этот парень так испугал меня, что на всех фотографиях того дня я рыдаю. Не думаю, что моя боязнь беспричинна. Не стоит доверять людям в мешковатой одежде и с разукрашенным лицом. Что они скрывают под масками? А еще этот странный фокус, когда из длиннющего шарика пытаются сотворить зверюшку. Что можно сказать о людях, которые так много времени проводят, выделывая всякие штуковины из латекса? Наверняка они постоянно тренируются. Одного этого отвратительного скрипучего звука, который получается, когда они сооружают деформированных животных из шариков, достаточно, чтобы заставить меня нервничать. Стараюсь не принимать клоунов за окном как плохой знак.

Я осторожно рассматриваю окна, а Даг прохаживается по вестибюлю. Он постоянно разглядывает в зеркало свои зубы: вдруг вражеский кусочек шпината пробрался по его отутюженным льняным брючкам, поднялся по мягкой голубой хлопковой рубашке и застрял между белоснежными зубами. По-моему, у него на этот счет настоящая паранойя. Я же переживаю только о том, чтобы не выставить себя на всеобщее посмешище. Да, иногда нам так трудно договориться.

Нас провели в комнату, где гримеры наложили мне на лицо еще слой косметики и прошлись губкой с маскирующим кремом по лицу Дага. Он похож на Джорджа Гамильтона, загорелый и отутюженный.

– Как ты думаешь, они посадят меня правой стороной к камере?

– Что?

– Надеюсь, что буду сидеть правой стороной к камере. Кажется, с этой стороны я выгляжу лучше, верно? – Даг повернулся ко мне сначала одним боком, потом другим. Полагаю, чтобы я оценила, с какой стороны его профиль лучше. – Ну как?